Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 97



Полученная в результате организации столь теплой встречи передышка позволила ему обратить внимание в сторону моря, откуда уже не менее получаса доносился гул работы десятков тяжелых орудий, что были способны в считанные минуты смешать с землей все выстроенные под его чутким руководством укрепления. Вот только Виктор Христианович знал свое дело туго и надежно приковывал внимание вражеского флота к своим силам, за что Иван был ему искренне благодарен. Все же оказаться под градом крупнокалиберных снарядов, которые на флоте считались средним калибром, он не желал абсолютно.

Получившие же пощечину и очухавшиеся итальянцы вернулись спустя всего полчаса. Причем пехота вернулась не одна, а в компании с дюжиной горных пушек, что, открыто расположившись километрах в полутора от их линии обороны, принялись методично посылать на головы защитников Асэба один снаряд за другим. К своему несчастью вражеские артиллеристы знать не знали, что имелось в закромах обороняющейся стороны и потому изрядно растерялись, когда среди их орудий поднялся фонтан из песка с камнями от накрывшего одну из батарей 120-мм фугасного снаряда. Взятые трофеями еще у японцев тяжелые 120-мм осадные пушки, наконец, смогли показать себя во всей красе. По два таких орудия оказались размещены с северной и западной сторон города, и теперь одна из этих пар показывала свое превосходство над орудиями итальянских горных батарей. Вести контрбатарейную борьбу против столь тяжелых аргументов итальянские артиллеристы посчитали слишком глупым занятием и постарались как можно быстрее покинуть свои позиции, но вывести они смогли лишь пять орудий. Остальные же оказались, либо разбиты, либо брошены своими расчетами на растерзание врагу. Уж слишком большой деморализующий эффект оказывали тяжелые фугасные снаряды рвущиеся в каких-то десятках метров от тебя или разносящие в клочья соседнее орудие вместе со всем расчетом.

И пусть до первой мировой войны было еще 18 лет, солдаты 1-го африканского полка уже сейчас на собственной шкуре смогли прочувствовать хотя бы часть ее ужасов. Еще трижды командиры бросали в бой своих людей в попытке прорвать оборону абиссинцев. Но каждый раз несшие непомерно большие потери пехотные цепи рассыпались под градом пуль, и уцелевшие солдаты поворачивали назад, стремясь как можно быстрее отбежать подальше от верной смерти, границы которой обозначали тела их менее удачливых предшественников, густо устлавших собой подходы к окопам защитников города.

Лишь пятая по счету попытка штурма, в которую пустили остатки всех трех батальонов под прикрытием вернувшейся на поле боя артиллерии, увенчалась относительным успехом. Успехом — потому что итальянцы все таки смогли достичь окопов, в которых засели абиссинцы. Относительным — потому что достигли их только солдаты прореженной третьей и четвертой цепей, которых на подходе встретили вылетевшие из висевшей над полем боя дымовой завесы, словно черти из табакерки, абиссинцы. Встречный штыковой бой и последующая всеобщая рубка стала последним этапом сухопутной части операции по возвращению контроля над Асэбом. Из всего 1-го полка отступить от города смогли чуть более двух с половиной сотен солдат и офицеров, да еще с сотню набралось из состава 8-й и 11-й горных батарей, вывезших на двоих всего два уцелевших орудия. Остальные же навсегда остались лежать в эритрейской земле, поскольку разгоряченные боем и потерями абиссинцы пленных не брали. Однако и защитникам города этот бой дался нелегко. Только погибших набралось 183 человека, да еще под три сотни оказались ранены, и далеко не всех из них представлялось возможным спасти даже с учетом помощи врачей с русских кораблей, к которым можно было бы обратиться за содействием лишь после ухода итальянского флота. Сам же Иван оказался больше в роли статиста. Все его действия сводились лишь к тому, чтобы отдавать команды на открытие и прекращение огня. Даже в штыковую атаку переломившую хребет итальянского соединения местные пошли по приказу своих командиров, а не непонятного русского, который даже не умел держать в руках, ни меч, ни саблю, ни винтовку.

Узнав к вечеру о фиаско пехотного полка, вице-адмирал Каневаро, честно признаваясь себе, осознавал, что с превеликим удовольствием ушел бы от этого трижды проклятого порта этой же ночью. Но за столь короткое время уцелевшая пехота никак не успевала вернуться к месту высадки и погрузиться обратно на войсковой транспорт. Оставалось ждать наступления нового дня, да молиться, чтобы у противника все же закончились самоходные мины, каждую ночь сокращавшие силы его эскадры на один вымпел.



Вот только сбыться надеждам и чаяниям командующего итальянской эскадры было не суждено. Снятых с итальянских кораблей самоходных мин хватило бы еще на три полноценных ночных рейда оставшейся пары катеров. К тому же, в связи со значительным сокращением количества потенциальных целей, риск повреждения одного из крупных кораблей эскадры многократно возрастал, потому на якорь было решено встать поближе к берегу, создав сторожевую завесу из всех имевшихся в наличии шлюпок и катеров. Плохо, что плавсредств имелось катастрофически мало для предполагаемого охранного периметра. В результате, расстояние между шлюпками достигало двух-трех сотен метров и никак не связанные друг с другом они вдобавок расплылись за ночь, предоставив катерникам возможность безнаказанно осуществить очередной налет.

Если можно так сказать, этой ночью удача изменила итальянской эскадре. Обе выпущенных мины нашли свои цели, и одной из них стал старичок "Аффондаторе". Построенный на тех же принципах, что и некогда находившаяся под командой Иениша "Русалка", он отличался лишь вдвое большими размерами, да несколько более высоким бортом. Живучесть же корабля при получении подводной пробоины была столь же низкой что и у русской броненосной лодки. Единственное, что удалось сделать команде — подвести быстро садящийся в воду корабль как можно ближе к берегу. К утру же все желающие могли наблюдать за торчащими над водой мачтами, трубами и надстройками под завязку забитые моряками.

Вторая мина поразила "Каио Дуилио" в пострадавшую днем носовую оконечность, отчего броненосец еще сильнее сел носом и получил заметный крен на левый борт. Тонуть он все же не собирался, но и двигаться теперь приходилось со скоростью не более 5 узлов.