Страница 97 из 97
Эпилог
Прошедший 1897-й и едва успевший начаться 1898-й оказались столь же богаты на события, как и все предыдущие года уходящего века. Однако вряд ли кто-нибудь смог бы перечислить хотя бы все новости, что нашли отражение на страницах мировых газет. Ну разве что наиболее громкие, сулившие внести небывалые изменения в жизнь всего мира. Такая, к примеру, как более чем странная Греко-Турецкая война, закончившаяся плачевно для древней Эллады, чья банковская система, вслед за османской, попала под полное внешнее управление мировых держав. Утешением для греков здесь могло быть разве что решение критского вопроса, да и то в конечном итоге оно не устроило, ни Османскую империю, ни Греческое королевство. Или же занятие русскими Порт-Артура вместе со всем Ляодунским полуостровом, отчего английские газеты до сих пор исходили желчью, уже сейчас подливая масла в огонь будущего противостояния на Дальнем Востоке. Но куда большей неожиданностью для многих стала передача Российской империей трех эскадренных броненосцев Испании в обмен на самый западный из состава Филиппинских островов — Балабак, а также все Ладронские острова, включая крупнейший из них — Гуам. В этом не было бы ничего особо интересного, ведь те же англичане строили испанцам целую серию броненосных крейсеров, для чего сами же и модернизировали одну из испанских верфей, если бы не состояние нахождения одной из старейших империй Европы на пороге войны с молодыми, но дерзкими и активно ищущими место под солнцем САСШ. Вот уж где сейчас действительно скрипели зубами, так это в Белом доме. Получить дозволение на войну от Англии, подготовить революционные массы на Кубе и Филиппинах, создать правильное общественное мнение у себя в стране, выстроить добротный флот, в конце концов, и даже подготовить многочисленные политические претензии. Сколько всего было сделано, дабы с вероятностью в 100% показать мировым державам, что в их составе скоро станет на одного игрока больше! И все эти приготовления внезапно столкнулись с непробиваемым во многих смыслах этого слова фактом появления у намеченной в заклание дряхлой жертвы трех современных эскадренных броненосцев. И ведь спустить пар, дабы остановить запущенную военную машину, уже было слишком поздно. Все, кому следовало, прекрасно поняли намерения заокеанских кузенов англичан, и теперь от дальнейшего шага американцев зависело то, как их в ближайшие годы, а то и десятилетия, будут воспринимать на мировой политической арене. Лишь еще более громкая новость, нежели подвижки кораблей Российского Императорского Флота давали правительству САСШ надежду на все таки удачное завершение столь долго подготавливаемой ими войны — в ближайшее время русским совершенно точно было не до них. А как могло быть иначе, если звезда невероятно ярко вспыхнувшего напоследок императора Александра III потухла во взрыве бомбы очередного революционера?
На фоне таких новостей прочие смотрелись откровенно блекло, а уж сообщение о внезапной смерти отставного лейтенанта Российского Императорского Флота и владельца "Первого русского завода газовых и керосиновых двигателей", господина Яковлева, Евгения Александровича и вовсе затерялось среди десятков тысяч опубликованных некрологов. Но именно его смерть не просто заинтересовала, а несказанно встревожила одного полковника Отдельного корпуса жандармов, бывшего последним из живущих, кто знал, какая связь была между павшим, подобно своему отцу, жертвой бомбиста императором и отставным лейтенантом. Двигатель, странный двигатель, от одного вида которого в свое время Яковлев пришел в неописуемый восторг, с не менее странного катера, скрытно сожженного дотла по приказу самого императора. И теперь этот двигатель исчез. Испарился. Будто его никогда и не существовало. А подобное на совпадение никак тянуть не могло. Потому, жужжащая, свистящая и гремящая, как работающий на износ двигатель, машина политического сыска, всеми своими силами разматывающая клубок связей террористов устроивших покушение на императора, получила дополнительную информацию для размышлений.
Но то, что заботило полковника жандармов в далеком Санкт-Петербурге, было вообще неведомо коммерческому агенту САСШ только прибывшему во Владивосток. Являясь первым афроамериканцем получившим образование в Гарвардском университете, Ричард Гринер появился в России в весьма непростой период, когда отношения двух, вроде бы не воюющих стран, отпустились до той красной черты, пересекать которую было смерти подобно. Сперва взвыли охотники на морских зверей, ходивших за добычей к русским берегам. Не менее трех с половиной десятков шхун оказались реквизированы, либо пропали в море при невыясненных обстоятельствах всего за три года. Потом оказался не просто разгромлен, а захвачен почти весь китобойный флот, промышлявший здесь же. Десять новейших паровых судов-китобоев оказались арестованы моряками свалившегося, как снег на голову, "Добровольного охранного флота", а после реквизированы русским правительством и проданы с аукциона русским же китобоям. Следом пришел черед немногих оставшихся контрабандистов, чьи потери хоть и были значительно меньшими, все равно принесли убытки весьма влиятельным людям. И как вишенка на торте — с единственной в САСШ фабрики по обработке меха морских котов была украдена вся технология выделки столь ценных шкур, так что в прошедшем году ни одна шкурка не добралась не только до САСШ, но и до Лондона, где располагалась меховая биржа, долгие десятилетия считавшаяся монополистом по установке цен и выкупу шкур морских котов. Ныне же Шанхай и Владивосток превратились в единственных поставщиков меховых изделий для европейских и американских модниц. И поделать с этим что-либо оказалось невозможно. Ни оружие в крепких руках отчаянных зверобоев, ни пачки денег передаваемых чиновникам разной руки, не смогли повлиять на складывающуюся ситуацию. Слишком уж большая сила, что в военном, что в административном, плане стояла за новыми хозяевами русского Дальнего Востока, кои, похоже, решили для себя извести под корень всех возможных конкурентов. И лишь редким счастливчикам с их стороны поступали предложения о взаимовыгодном партнерстве.
Именно для начала исправления столь удручающего положения Ричард и был направлен в эти непростые земли, но догнавшие его уже в дороге известия сильно поколебали его уверенность в возможности претворения в жизнь намеченных планов.