Страница 73 из 78
— Кнопка, я, блин, соскучился! — от плиты меня утаскивают так стремительно, что я в один миг забываю вертящиеся на языке сентенции в адрес своего фальшивого жениха и проблемного соседа. Как послушная кукла, усаживаюсь на мужские колени и утыкаюсь носом в Ванькин висок. Позволяя его пальцам пробраться под мой свободный свитшот серого цвета с розовыми вставками по бокам и вытворять там все, что их хозяину заблагорассудится.
— А я мысленно уже развесила твои кишки на люстре. Сорян, — огрызаюсь больше из вредности и для профилактики, на самом деле простив Филатову и километры измотанных нервов, и дорожки пролитых из-за его персоны слез.
— Але-е-ена!
— Что? — я стойко игнорирую сквозящий в Ванькином бархатистом голосе укор и упорно не поддаюсь фирменному Филатовскому очарованию, сражающему наповал всех представительниц прекрасного пола от шестнадцати и до сорока пяти в радиусе километра. Щелкаю но носу сопящего соседа и вкладываю в клятвенное обещание максимум серьезности. — Я это всенепременно сделаю, если Ирэн, Надин или подобная зараза еще раз принесет твой телефон и назовет меня твоей сестрой. Понял?
И вместо того чтобы заверить меня в том, что нелепая случайность никогда больше не повторится, этот недобитый неандерталец не находит ничего лучше, чем обхватить мой затылок ладонью и закрыть мне рот диким выматывающим поцелуем. От которого воспламеняется каждая клетка, в далекие берега уплывает здравый смысл, а мозги превращаются в жидкий кисель.
И вот я уже сама зарываюсь пальцами в Ванькину волнистую шевелюру и отчаянно прикусываю его нижнюю губу, вымещая на Филатове скопившиеся злость и обиду. Не больно царапаю ногтями его шею и плечи и не могу сдержать хриплых гортанных стонов, вырывающихся из грудной клетки. И я вряд ли смогу остановиться, даже если сейчас на нас упадет метеорит или проломит потолок рояль от соседей сверху. Правда, к сухому покашливанию и едкому сарказму от Александра я оказываюсь не готова.
— Нет, вы не стесняйтесь. Если что, могу посоветовать неплохой мотель в двух кварталах отсюда.
— Волк, кайфолом! — Иван нехотя прерывает наш с ним поцелуй и раздраженно рычит на друга, приобретая сходство с разбуженным посреди зимней спячки медведем. Очень не выспавшимся и очень недовольным медведем.
И только порция сочного оливье и внушительных размеров бутерброд помогают немного поднять настроение моему гризли, наотрез отказывающемуся разжимать стальные объятья, сомкнувшиеся вокруг моей талии. Впрочем, я не очень-то сопротивляюсь, наверстывая упущенное и попеременно скользя подушечками пальцев то по небритым скулам, то по волевому подбородку, то по приковывающим мое внимание обветренным губам.
— Тот вечер вообще не задался, — покончив со второй чашкой чая, Филатов наклоняется ко мне и едва различимо шепчет на ухо, задевая мочку своей трехдневной щетиной. — Сначала Захар обрадовал, что влез в масштабные долги и связался не с той компанией. Потом классуху пришлось в больницу везти, потому что у нее дочку забрали на скорой. А на обратном пути какой-то урод ослепил дальним светом, и я на всем ходу чуть не влетел в отбойник.
От брошенных с небрежной беспечностью фраз холодный пот струится вдоль позвоночника, а поздний ужин настойчиво просится наружу. И я невольно переоцениваю иерархию ценностей, впиваясь ногтями в Ванькины предплечья и стараясь избавиться от калейдоскопа ужасающих картинок.
Только сейчас я понимаю все грани моей острой всепоглощающей потребности в колком, упрямом и надежном, как гранитная скала, Филатове. И только сейчас, пройдясь по грани ужасной потери, я могу с твердостью заявить, что он нужен мне именно таким. Со сбитыми и чуть припухшими после драки костяшками. С неглубокой поверхностной ссадиной на левой щеке. С пятнышками запекшейся крови на рукавах толстовки. И с неугасимым огнем, освещающим родные орехово-карие глаза.