На грани фола

— Конечно. Должен же я всем официально представить свою пиздатую девушку.

Глава 50

Тори

Мы с Арсением не в первый раз выходим куда-то вместе. Мы знакомы с родителями друг друга, а про то, что мы вроде как встречаемся, после демонстративного поцелуя на игре знают, наверное, все. Конечно, когда прошел слух, что Громов уезжает в Европу, некоторые в универе (Карина в первых рядах) стали бросать на меня взгляды с мстительной жалостью, как бы намекая, что я ничем не отличаюсь от других, которые были у Громова на одну ночь, и уже получила отставку. Но я теперь знаю лучше — Арсений мой. Приехал ко мне на выходные. Предложил полететь с ним в Черногорию. Хочет меня постоянно. Любит. Фантастика, короче.

И все же, сейчас я как-то по-особенному волнуюсь. Наверное, потому, что мы с Громовым впервые идем как пара в его компанию. Там будет Быков и Платонов — ни с одним из них у меня отношения особо не сложились. И я не питаю иллюзий, что сложатся, хотя знаю, что ради Арсения я очень постараюсь по крайней мере не дерзить им в ответ на провокации.

Пока такси сквозь бесконечные пробки неспешно ползет к бару, а Арсений задумчиво перебирает мои пальцы, я с тоской предвкушаю вечер, насыщенный язвительными подколами Руслана и молчаливой агрессией Быка. В итоге по прибытию в клуб почти это и получаю. С той лишь разницей, что первый шутит почти по-дружески, а второй тупо делает вид, что меня нет.

— Кто бы мог подумать, что одна сладкая палочка «Твикс» отобьется от своей пары и отхватит кусок от нашего сурового мужского пирога, — беззлобно подтрунивает над нами Платонов, напоминая о самой первой стычке, когда Громов вынудил меня согласиться ему прислуживать. Правда, тогда «гениальная» ремарка про «Твикс» в отношении меня и Вени вылетела изо рта Быкова.

— Завали, — в тон ему отвечает Арсений, шутливо толкая Руслана, но уже через секунду они вместе смеются.

— Бля, Гром, без тебя тоска. Может, ну его на хрен этот европейский баскетбол? Чем тебе Артурович не топ-тренер? — продолжает упражняться в остроумии Рус. — Будем поднимать отечественный баскет с колен. И девочки наши, — он стреляет в меня глазами, — явно привлекательнее будут.

— На тебя оставляю отечественный баскет, подниматель. А Вика со мной поедет.

— Куда с тобой? — впервые за вечер агрессивно вставляет Быков, который все время до этого тупо глушил из стакана пиво, и переводит замутненный алкоголем рыбий взгляд прямо на меня. Мне от его внимания неуютно. Не держал бы Арсений меня за коленку под столом, я бы инстинктивно отодвинулась подальше, потому что внезапно стола между мной и его другом оказывается мало.

— В Черногорию, — просто говорит Арсений, болтая в своем стакане виски.

— Мы еще не решили, — напоминаю я тихо.

— А что тут решать, Булочка? — он быстро целует меня в нос, заставляя мое глупое сердце частить. — Идеальный же план. Виза в Черногорию не нужна. Паспорт у тебя есть. С твоими родителями я поговорю. К курантам вернемся.

— Вот так план, всем планам планам, — присвистнув, потрясено вставляет Платонов, будто впервые осознав масштаб произошедших в Арсении перемен. — Че курите, ребятки?

— Сука, Рус, юмор у тебя на уровне пятиклашки, — ржет Арсений.

— С тебя пример беру, ты же... — скалится Платонов, но внезапно осекается, зависая взглядом на двери.

Проследив за ним, я вижу у входа в бар Лику в компании девчонок с параллельного потока. И не только я. Наливающийся кровью взгляд Быкова тоже не отрывается от застывшей фигуры бывшей девушки.

Про то, что они теперь бывшие, мне сказал, конечно, Веня. Как-то вечером мы с ним сидели за учебниками, и он признался, что поддержал Лику в решении свалить от Быка, когда узнал, что тот поднимает на нее руку. Я вот даже не удивилась. Вспомнила, как он меня хватал… Ну, в общем, паттерн поведения вполне понятен. Если бы не Арсений, я бы с ним за один стол ни за что не села. Но я знаю, как он относится к дружбе, и мне не хотелось его расстраивать.

Сложность вся в том, что отбитые родители Лики никак не желали принять, что их дочь лишится такого видного жениха. И глаза до последнего закрывали на всякий треш, который творил Быков. Лика пряталась по подружкам, оставалась у Вени в общаге. Открыто с бывшим не конфликтовала и вообще его избегала. До этого вечера...

Девчонка, заметив наш стол, цепенеет. Я на расстоянии вижу, как бледнеют ее щеки и как отчаянно она вцепляется тонкими пальцами в сумку. Даже шаг назад делает, видимо, чтобы скрыться, но Быков уже с грохотом отпихивает свой стул и несется в ее сторону.

— Пиздец, — озвучивает Руслан наше общее настроение за секунду до того, как Бык грубо хватает Лику за плечо и, совершенно не рассчитывая силу, впечатывает ее в стену напротив.

Арсений и Руслан одновременно срываются с места. Я тоже подскакиваю на ноги, но ничего сделать не успеваю. Пока Платонов оттаскивает озверевшего бугая от Лики, Громов прячет девчонку за своей спиной, а сам бросается на Быкова, но тот никак не успокаивается. Резко замахивается, и его кулак пролетает в миллиметрах от лица Арсения, который отскакивает назад, услышав мой крик.

— Да что с тобой не так, Саня? — рычит во весь голос Арсений, изо всех сил толкнув в грудь Быкова, который врезается затылком в стену и стонет. Громов нависает над ним и выглядит сейчас намного более грозным, чем широкоплечий жалкий Бык. Арсений разъярен и явно сдерживает себя, чтобы не разбить брыкающемуся «другу» его плоскую рожу. — Я могу понять твои бухие загулы и дебош, но это — ты меня прости, — этого я понять не могу. Ты же едва плечо ей не вывернул!

Он выдает это с таким надрывом, что мне становится его очень жалко. Ему горько, непонятно, тяжело. Я это чувствую. Я так хорошо его чувствую. Ему больно, потому что сейчас он сам видит — Быков не меняется. Он невменяем. Он может быть его другом, но стал очень и очень плохим человеком. Человеком, который вымещает злость на тех, кто слабее. Человеком, который не приемлет границ и не знает слова нет.

— Гром, я…

— На хуй, Саня. Я просто устал. К Лике подходить не смей. — Потемневший взгляд, залом брови, напряженные желваки — все выдает его внутреннее напряжение. — Услышу — пожалеешь. Думаю, ты понимаешь, что я знаю вещи, которые ты рассказывать миру вряд ли захочешь.

— Блять, брат… — Быков будто в миг трезвеет, глаза бегают от Арса к Русу, цепляются за макушку дрожащей Лики за их спинами.

— Не брат, — безапелляционно говорит Арсений. — Больше нет. Со своим дерьмом теперь разбирайся сам. Но я тебе очень рекомендую — запишись к специалистам. С башкой у тебя явно не все в порядке. Мы уходим.

Арсений и Руслан переглядываются. Вижу, как между ними происходит молчаливый диалог. В конце концов, Платонов кивает. Игнорируя оседающего на пол по стене Быкова, обнимает за плечи Лику и уводит ее прочь из бара.

Скандал, который мог разразиться, оседает вокруг неприятным перешептыванием, но я забываю обо всем, как только ощущаю теплую ладонь Арсения — он переплетает наши пальцы. На друга, к которому теперь смело можно добавлять приставку «бывший», тоже не смотрит.

— Мне жаль, — говорю я тихо, когда мы выходим на улицу, и невольно жмусь к Громову сильнее, чтобы согреть, поддержать, чтобы впитать в себя его боль. Ради него я готова, кажется, на все.

Арсений крепче прижимает меня к себе, тычется носом в макушку и тянет мой запах. Я знаю — это его успокаивает. И заводит. Когда я после душа при нем намазалась тем самым кремом с корицей, он едва не сошел с ума. Гонялся за мной по всей квартире.

— А мне не жаль, Вик. Ничего не жаль, — выплевывает он еще со злостью, но я уверена, что скоро он возьмет себя в руки. — Если бы не он — мы с тобой могли и не пересечься орбитами. А сейчас… Сейчас ему просто пришло время разбираться со своим дерьмом самостоятельно. Он большой мальчик, справится. А нет — так ему папа поможет.

Арсений останавливает взмахом руки проезжающее мимо такси, тянет меня за собой в тепло автомобильного салона, а там, стоит машине тронутся, нежно, горячо и пронзительно медленно целует меня, лаская языком губы и небо.