На грани фола

— И что теперь? — выдыхаю я, смущаясь от покашливания таксиста.

— Да вся жизнь у нас впереди теперь, Булочка. Поехали собирать тебе чемоданы и потом к твоим родителям. А у твоего бати и правда дальний прицел?

Эпилог

Тори

— Может, все же не надо? — кусая губу и бесконечно сомневаясь в том, что мы собираемся сделать, робко шепчу я Арсению.

— Надо, Булочка, надо, — говорит он и подталкивает меня в обход невообразимо длинной очереди к специальному проходу для обладателей экспресс-карт.

Громов прикладывает пропуск, раздается писк, и турникет подсвечивается зеленым. Можно идти, но ноги не идут. Боже, ну зачем я согласилась вообще? Это ведь даже со стороны выглядело смертоубийством, а теперь… да у меня зубы сводит от страха, в чем смысл?

— Давай прокатимся еще раз на тех чашках из «Красавицы и чудовища»? Я обещаю раскрутить тебя так, что ты испугаешься, — тараторю быстро в шаге от кабинок, похожих на капсулы смерти.

— Меня скорее стошнит, малыш. Давай, — он кивает мне за спину, — сажай свою потрясающую задницу в «Феррари» и погнали.

Я почти икаю от волнения, но Громов меня все равно веселит. Прошло больше полугода, а он никак не забудет мою маленькую месть с его рефератом.

— Ты мне всю жизнь это припоминать будешь?

— Ага, до конца. Твоих. Дней. Как раз недолго осталось, — шипит он, издеваясь надо мной и фиксируя на мне удерживающие крепления намертво, но все равно кажется, что недостаточно крепко.

— Ты сволочь, Громов, я тебе этого не прощу.

У меня начинает дрожать губа, а он ловит мой подбородок пальцами и вскидывает брови.

— Мы ведь оба знаем, как ты боишься новых ощущений, — намекает на наши эксперименты в постели. — Но, по-моему, я уже доказал тебе, что мне можно доверять. Обещаю. По итогу тебе ооочень понравится. — Он подмигивает и коротко целует, не позволив распробовать его вкус. — Как всегда, попросишь еще.

— Ни за что, — отрезаю я.

— Где-то я это уже слышал.

В любой другой ситуации я бы продолжила спорить с Арсением, наши споры — это вообще мое любимое занятие. Мы можем спорить с ним до посинения по любому поводу: кто поет песню, какого цвета пиджак был на Бонде в последнем фильме, в какую следующую страну мы поедем. Итог один — все заканчивается жаркими поцелуями или даже больше. Намного больше. Боже, да с Арсением огромную часть моей жизни стал занимать секс, разговоры о сексе и прелюдия к нему. И мне это нравится. Предвкушение близости за бокалом сангрии на берегу Средиземного моря уже похоже на легкую эйфорию.

Которая тотчас развеивается, когда кабинка выезжает на свет, и мне по глазам бьют лучи яркого солнца. Я слепну на мгновение, моргаю быстро-быстро, а потом… Бог мой, а потом я вижу крошечных людей внизу и осознаю, насколько высоко мы забрались. Да это даже не чертовы американские горки! Это какой-то вертикальный предел, блин! Даже со стороны он выглядел безумно, казалось, этому аттракциону не знакомы законы гравитации! Когда мы стояли внизу, посреди «Феррари-парка», которым славится «Порт Авентура» (испанский Диснейленд), я с трудом верила, что эта штука не оторвется от рельсов и не улетит в чертов космос, а сейчас…

— Сень, Арсений! Громов, блин! — я судорожно ищу его руку уже на грани истерики.

— Я здесь. Дыши, Булочка.

Он крепко сжимает мою ладонь, но я не чувствую облегчения.

— Сень, мы умрем. Говорю тебе точно! Это как в «Пункте назначения»!

— Сплюнь ты, дурочка, все будет зашибись.

— Арсений, я тебя люблю, — бормочу без остановки.

— Я тебя тоже, — успокаивает, но мне не успокаивается.

— Просто хочу, чтобы ты знал. Очень люблю. Больше всего на счете. И если мы разобьемся…

— Не разобьемся.

— Я вчера не кончила, — спросите меня, зачем я это говорю, не скажу.

— О как.

— Да, прости, я не знаю, что пошло не так, но мне было очень хорошо, а когда ты спросил… я… я растерялась и…

Скрип рельс пугает меня, и я, вскрикнув, зажмуриваюсь.

— Прости меня, не знаю, зачем это говорю. Мне кажется, мы умрем, и я не хочу тебе врать…

— С этой информацией я буду умирать в муках.

Я не могу повернуть голову, но точно знаю, что Громов по-любому ухмыляется мрачно и с притворным укором в глазах. Он обожает так делать, когда я ляпну какую-то ерунду. Представляю его лицо и даже улыбаюсь, но все мысли разом вылетают из головы, когда кабинка кренится вперед и после секундного замешательства все-таки срывается вниз.

У меня вся жизнь проносится перед глазами. Честно. Это похоже на маленькую смерть, и мне определенно точно не понять, зачем люди толпами лезут сюда по доброй воле. Адреналин? Будто им в простой жизни не чем нервы пощекотать. Это ведь ужасно! У меня мушки разбегаются перед глазами, легкие скручивает спазм, дыхание перекрывает, и ровно секунду свободного падения мое сердце не бьется. Совсем.

— Эй, ты живая? Ви-ка!

Я прихожу в себя и тяжело дышу уже внизу. Судорожно оглядываюсь по сторонам и замечаю, как дети и взрослые с бурными эмоциями и жестами расходятся кто куда. Нахожу глазами Громова и цепляюсь за него, как за якорь, в этом сумасшедшем мире.

— Я… я…

— Пойдем, откачивать тебя мороженым буду.

Мороженое — это хорошо, но мои ноги еще совсем ватные, коленки подгибаются, и я изо всех сил держусь за Арсения, спускаясь по лестнице. Что бы я делала без него? Не оказалась бы здесь? Тоже верно.

— Может, люди любят этот кошмар за послевкусие? — спрашиваю я Громова спустя двадцать минут, поедая второй рожок и окончательно успокоившись благодаря восполненному балансу углеводов. — Как у меня сейчас. Такое блаженство, будто я и правда выжила.

— Может, — он все равно смеется надо мной. Дурак. Любимый. Обожаю.

— Надеюсь, это наше последнее приключение на сегодня?

— На сегодня да, — мы потихоньку идем в сторону выхода через весь парк, на пути встречая джунгли, Дикий Запад, мексиканские мотивы, восточных драконов и даже героев Улицы Сезам. — Но завтра будет новый день.

— Я уже боюсь, — бормочу под нос, а Сеня, воспользовавшись тем, что я отвлекаюсь, нападает на мое мороженое, будто ему своего мало!

— Эй! — смеюсь я. — Кстати, Руслан с девушкой своей прилетит или нет? Ты так и не сказал.

— Если бы я сам знал. Собирались вроде вместе, но вчера Рус уже психовал.

— По поводу?

— Да кто его знает. Любовь — она такая.

Кто бы поверил, что Громов будет бросаться такими фразами, тот не я. Но за месяцы, проведенные вместе, я узнала его с самым разных сторон, и они мне понравились не меньше, чем его аристократичные пальцы (и задница). Это удивительно, но нам оказалось так хорошо вдвоем! Когда я в первый раз поехала с Арсением в Черногорию перед Новым годом, очень боялась, что мы не уживемся вместе. Все эти бытовые мелочи пугали меня. Но как выяснилось — напрасно. Мы совпадали в главных вещах и ужасно сильно спорили по мелочам, но в этом будто было особое удовольствие. А главное — мы не надоедали друг другу. Да я каждый новый день заново и сильнее влюблялась в него, хотя, казалось бы, куда сильнее-то?

Сейчас, когда я слетала домой и закрыла летнюю сессию, мы устроили двухнедельный тур по Европе. Испания была уже третьей страной после Италии и Греции. А впереди нас ждал еще целый мир! Который, судя по всему, мы будем покорять вместе — Громов не успокоился, пока я не закончила оформление студенческой визы. Без его помощи, конечно, не обошлось, но теперь я буду учиться в одном из престижных европейских вузов, прямо в Подгорице рядом с ним. И все у нас будет хорошо.

Я переживала, как Веня справится без меня, если на него наедут очередные недалекие мажоры (ха-ха), но тот наконец собрался с силами, чтобы признаться в чувствах к Лике и их неспешно зарождающихся отношениях. Громов отнесся очень скептически к их парочке, но я рада за ребят. Балашов точно умеет быть заботливым и внимательным, а с Ликой стал смелее и… немного не таким душным. Ну а Лика… она заслужила быть по-настоящему любимой после Быкова, который исчез с радаров друзей после той стычки с Арсением. Громов не любит говорить на эту тему, но вроде бы отец Сани отправил его куда-то заграницу, куда точно — я не знаю, но надеюсь, даже у него все будет хорошо.