На грани фола

Первое сообщение от Арсения падает на мой новый телефон, к которому я по-прежнему не могу привыкнуть и теперь, зная, как все будет через две недели, точно у себя не оставлю, около десяти утра.

«Ты где?»

Я поджимаю губы и читаю следующее.

«Почему ушла, меня не разбудив?»

Смотрю на экран, пока из глаз не начинают течь слезы. Снова. Ужас! Громов превратил меня в самую настоящую эмоциональную развалину… К трем на моем телефоне скапливается десяток неотвеченных сообщений. Среди них есть вопросы, утверждения, гневные восклицания, что, в конце концов, сменяются фирменными сексуальными угрозами Арсения, от которых я обычно начинаю возбуждаться. Теперь тоже, но только на этот раз физический отклик булькает в адском котле, тесно сплетаясь с болью и разочарованием.

В пять он звонит. Я долго не решаюсь ответить, но потом, ведомая неясным порывом, все же успеваю смахнуть пальцем по экрану до того, как Арсений отключится. Я просто хочу послушать его голос — это я обещаю себе мысленно, чтобы ненадолго притушить ломку.

— Вика, че за демонстративный игнор? — доносится резкое из динамика.

— Это не игнор, — отражаю я тихо, молча посылая благодарности во вселенную, потому что мой голос пусть и звучит непривычно сипло, но хотя бы не дрожит.

— Ты в общаге? Приеду за тобой.

— Нет, Арсений… — перевожу дыхание. — Я в общаге, но приезжать за мной не нужно. Я… Нам лучше закончить все сейчас.

— Херня, — летит в трубку гневное и категоричное. — Собирайся. Хватит нести чушь.

— Мы друг другу не подходим.

— Ты это поняла до или после того, как два раза кончила подо мной ночью? — теперь голос Громова звучит почти надменно. К таким разговорам он явно не привык, поэтому включает обычную для него наглость.

— К чему этот вопрос?

На другом конце провода раздается тяжелый вздох.

— Я хочу тебя увидеть. Давай просто поговорим. Вика, блин, я подыхаю.

— Не сегодня, — неизвестно откуда нахожу в себе силы отказаться. — Пожалуйста, Арсений. Мне нужно время.

Он молчит. Секунду. Десять. Почти минуту. А я крепко прижимаю к уху трубку, слушая его дыхание, мысленно рисуя перед закрытыми веками его до одури привлекательный портрет…

— Как знаешь, — наконец выдает он тихо и устало. — Бери свое время, если для тебя оно ценнее нас.

— Арсений, ты… — «не понимаешь», хочу сказать я, но он уже отключается, оставляя меня один на один с тишиной в трубке и моими сожалениями, пока я не захлебываюсь рыданиями, которые изо всех сил сдерживала весь день.

***

В понедельник я прогуливаю историю. На этой паре, слава богу, не отмечают присутствующих, но даже если бы это делали, сомневаюсь, что собрала бы себя в кучу, чтобы выйти из комнаты. Я, вон, до душа себя дотащить не могу, какой мне мир? От двойной физкультуры у меня освобождение, но Настя напоминает, что хорошо было бы встретиться сегодня вечером на тренировке, чтобы отработать программу перед предстоящей игрой. Это мог быть отличный повод отвлечься, но вместо того, чтобы согласиться, я слушаю заветы Бродского и не совершаю ошибку — остаюсь в комнате. Извиняюсь перед ней, прошу сбросить видео элементов и клятвенно обещаю быть молодцом в среду. Просто не представляю, как заставить себя встать с кровати.

Весь день меня бросает из крайности в крайность: то я готова навсегда забыть Арсения Громова, то едва ли не вызываю такси, чтобы мчаться к нему. Постоянно проверяю телефон, но он не пишет — обиделся или дает мне то самое время, о котором я попросила? Не знаю. Уверена только в том, что, если бы он пришел за мной прямо сейчас, я бы, даже не задумываясь, уехала с ним куда угодно.

Вечером становится особенно туго. Я пытаюсь чем-то занять себя, но все бросаю, так и не начав. В результате время то стопорится на долгие минуты, то я моргаю — и нет двух часов. Только ближе к ночи выползаю на кухню, чтобы съесть бутерброд — за весь день ни разу не перекусила и не хотела даже, пока желудок не скрутило до боли. В результате проглатываю его в два укуса, не распробовав, вздыхаю с тоской, встаю из-за стола и тут же стопорюсь, застав у микроволновки Платонова, друга Арсения, с лапшой из коробки в руках.

— У нас сломалась, — кивает он на микроволновую печь. Странно, что у всех она постоянно ломается, а у нас работает, может, нормально мыть ее надо и не сушить в ней носки? Но это я про себя возмущаюсь, вслух ничего не говорю. Сглатываю, еще раз вздыхаю и мою тарелку в раковине молча. Стараюсь занять руки и мысли, потому что мне хочется вытрясти из Руслана все, что он знает об Арсении: где он, как он, спрашивал ли обо мне. Но я, конечно же, оставляю все вопросы при себе. Платонов еще в прошлый раз дал понять, как ко мне относится.

— Приятного аппетита, — прочистив горло, хриплю севшим из-за долгого молчания голосом из вежливости и направляюсь в коридор, когда слышу, что меня зовут.

— Огнева, — я оборачиваюсь и даже как будто не верю в то, что это Платонов сказал. Мне послышалось, обман слуха, принимаю желаемое за действительное? — Я не знаю, что у вас происходит, но ему тоже плохо. Не видел его раньше таким.

— Оу, — только и выдаю я.

На это неожиданное заявление мне ответить нечего. Я вроде бы и должна порадоваться, но отчего-то, напротив, на глазах наворачиваются слезы. Поджав губы, чтобы не разреветься прямо здесь, я сбегаю обратно в комнату, закрываюсь на замок и с разбега падаю на кровать. Плачу, ругаю себя, смеюсь, хвалю — я совсем путаюсь в чувствах. Схожу с ума и так и не смыкаю глаз до самого рассвета. Утром в зеркало даже не смотрю, но собираюсь в универ. Хочу выйти пораньше, чтобы выпить перед парами двойную порцию кофе, иначе просто не вывезу эту никчемную жизнь.

— Мне, пожалуйста… — только подойдя в кофейне к бару, где нужно делать заказ, и еще не определившись с выбором, начинаю я и с грацией гиппопотама случайно наступаю на ногу парню, которым оказывается… Дима.

Удивляться нечему — мы с ним всегда брали кофе именно здесь, но я все равно не могу сдержать рваный вдох. Воронцов же на короткий миг напрягает шею и хмурит широкие брови, из-за которых он кажется злее, но уже через два хлопка ресниц улыбается мне, как и прежде — такой же добрый, дружелюбный и хороший. А я ужасная.

— Викуль, — он делает паузу, растягивая губы еще шире. — Привет.

— Привет, Дим.

— Что будете заказывать? — вмешивается в наш молчаливый диалог глазами бариста.

— Выбери, я возьму тебе кофе.

— Не стоит…

— В качестве извинения за ту неловкую ситуацию, в которую я тебя поставил.

Я не хочу вспоминать о том, что произошло, потому что следом всплывает ужин и потрясающая ночь с Громовым, но все равно думаю об этом и чертовски краснею. И чтобы Дима не принял на свой счет, быстро киваю и пробегаю глазами по списку актуальных на сегодня напитков в меню.

— Мне бы что-нибудь сладкое и с сиропом. И с двойным кофе. Чтобы взбодрило и зубы свело.

— Понял, — смеется парень в фартуке, а Дима заказывает у него американо и проходит за мной к маленькому столику.

— Не против, если сяду с тобой?

— Нет, конечно.

Хотя я не могу сдержаться, чтобы не выглянуть в окно. Устроил бы Громов скандал, если бы увидел меня сейчас? Или просто прошел бы мимо? Хочет он еще чего-то или ему уже все равно? В моей голове со скоростью десяти штук в секунду без остановки генерируются все новые и новые вопросы. Поэтому я не сразу реагирую на голос Димы, когда тот заговаривает со мной.

— Я еще раз хотел извиниться перед тобой. Мне не стоило…

— Ничего.

— Мне правда не стоило этого делать, я уже упустил шанс и прекрасно понимал это. — И откуда он весь такой положительный? Понимающий? Такие еще существуют, оказывается? Чтобы раздражать? — Но лучше ведь попробовать и пожалеть, чем… Ну ты поняла.

Воронцов смеется, но смеется так по-доброму — мягко и бархатисто, так, что я не могу злиться на него, хотя меня вроде как бесит почти все вокруг. Даже сладкий кофе, который приносит официант и от одного глотка которого мне становится плохо. Но я не знаю, как по-другому запустить мозг, поэтому терплю и отпиваю еще.