Миллион миров

Зверьки были неприметные, тихие и неяркие, с тонкими и тёмными перепончатыми крыльями со стальным налётом. На этих крыльях проступал каркас из слегка выступающих острых граней, сходящихся в сложные узоры. У существ были маленькие внимательные глаза, чуткие уши и мокрый нос, они одновременно напоминали белок-летяг, летучих мышей и лаксианских пушехвостов. Их было несколько десятков, каждый отдельно, но при этом все вместе, довольные жизнью, размеренные, чуткие. Спокойные.

— Иксарские хонни, — Ана прочитала сопроводительное инфо и вздрогнула. — Иксарские!

— Одна и та же атмосфера, и очень схожая флора и фауна ста семнадцати планет, — сказал Одиссей. — Хонни живут на каждой из них. И в этой биосфере есть одна особенность, о которой я узнал только сегодня, но которая идеально подтверждает мои догадки. Особенность в том, что у хонни в экосистеме всех ста семнадцати планет нет никакой угрозы и естественного врага.

Он помолчал и добавил:

— По сути, хонни и Левиафаны с пустыми капсулами и черными дырами внутри — единственное, что осталось от сверх развитой расы, жившей пятнадцать миллионов лет назад.

— Никто не нашёл родину иксаров, — эхом отозвалась Ланьяри, глядя на мирную колонию зачарованно, как будто впервые увидела нечто, выходящее за рамки привычного. — Из всех возможных технологий, из всего их наследия остались редкие обломки и вот эти живые корабли. Но о том, что Stellaris Gravitas Transfugae — часть экосистемы Иксара, раньше никто не знал. Ты догадался первым, человек.

— Мы понятия не имели, что иксары ещё пятнадцать миллионов лет назад владели одной из высших технологий. Причём, использовали её на такую… мелочь, как живые корабли, — поразилась Ана. — Но что же убило их расу? Может, какой-то враг сумел уничтожить их базы и стереть все упоминания о культуре, языке? Разрушить все технологии?

— Не враг, — сказал детектив, глядя на спокойных зверьков. — Они сами.

Повисла пауза.

— История каждой цивилизации как песня. Все чем-то схожи, у всех есть дикость, варварство, развитие. И закат. Но каждая цивилизация проходит собственный путь, и каждая завершается по-своему. Одни расы уничтожают себя сами, других истребляют враги, третьи гибнут от бедствия или катаклизма, четвёртые угасают от потери смысла и желания жить, а пятые переходят на иной уровень организации сознания. Жизнь написала множество финалов для завершения каждой из своих историй. Но у народа иксар финал… неоднозначный.

— Какой? — спросила Ана, затаив дыхание.

— У меня нет доказательсв, только домыслы. Доказательств в принципе нет, потому что иксары намеренно стерли их миллионы лет назад. Мы знаем, что они послали по галактике Левиафанов с почти безграничным источником энергии внутри, и с пустыми капсулами для перевозки экипажа, которого нет. Мы знаем, что киты разносят по галактике атмосферу и биосферу… как будто специально созданную для этих зверьков. И эти планеты терраформируются для них, чтобы хонни просто жили. Жили счастливо.

Ланьяри внезапно поняла. Обрывки сложились в её разуме одной картиной, гепардис охнула и прильнула к силовому полю, отделявшему вольер от посетителей зоопарка.

— Они? — воскликнула Ана, поражённо глядя на зверьков. — Вот эти маленькие… Но зачем?!

— Почему ты так любишь зверей, Ланьяри? — спросил Фокс. — Почему вместо разумных выбираешь помогать им?

— Потому что они невинны, — прошептала гепардис. — И потому что разумные слишком несчастны. Делают несчастными себя и других.

Её титановые когти впились в силовое поле вольера, они казались чистыми, но Фокс уже понял, что эти когти знали множество цветов крови самых разных существ.

— Может, иксары тоже так решили? — спросил детектив. — Они развивались выше и выше, познавали мир всё полнее, совершали грандиозные дела… Но однажды поняли: как ни стремись к идеалу, достичь его невозможно. Побеждая одно несчастье, разумный начинает страдать от другого. Неимущий страдает от лишений, а получивший всё страдает от того, что ему некуда стремиться и нет того, ради чего стоит жить. За абсолютным улучшением следует абсолютное вырождение.

Человек улыбнулся.

— Конечно, это могут быть лишь красивые слова, демагогия на пустом месте.

— Нет, это правда, — выдохнула Ланьяри. — Разумным жить тяжелее. Разумным быть больнее. Я знаю.

Как и Фокс, она говорила на основании пережитого опыта.

— Пожалуй, да. И с чего мы взяли, что высшая форма жизни и высшее счастье — быть разумным существом? Может, иксар решили иначе и финальным актом своего развития… стали хонни? Может, они стёрли все следы своей цивилизации, потому что поняли, что цивилизация тупиковый путь? И запустили программу генетической деградации. Если так, то никто не уничтожал их планету, они по-прежнему живут на ней, одной из ста семнадцати. Только теперь живут, не зная страданий и хлопот.

Зверёк напротив них улыбнулся, его изогнутая рука-крыло ухватилась за камни, он ловко вскарабкался на самый верх склона и спрыгнул оттуда, его сумрачная тень со стальным отливом замелькала сквозь хитросплетения лиан и пестроту листвы, вниз, вверх, вниз, вверх — он пикировал и лавировал, свободный, ничем себя не обязывая и никуда не торопясь. Он просто был.

Трое разумных: роскошная и богатая активистка с мрачным прошлым, скромная дочь-сирота технобогов и обычный человек, проживший несколько жизней — стояли и смотрели на миролюбивых зверьков, которые сидели каждый по-отдельности, но каким-то образом ухитрялись быть все вместе.

— Учёные назвали Левиафана «звёздный беглец», потому что он странствовал из системы в систему и избегал контактов с кораблями любых рас, — сказала наконец Ланьяри. — Мы не знали, что кит опускается на планету, чтобы там умереть и превратить её в рай… для хонни.

— А на самом деле, они не беглецы, а зайцы Шрёдингера, — улыбнулся Одиссей. — На борту каждого левиафана стоят капсулы, где летят пассажиры, не купившие билет. Но пассажиров не существует, и капсулы пусты. Ведь они появляются лишь когда Левиафан находит подходящую планету. Выбрав её, звёздный кит запускает процесс воспроизводства: хонни и самого себя. Беременный своими создателями и своим потомком, он опускается на планету и там умирает, закончив свой тысячелетний путь. Из его останков зарождается новая биосфера и рождается маленький кит — со старой абсолют-сферой внутри. Ведь чёрной дыры хватит на целую вечность, на миллиарды лет. Юный кит поднимается с поверхности планеты и отправляется в дальний путь, свой собственный.

Одиссей перевёл дух.

— И он летит, не зная, что везёт внутри себя несуществующих пассажиров. И следующего зайца Шрёдингера.

— Мы не должны прерывать этот полёт, — наконец сказала Ланьяри, покачав головой. — Наши потуги к развитию не стоят того, чтобы разорвать красоту чужой истории. Эта история началась за миллионы лет до нас, и, если не тронем её, она будет длиться миллионы лет после.

— Не согласна! — Афина-младшая встала, не в силах сидеть на месте, её волосы пылали пронзительно-голубым. — Иксары отказались от самосознания, что ж, прекрасно для них. Но неразумным существам уже не важно, существуют их собратья или нет. Следующие поколения хонни ещё не рождены и, в отличие от наших потомков, им всё равно, рождаться или нет. Мы не можем взять такую драгоценную вещь, как абсолют-сфера, и швырнуть её в глубины космоса, на исполнение древней музыки, какой бы красивой она ни была! Если мы так сделаем, энергия этой сферы не поможет огромному числу страдающих, терпящих лишение существ.

Рождённая и воспитанная принцессой, она не могла рассудить иначе.

— Разумные жадно забирают всё, — рыкнула Ланьяри. — Они тянутся всё дальше и дальше, стараясь захватить всё больше и больше. Им всегда мало. И сколько бы им ни дали, всегда кому-то дадут меньше, а кто-то отнимет себе чужое. Дай разумным сферу, и они устроят вокруг неё интриги, неравенство и войну. Ты же знаешь! Ты только что видела это сама!

Обе женщины посмотрели на Одиссея, который молча их слушал.