Миллион миров

Одиссей молча кивнул, ведь он изначально понимал, что спасает в первую очередь тех, кто сильнее, а не их жертв. Бомбардировка уже состоялась, было ясно, что второй раунд не потребуется при любом развитии событий. Крабитяне уже понесли главные потери, нерешённым оставалось лишь то, какие потери понесёт и без того многострадальный народ космических скитальцев.

— А что с главой Иинхалом? — вспомнил детектив.

— Он пытался подать на тебя в суд за атаку на станцию. Рассчитывал на строгость крабитянских законов. Но я взяла местного щелкотворца, так здесь называют юристов, и на вчерашнем предварительном слушаньи мы прощёлкали пройдохе весь панцирь. В смысле, показали, что шансов у него нет. Так что он снял претензии. В любом случае, вернуться на станцию ему не светит, скорее всего Иинхал сядет в тюрьму за заражение планеты штаммом искусственной эпидемии. Думаю, крабитяне смогут это доказать. Но при этом очень надеюсь, что доктор Жель отделается наказанием послабее.

Ана развела руками.

— Она виновата не меньше, но она такая классная и так самоотверженно спасала тебя и Левиафана, что я не могу отнестись к ней чисто по справедливости…

Одиссей понимающе кивнул. И для него Жель за пару часов стала больше, чем просто доктором.

— Но станцию так здорово чинят, — он махнул рукой, показывая на двоих ремонтных паучков, которые аккуратно натягивали на потолок новую рефракторную ленту. — «Мёбиус» был весь в долгах и заплатках, а всего за четыре дня такой прогресс?

— Это, возможно, самое интересное, — глаза девушки блеснули. — Ланьяри купила станцию, погасила долги и собирается превратить её в галактический приют для зверей.

— Ланьяри? — поднял бровь Фокс.

— К твоим услугам, человек.

Рубины и бриллианты сверкнули, резные титановые кольца легонько зазвенели по всему гибкому телу, от шеи и пояса до рук и ног, когда гепардис вышла из-под маскирующего поля и эффектно села на лавочку рядом с ними. Подборка лучших технологий делали Ланьяри идеально ухоженной, до единой шерстинки, словно оживший кинарт. Такой недавно была одна знакомая Фоксу олимпиарская принцесса, но зоозащитница из «ЗАВРа» оказалась куда более роскошной, чем Афина когда-либо хотела стать.

Гепардис сразу уловила отношение Фокса, ведь она обладала множеством талантов и прошивок, ей было нетрудно читать сидящего рядом доисторического человека, как раскрытую книгу.

— Ты можешь не любить таких, как я, — усмехнулась она. — Но богатство и роскошь не пороки.

— Опьяняющее чувство собственной правоты и превосходства, впрочем, не достоинство, — парировал человек. — Особенно, когда оно идёт в качестве компенсации тяжёлого личного прошлого.

Глаза гепардис потемнели, но она быстро справилась.

— Я даже никого не поставила на место, как собиралась, — ухмыльнулась Ланьяри, и титановые клыки мелькнули под мягкостью пушистых щёк, а когти потянулись и едва показались из лап. — При этом спасла десятки тысяч крабитян, когда успела заблокировать крейсер. Они собирались скинуть ещё две бомбы.

— Это ты сделала здорово, — согласился Фокс. — Без тебя мы бы не справились.

— Да и я без тебя не получила бы такой подарок.

Гепардис взмахнула хвостом, кольца зазвенели, и одна стена уютного зала будто бы стала прозрачной. На самом деле это просто легла визиограмма, но так смотрелось эффектнее. Трое посетителей зоопарка любовались тем, как Левиафан вольготно летает вокруг станции, выделывая кольца с переворотами и больше не опасаясь, что кто-то причинит ему вред.

— Не то, чтобы он теперь принадлежал тебе, — резонно заметил Фокс. — Когда звёздный кит обнюхает планеты этой системы и удостоверится, что они не подходят, возьмёт курс на следующую.

— Но этот процесс займёт не один год, — улыбнулась гепардис, мелькнув розовым язычком с бледным голографическим узором. — И пока он этим занят, всё время возвращается к моему убежищу для зверей. А это очень хорошо для бизнеса, мрр! Уникальный ручной гигант привлечёт много туристов, которые спонсируют множество благих дел в отношении животных.

Гепардис говорила уверенно, с внутренней страстью.

— Ведь, как мы в очередной раз убедились, звери не могут сами себя защитить. Они нуждаются в нашей помощи. Но всё же твой главный подарок не в этом. А в том, что уникальный и прекрасный зверь не достался недалёким и алчным убийцам, которые собирались разобрать его на консервы ради своих жалких нужд.

— Вот тут я бы не спешил, — покачал головой Одиссей. — Содружество уже знает про абсолют-сферу в его груди.

— Хм. Ты уверен?

— А почему они поспешили на помощь заштатному миру и в кратчайшие сроки выдали крабитянам и в придачу агрессорам-харзаи два щедрых гуманитарных пакета? Конечно, они хотят получить сферу. Чтобы она служила делу добра и гуманизма по всей галактике. И получат. Потому что на космического кита никто не имеет прямых юридических прав, значит, его может взять тот, кто обладает властью в данном регионе. А кто здесь есть, кроме Содружества? Никого.

Ана поняла, что Фокс прав.

— Харзаи не будут претендовать вообще ни на что, они благодарны за хлеб и крышу над головой, — сказала принцесса. — А крабы толком не понимают, что ценного в космическом звере, и даже если бы понимали, не смогут воспользоваться сферой из-за отсутствия нужных технологий. У Содружества есть всё сразу: и знание, и превалирующее влияние в регионе, и возможность использовать сферу.

— Только чтобы достать её, Левиафана придётся убить, — Одиссей повернулся к Ланьяре. –Ведь, как ты тогда сказала, ради высших ценностей приходится идти на жертвы, верно?

Гепардис опасно сощурилась и закусила губу, её когти сжались.

— Я не подумала о Содружестве, — признала она. — Проклятые власть предержащие, им никогда не бывает достаточно, им вечно нужно что-то ещё… И что же нам делать? Ты ведь хочешь спасти звёздного зверя?

Одиссей посмотрел на неё внимательно, со спокойным интересом, и несмотря на все апгрейды и прошивки, несмотря на то, как легко Ланьяре было читать мимику и эмоции отсталого человека без них — она не смогла в точности понять, что кроется в этом взгляде.

— Знаете, почему я привёл нас сюда? — спросил детектив. — По той же причине, которая так привлекла к «Мёбиусу» нашего космического друга.

— В смысле? — не поняла Ана. — Я думала, Левиафан просто столкнулся со станцией на выходе из своего прыжка. А потом закрылся нами от крейсера харзаи и не отпускал. Разве не так?

Одиссей отрицательно покачал головой.

— То, что зверь оказался в этой системе, вполне может быть случайностью. Но то, что из всех возможных точек он вышел из прыжка вплотную к конкретному объекту? Нет, вероятность такого совпадения астрономически мала. И будь это всё же совпадением, он бы давно покинул станцию и не имел повода к ней возвращаться.

— Слушай… Ведь и мембраны нас пропустили, — вспомнила Ана. — На входе, затем дважды внутри, на пути к самому важному и защищённому месту Левиафана! Я сразу подумала, что это странно: как у него может не быть защиты от проникновения, почему нам так легко удалось войти? Должна быть причина.

— Да, — кивнул Одиссей. — Ничто не происходит просто так, у всего в жизни есть причина. За каждой странностью стоит фактор, который сделал её возможной; любой выбор, к которому склонилась чаша весов судьбы, обоснован тяжестью того, что на эту чашу легло.

— Значит, Левиафан специально искал «Мёбиус», когда бежал от погони? — восхитилась Ана. — Почему?

Ланьяри настороженно ждала ответа. Фокс развернулся в противоположную сторону от рыжей панды со львом и указал на уютный, почти райский уголок.

Панорамный загон опоясал всю стену помещения, загибаясь направо и налево. Тёплый свет, густая растительность, мягкие камни-губки и тонкие родники, сеточкой стекающие по ступенчатому склону; повсюду виднелись ягоды, цветы и спелые плоды. Сплетения лиан висели между камнями и водопадами, на них росли кусты-шары с крупными листьями — словно маленькие домики, ведь в каждом из них обустроил себе гнездо зверёк.