Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 13

— Поверю, голубка моя, поверю каждому слову твоему. — Крепко Игорь её руки хладные стиснул.

Вздохнула тяжко Ярослава, на озеро взглянула и поведала правду о старосте деревни:

— Помнишь наверняка сказку страшную про обряд тёмный о невесте для хозяина вод здешних?

— Конечно, — кивнул Игорь. Часто в детстве ему матушка эту быль рассказывала, запрещая к глубокому озеру приближаться.

— Правда всё то, о чём бабки шепчутся, — грустно вздохнула Ярослава, на гладь смотря. — Долго ли, коротко ли, но от отца к сыну в семье Михайло ларец один передаётся. Жизнь он оберегает, сундуки богатством наполняет, дела разрешает. Лежат на дне ларчика цветочки малые бадьяна дикого и кусочек палицы старой. Цветы уж иссохли, но силу былую по-прежнему хранят. Над водяным власть имеют, ведь с его головы тот бадьян сорван. Палицы кусочек пропитан кровью водного хозяина, потому-то и исполняет водяной все желания. Доколе стерегут в семье Михайло дары эти — не знаю, не рассказал мне хозяин сих вод.

— Откуда ж он взялся такой? Неужто всю свою жизнь в этом озере и живёт?

Кивнула Ярослава и пояснять принялась:

— Когда не было здесь ещё селения, обитал тут водяной. А как повадился люд дома строить, так удумал хозяин злой пакости чинить. Точно человек, бродил по деревне да ужасы воротил: мужиков честных в озере топил, баб и девок по ночам навещал. Боялись его шибко и пощады просили — тогда-то и придумал водяной обряд кровавый. Так долго продолжалось, пока…

— Пока счастью старосты угрожать не стали, — перебил её Игорь, сказку вспоминая.

— Верно, — кивнула Ярославу. — То предок Михайло был. Избил он палицей царя вод и загнал его в озеро, вырвав с головы бадьян — считай, что власть над существом получил, коль кусочек плоти схватил. С тех пор и лишился воли водяной, ведь пуще любого сокровища ларчик берегут в семье Михайло и потерять страшатся. Много зим уж прошло, но не забыл ни сын от отца сказку ужасную, ни водяной позора своего. Злится он, Игорь, пуще прежнего желает отмщения да избавления от власти окаянных.

Диву дался Игорь от рассказа сего: не подумал бы никогда, что сказка всегда правду лишь молвила. Одначе в истине слов любимой сомневаться не думал, токмо спросил:

— Кто ж рассказал тебе это всё, соколица?

Печально на него Ярослава взглянула.

— У водяного жён целый двор, долго живут водяницы при нём. Они-то мне всё про него и рассказали. Должно же мне про мужа будущего всё знать, — отстранилась Ярослава и на камень присела, себя за плечи обнимая. Сердце её тоской наливалось, как вспоминала, что возвратиться на дно придётся, а там только тьма, рыбы да чудо-терем, в коем водяной-суженый её вместе с остальными жёнами обитает.

— Отчего ж он не забыл про позор свой давний? — Игорь рядом с Ярославой присел, ласково прядь волос за ухо убирая — не пугал его облик её дивный.

— Всякий от подчинения избавления желает. — С тоской дева посмотрела на любимого. — Послушай: водяной обещал меня к тебе навсегда отпустить, ежели ларец тот принесёшь. Знал он, что ты сюда придёшь, а я каждый день токмо здесь и слоняюсь — не хочу вниз возвращаться. Коли не справишься, так не видать нам совместного счастья. Лика твоего светлого более не увижу, женой водяного стану да рыб с лихвой нарожу. Решайся, милый, решайся. Сроку дня три, а там прощай, сокол мой ясный. — Наскоро Ярослава уста любимые поцеловала и прыгнула в воды холодные.

Мучился думами тяжёлыми Игорь два дня и две ночи. Матушка от него не отходила: заметила, что с сыном неладное творится. Горевала, места себе не находила, да не стерпела и хотела на себя уж руки наложить, да только Игорь успел выбить из ладоней старческих нож.





— Что сделали, то сделали, — словно прорычал он, на мать хмуро глядя. — Вы, матушка, с самого начала против Ярославы были. Теперича счастливы, верно?

— Игорь! Что же ты такое молвишь! — пуще прежнего разрыдалась Лада.

— Полно. Винить я вас не стану — лучшего, видимо, желали. Но об одном только попрошу: сегодня ночью тихо в избе сидите и не выходите, что бы ни случилось. Впрочем, вы и так этому уже научились.

Затряслась женщина, слёзы ручьями потекли, к сыну потянулась, но тот уж вышел прочь. Поняла в один миг Лада, что задумал Игорь худое для каждого в деревне, кто стоял мирно, не думая перечить обряду кровавому. Выбежала она в сени и принялась сына отговаривать:

— Дитятко моё ласковое, — припала Лада к сердцу его, — любовь твоя страшна и коварна, она ведь не сказка моя, а очень опасна. Нет больше Ярославы твоей. Пойми это, смирись и дальше живи, полной грудью дыши. Не вернётся к тебе утопленница.

— Коли не дали мне счастливым быть при жизни, так в Навь с ней милой спокойно уйду. А вы ступайте, нечего сейчас мне голову дурить, — отрезал Игорь и более разговоры слушать не стал.

Как только месяц молодой на небе показался, так отозвал все чувства Игорь и местью наполнился только одной. Зажёг он факел и, не раздумывая, бросил в стог сена подле избы одной, а затем и рядом со второй, и с третьей. Вспыхнул огонь сильный, принялось пламя от дома к дому гулять, людей на улицу выгонять, а там их коса встречала. Свирепым палачом молодец сделался: не трогал его ни плач женщин, не испугался ни мужиков грубых, не дрогнула рука от детского ужаса. Никто его остановить не смел, хоть и пытались — будто маревом злым был Игорь окружён. Не ведая усталости, шёл он прямо к терему богатому, где засел Михайло с жёнушкой своей. Чуяла дурная голова, что конец ему пришёл и не удастся сбежать от судьбы.

К крыльцу высокому огонь подбегал, когда зашёл внутрь терема Игорь, не слыша криков позади — все уж полегли. Не спаслись слуги от лезвия хладного, пока хозяева жались в горнице своей. Не сдержала лютого молодца и дверь тяжёлая: вышиб за один лишь удар, точно месяца свет наделил его силой богатырской. Скулила баба, жалась к мужу, а тот и слушать не думал — схватил ларец и прочь понёсся. Однако ж недолго бегал Михайло, за ним след из страха вился да манил за собой Игоря. Принялся молить мужик о пощаде, богатств сулил горы, обещал сыночком дорогим называть, но не слушал его молодец. Покрепче сжал рукоять косы и разрезал одним махом гниду пополам.

Забрал Игорь ларец и поспешил сквозь завесу дыма и гари к озеру, дабы обещанное получить. Взглянул он только украдкой на избу родную, единственную огнём не тронутую, и вздохнул тяжко: дорога в Навь за деяние такое точно была ему предназначена.

Хохотом заливным на берегу его водяной встречал, хлопками громкими к себе подзывал, глазами рыбьими лукаво глядел. В пролесок дым не проникал, словно чары преградой стояли. Сурово Игорь на хозяина озера взглянул и молвил, кровь с лица оттирая:

— Я исполнил твою волю. Отдай же мне Ярославу мою, — протянул он ларец заветный и выжидать стал.

Загорелись глаза мутные, схватил водяной ларец и мигом бадьян в лапищах с жабрами в порошок растёр, кусочек палицы же на дно озера отправился — там его слуги мигом спрячут.

— Исполнил, исполнил, — мерзким голосом прохрипел водяной. — Ларец возвратил, ныне спокойно спать могу — ни у кого власти нет надо мной. Да только не прост ты, юнец, не прост. Понравилось ли тебе жизни губить, а? Пепелище разжигать? В слезах и крови утопать? — недобро подмигнул хозяин вод, взгляда коварного не спуская с молодца.

Молчал Игорь, только смотрел на водяниц красивых, которые шустро к берегу пожаловали — молодцем полюбоваться. На радость его не было среди них Ярославы — её внизу, на дне озера, оставили. Жались водяницы к обрюзгшему пузу мужа, ластились к старому телу, не замечали ни гнили, ни тины. Игорь с отвращением глядел, но сдерживался — от воли чужой зависел.

— Так исполнишь иль нет? — процедил молодец наконец, взгляд грозный не скрывая. Не для того сердце слезами обливалось, чтоб насмехались над ним. Не потому мать его плакала и проклинала себя за страшный проступок. Не ради беседы лживой вся деревня в огне сгинула.

Покрутил водяной ус свой сомовый и улыбнулся, обнажая чёрные зубища.