Красные ворота

— Чего это щедрый такой? — усмехнулся Володька.

— У меня сейчас вроде свадебного путешествия. Маршрут: бар — постель, постель — бар, — опять загоготал Деев.

— Володичка, — укоризненно сказала Тамара. — Зачем ты сообщаешь всем такое?

— А чего? Свои же ребята.

…Потом они волочили Деева домой. Он вырывался, ругался, обзывая их своим любимым словечком. Около дома, уставившись мутными глазами, вдруг почти трезво объявил:

— Вот увидите, скажет Деев свое слово в архитектуре! Скажет! Всем вам сопли утрет!

Доставив Деева и его подружку домой, Володька пошел провожать Тальянцева. Тот всю дорогу молчал, а когда Володька спросил его, как он нашел деевскую даму, — брезгливо поморщился.

— А мне почему-то его жалко, — сказал Володька.

Тальянцев неопределенно пожал плечами. Видно, его мало занимало сейчас это. Только у своего переулка, прощаясь с Володькой, сказал угрюмо:

— Знаешь, наверно, демобилизуют меня…

— Почему?

— Разное сплелось… Ну и Люся, конечно…

После того, что случилось, Майя переселилась к матери, и Володька часто бывал у нее. Заходил вечером, и они шли шататься по улицам, где можно было поговорить обо всем. Дома присутствие Майкиной матери их стесняло.

Это были тихие хорошие вечера…

— По-моему, Володька, ты стал ко мне по-другому относиться, — как-то раз сказала она.

— Да, Майка…

— Ты знаешь, я многим нравилась, но возбуждала в ребятах, увы, отнюдь не платонические чувства, и это мне было неприятно, даже унижало как-то… Кстати, и ты, Володька, поглядывал на меня тоже довольно гадковато. А мне хотелось совсем не этого.

— Сейчас все иначе, Майка, — поспешил сказать он.

— Надеюсь, — улыбнулась она, потом задумчиво произнесла: — Может быть, Володька, не надо было ничего?.. — и заглянула ему в глаза.

— Почему? — запротестовал он и начал что-то сбивчиво говорить, так и не сумев выразить свою мысль.

В одну из таких вечерних прогулок Володька спросил:

— Ты насовсем переехала к матери?

— Не знаю…

— А как Олег относится к этому?

— Он любит свободу. По-моему, не очень переживает. А мне он сейчас как-то не нужен, — ответила она.

Больше о Майкином муже они не говорили, но зато Володька рассказал ей про Тоню. Теперь, когда отношения с Майей перешли в какое-то другое качество, стали спокойными, более дружескими, он мог уже говорить о Тоне, тем более что хотелось ему с кем-то поделиться — Тоня еще не ушла от него.

— Тебе все-таки нужно с ней встретиться, — подумав, сказала Майка.

— А ты этого не хотела бы? Да? — спросил он.

— Почему? — спокойно отозвалась она. — Я хочу, чтоб у тебя все было хорошо.

— Спасибо, — он легонько пожал ее руку.

Как ни странно, к близости они сейчас не стремились — ни Володька, ни Майя. Да и негде было побыть вдвоем, кроме как на улице. Днем она работала, вечерами их матери были дома. Эти тихие встречи продолжались и тогда, когда Володька хлопотал о Гошке.

Адвоката Володьке порекомендовал Сергей. Тот запросил три тысячи и уверил, что дело в горсуде выиграет. Володька, как мог, ободрял Надюху.

— Брось ты меня успокаивать. Я так думаю: рано или поздно все равно Гошка в тюрьму угодит. Непригодный он для мирной жизни, а пьяный — вообще дурной… Знаешь, бивал он меня… — говорила Надюха.

— Что же раньше не сказала? Вправил бы ему мозги, — возмущался Володька.

— Ну да, вправил… Из-за тебя и выходило все. Дура была, что рассказала…

Посоветоваться насчет Гошки зашел Володька к Толику Лявину. Тот уже не стоял за стойкой — завел буфетчицу, а сам пополнел, поважнел и не предложил Володьке стопку или пива, как делал это раньше.

— За три тысячи никакой стоящий адвокат не возьмется, — заявил Лявин, когда Володька рассказал про Гошку. — Это дело на десять кусков тянет. А таких денег у тебя нет.

— Разумеется, нет.

— Нечего тогда и затевать… Жаль, конечно, Гошку, но сам, дурак, виноват. Мы с ним только одно дельце наладили, и вот тебе на…

— Какое?

— Закуски-то в моем заведении нет, так он вяленую рыбку обещался поставлять. По десятке за штуку пошла бы. Разумеешь?

— Чего тут не разуметь, — усмехнулся Володька. — Ты, как вижу, процветаешь?

— Это только начало… Деньгу поднакоплю, тогда развернусь. Тогда погуляем, — добавил он, хлопнув Володьку по плечу, компенсируя этим «погуляем» зажатое сегодняшнее угощение.

От Толика Володька направился к Сергею поговорить об адвокате, стоит ли вообще брать. Сергей встретил его своим обычным «салют», крепко пожал руку и провел в комнату. На письменном столе лежала груда вузовских учебников.

— Штудирую, — показал Сергей на книги. — Столько позабыл, даже страшно. Понимаешь, только в тридцать окончу институт, два года аспирантура, защита — уже тридцать три будет… Черт побери, столько потеряно времени! И самые лучшие годы!.. Ну и что тебе этот Гоша? — спросил Сергей, когда Володька рассказал о разговоре с Лявиным.

— Как что? Он же был моим разведчиком, — неприятно удивился Володька небрежности, с какой произнес это Сергей.

— Именно был. Теперь он тебе никто.

— А фронтовая дружба навек? — усмехнулся Володька.

— Да, она была. И на войне, наверно, нужна. Но война-то окончилась, Володька! Зачем тебе теперь этот бывший урка? Что общего? Настоящая дружба требует какого-то одинакового интеллектуального уровня. А с Гошкой только водку пить, больше ничего.

— Он был моим разведчиком. Мы вместе под смертью ходили, — упрямо повторил Володька. — Такое не забывается.

— Ладно, не будем спорить. Ты просто пока не можешь уяснить, что война окончилась и все, что с ней связано, уходит в прошлое. И слава богу, кстати. Наступило другое — настоящая жизнь! Соображаешь?

— Для меня и та была настоящая, — возразил Володька.

— Может быть, может… — махнул рукой Сергей, потом обернулся к нему и в упор: — Тебе что, нравилось на войне?

— Не то слово, Сергей… На войне я ощущал свою значимость. Понимаешь?

— Не понимаю! И не принимаю! — выпалил Сергей. — «Значимость» пушечного мяса, — он горько рассмеялся. — Брось, Володька!

— Я не был «пушечным мясом», — покачал головой тот. — Я был личностью, от которой много зависело.

— Значит, не считал себя винтиком?

— На войне я себя им не чувствовал.

— Но фактически ты им был, винтиком военной машины, — разгорячился Сергей.

— Не знаю… Я этого не ощущал.

— Выходит, не желаешь быть винтиком? — не отставал Сергей.

— Вообще, неверно это, по-моему.

— Ого, — засмеялся Сергей… — Наконец-то слова не мальчика, а мужа! Все-таки, Володька, мы были самыми умными в классе и кое в чем разбирались даже тогда, на заре туманной юности…

~~~

Надюха и Володька медленно брели по Каланчевке из горсуда. Адвокат не помог, и приговор районного суда оставили в силе. Гошка помахал им рукой со скамьи подсудимых, довольно бодро улыбнулся — где наша не пропадала, — и был уведен милиционером. Надюха всплакнула, но вскоре оправилась и сейчас шла с Володькой более или менее спокойная.

— Зайдешь? — спросила она, когда подошли к дому.

Он согласился… На кухне столкнулись с Егорычем, варившим картошку.

— Ну как? — но, увидев их лица, махнул удрученно рукой. — Загремел, значит, Гошка… Ты, Надюха, особо не расстраивайся. Не пара он тебе и буянил часто последнее время.

— Проходите ко мне, Николай Егорыч, четвертинка есть, — пригласила она.

Глазки Егорыча поживели, и он ждать себя не заставил. На троих четвертинки было маловато, и, выпив, они сидели, понурив головы, и помалкивали, в общем, как на поминках. Егорыч, правда, пытался успокаивать Надюху, говоря, что найдет она еще себе, но та отмахивалась.

— Бросьте, дядя Коля… Чего уж там, — а потом, горько рассмеявшись, добавила: — Где уж нам уж выйти замуж, я и так уж вам уж дам уж.

Володька попробовал улыбнуться, но не вышло. Посидев еще недолго, он распрощался.

— Не забывай меня, лейтенантик, — сказала Надюха. — Заходи иногда.