Страница 18 из 45
— После чего к ним, в свою очередь, будут относиться как к виновникам кризиса, — бросил Харпер. — И для вас станет большой проблемой обеспечить им защиту, пока они не понадобятся снова.
— Послушайте…
— Я знаю, о чем вы думаете, вы не можете скрыть этого от меня. Я знаю, что власти оказались перед весьма серьезной дилеммой. Телепат — угроза для находящихся у власти, но он же — защита от врагов вроде тех, с которыми мы сейчас столкнулись. Вы не можете уничтожить угрозу, не лишившись таким образом защиты. Вы не можете обеспечить тайну мыслей иначе чем иеной потенциальною мысленного рабства. Вы оказались в первоклассной ловушке, которой на самом деле не существует, поскольку она чисто воображаема и порождена разумом, не обладающим телепатическими способностями.
Конуэй не пытался оспаривать собственные мысли. Он молча сидел, холодно глядя на Харпера, и заговорил лишь тогда, когда тот закончил:
— С чего вы решили, что никакой проблемы на самом деле не существует?
— Потому что все неразумные фанатики, населяющие этот мир, неизменно приходят к выводу, что любой человек, коренным образом отличающийся от остальных, обязательно должен быть плохим. Подобным образом они пытаются раздуть свое безнадежно малое самомнение. У каждого собственный образец добродетели.
Сердито взглянув на генерала Конуэя, Харпер гневно заявил:
— У телепата есть этический кодекс, который ничем не хуже кодекса других людей! Возможно, даже намного лучше, поскольку телепату приходится бороться с куда большими искушениями. Я не слушаю чужие мысли, пока меня не вынудят к этому обстоятельства. Я ничего не слышу, пока кто-нибудь не крикнет.
На генерала эти слова произвели сильное впечатление. Откинувшись на спинку кресла, он вновь окинул Харпера внимательным взглядом.
— Мы уже как следует вас проверили. Вы услышали полицейского Элдерсона с расстояния приблизительно в шестьсот ярдов. Как я понимаю, вы не слушали специально?
— Я услышал его предсмертный крик. Мысленно он воспринимается, как истошный вопль. Я просто не мог его не услышать.
— Вы помогли задержать нескольких преступников, находившихся в розыске, и теперь понятно, как вы это сделали. Но вы никогда не подслушивали чужие мысли?
— Вина сама кричит о себе через всю улицу. Страх ревет подобно разъяренному быку.
— Существуют ли достаточно негромкие мысли, чтобы вы не обратили на них внимания?
— Да — обычные, повседневные, невинные мысли.
— И вы их не слушаете?
— Ради бога! Зачем? Разве, сидя в ресторане, вы пытаетесь уловить каждое слово в непрерывном гуле разговоров вокруг вас? Разве занятая телефонистка находит время, чтобы слушать всю болтовню, проходящую через ее коммутатор? Если бы я пытался уловить каждую мысль вокруг, спустя десять лет меня бы отправили в психушку. Непрерывный мысленный треп может быть для телепата настоящей пыткой, если он не закроет от него свой разум.
К тому времени Конуэй на три четверти готов был поверить Харперу. Вновь постучав пальцами по столу, генерал бросил вопросительный взгляд на Бенфилда и Джеймсона, которые тут же притворились сторонними наблюдателями, лишенными права принимать решения.
— Насколько я понимаю, — продолжал Конуэй, — до сих пор вам не доводилось встречать других телепатов?
— Нет, — с сожалением подтвердил Харпер.
— Но если бы вы и другой телепат разминулись на улице, не вслушиваясь в чужие мысли, ни один из вас не почувствовал бы присутствия другого?
— Полагаю, так бы и случилось. Но поклясться не могу. Если излучение наших мыслей сильнее, чем у обычных людей…
— Да, но ведь ваше отсутствие контактов с другими телепатами вовсе не доказывает вашей уникальности. Может, в одном этом городе найдется полсотни или сотня телепатов?
— Сдается, это маловероятно. Но не стану утверждать, что подобное невозможно.
— На каком расстоянии вы можете читать мысли? — спросил Конуэй.
— На расстоянии примерно в восемьсот ярдов. Раз на раз не приходится. Иногда мне удавалось уловить чужие мысли на втрое большем расстоянии. Иногда же расстояние сокращается до ста ярдов и меньше.
— Вам известна причина подобных колебаний? Это связано с окружающей местностью, помехами в виде больших зданий или чем-нибудь подобным?
— Не могу точно сказать, поскольку никогда не занимался изучением этого вопроса. Но уверен — окружение никакие влияет на мое восприятие.
— Но у вас есть какая-то теория? — настаивал Конуэй.
— Да, — кивнул Харпер. — Подозреваю, что в каждом конкретном случае предел моего восприятия определяется амплитудой мысленного излучения. Чем мощнее излучение чужих мыслей, тем на большем расстоянии я могу уловить, о чем думает человек. Чем слабее излучение — тем меньше расстояние. Как я уже говорил, нужны научные исследования, чтобы подтвердить истинность или ложность этой теории.
— Вы готовы пройти подобные исследования?
— Нет, — решительно заявил Харпер.
— Почему?
— Проблема сейчас не в том, что делать с телепатами. Проблема в том, что делать с пришельцами с Венеры. Я никому не позволю превратить меня в подопытного кролика. Займитесь теми, за кем вы охотитесь. Они многое успели натворить и собираются натворить еще больше. А мое единственное преступление в том, что я исполнил свой гражданский долг.
— Не думайте, что мы не ценим того, что вы сделали, мистер Харпер, — успокоил Конуэй. — Проблема в том, что этого недостаточно. Нам нужно, чтобы вы сделали еще больше. Все, на что вы способны. Собственно, нам это так необходимо, что мы от вас не отступимся.
— Чего вы от меня хотите?
— Всю информацию, которую возможно получить, и, возможно, кое-каких действий в будущем.
— Что ж, вперед. Пусть никто не говорит, будто Уэйд Харпер не умеет страдать.
Конуэй сделал знак Бенфилду.
— Включи магнитофон.
Потом генерал обратился к Харперу:
— Этот вопрос крайне важен, и я хотел бы, чтобы вы ответили на него как можно ясней. Что побудило вас выстрелить в Джоселин Уиттингэм?
— Сложный вопрос, — ответил Харпер. — Я не могу объяснить все так, чтобы вы поняли. Это все равно что пытаться описать розу слепому от рождения.
— И все-таки попробуйте.
— Ладно. Все было примерно так: представьте, что в спальне вашей жены вы замечаете на туалетном столике новую и красивую шкатулку. Не в силах справиться с любопытством, вы открываете шкатулку. Внутри живая ядовитая змея. В тоже мгновение змея прыгает на вас. Несмотря на испуг, вы действуете быстро. Вы сбиваете ее в воздухе, швыряете на пол и давите каблуком. Вот так все и было.
— Понятно.
Конуэй задумчиво посмотрел на него.
— Вы можете описать конкретнее, что именно тогда произошло?
— Она стала подниматься на крыльцо. Я понял, что это, возможно, та самая девушка, которую я ищу. Я проник в ее разум — только чтобы узнать ее имя. В то же мгновение я осознал, чего именно я коснулся. И тогда…
— И чего же вы коснулись? — спросил Конуэй.
— Чего-то нечеловеческого. Не могу описать точнее. Я как будто сунул руку прямо в слизистое нутро нечеловеческого существа. В тот же миг оно ощутило мое прикосновение — и это стало для меня дополнительным подтверждением, поскольку ни один обычный человек не может ощутить телепатического касания. За долю секунды я понял несколько вещей. Во-первых, она не знала, откуда исходит телепатический импульс. У нее не было чувства направления, подобного тому, которое есть у меня. Но она правильно предположила, что импульс исходит от меня, поскольку я был на виду и уже со всех ног бежал к ней.
— Она не знала в точности, что это вы? — переспросил Конуэй. — Вы хотите сказать, что сама она ни в коей мере не была телепатом?
— У меня не было никаких доказательств ее телепатических способностей, кроме аномальной сверхчувствительности, которая, видимо, развилась в качестве защитного механизма. Вне всякого сомнения, она поняла, что чужой и опасный разум внезапно, без предупреждения, сорвал с нее маску и заглянул внутрь. У нее возникла паническая мысль, что нужно бежать, предупредить других; что все они не так хорошо замаскированы, как полагают, и их все-таки можно обнаружить.