Кальде Длинного Солнца

— Тебя можно поздравить, патера, — сказала Синель ровно и почти вежливо; у нее была тревожащая привычка неподвижно замирать в положении, в котором обычный человек не мог оставаться больше нескольких секунд — и тогда ее поворачивающаяся голова и сверкающие глаза оставались единственными живыми частями ее роскошного тела. — Ты замечательно справился с поручением. Ты определил предыдущего владельца? Ты сказал, что тебе описали эту женщину? — она коснулась своей груди.

Авгур быстро кивнул:

— Да, Беспощадная Сцилла. Огненные волосы и… и умение обращаться с ножом...

Глаза Синель настолько глубоко закатились, что остались видны только белки.

— Ваше Высокопреосвященство. Вроде бы так Шелк обращался к нему. «Вы присутствовали на моих выпускных экзаменах, Ваше Высокопреосвященство».

— Он хотел, чтобы я уверил ее в нашей полной покорности, — поспешно сказал авгур. — Всего Капитула. Предложить наш совет и поддержку и заявить о нашей преданности. Е-его Высокопреосвященству сообщили, что… что вы о-отправились на озеро вместе с патерой Шелком. Его Высокопреосвященство — начальник патеры. Он… я… мы хотели заявить о нашей вечной преданности, Беспощадная Сцилла.

— Киприде.

В тоне Синели было что-то такое, что запрещало авгуру отвечать, и он только беспомощно посмотрел на нее.

— Плох муж, — добродетельным тоном объявил Орев. — Резать?

— Авгура? Я об этом не думала, но…

Старый моряк откашлялся и сплюнул.

— Ежели вы, мэм, взаправду Жгуч Сцилла, я б хотел вам чегой-то сказать. — И он вытер седую бороду тыльной стороной ладони.

— Я Сцилла. Побыстрее. Сейчас мы должны пожертвовать, если мы вообще собираемся жертвовать. Мой раб скоро прибудет.

— Я молюсь и жертвую вам всю жисть. Вы и ваш па — единственные, кто заботятся о нас, рыбаках. И я не грю, что вы мне чегой-то должны. У меня есть лодка и жена, и мы растим мальцов. На жисть хватает. Но я хочу вам сказать, что, когда я уйду, вы потеряете одного из своих. Одним меньше для старика Паса и вас. Могет быть, вы думаете, что я так грю из-за этого амбала со стволом. Но ежели б я увидел вас где-то на озере, я бы сразу допер, кто вы такая.

— Я должна реинтегрировать себя в Главный компьютер, — сказала ему Синель. — Тогда могут произойти новые события. Ты закончил?

— Почти. Амбал, он делает, ну, все, чего вы хотите от него, как и я, ежели был бы в его бриджах. Только он, мэм, принадлежит Гиераксу.

Гагарка вздрогнул.

— Не вам или вашему па. Могет быть, он сам не сечет, но это точно. Его птица, и этот игломет, и тесак на поясе, и еще он грит, что у него нож в сапоге. Один к одному. Но вы это сечете лучше мя. А что до этого авгура, который предложил меня кончить, так прошлой ночью я выудил его из озера, и вчера видел другого, которого выуживали. И они грят…

— Опиши его.

— Ага, мэм. — Старый рыбак напрягся. — Вы были внизу, кажись в кубрике. Когда они вынули его, я-то увидел его в стороне от нашего курса. Чем-то похож на эту птицу, чес слово. Довольно молодой. Высокий, как амбал. Желтоватые волосы…

— Шелк! — воскликнул Гагарка.

— Вытащили из воды, ты сказал?

Рыбак кивнул:

— Лодка Скапа[2]. Я знаю Скапа лет тридцать.

— Ты был прав, — сказала ему Синель. — Ты можешь оказаться слишком ценным, чтобы приносить тебя в жертву, и в любом случае один старик — это ничто.

Она шагнула к Окну, а потом опять повернулась лицом к ним:

— Вы, все трое, обратите внимание на то, что я сейчас скажу. Еще мгновение, и я выйду из этой шлюхи. Моя божественная сущность уйдет из нее в Священное Окно, которое я приказала поставить сюда именно для этого, и реинтегрируется с моим много большим божественным существом, находящимся в Главном компьютере. Вы поняли меня? Все?

Гагарка молча кивнул. Авгур встал на колени и наклонил голову.

— Киприда, мой смертельный враг и враг моей матери, братьев и сестер — всей нашей семьи, на самом деле, — посеяла раздор в Вайроне. И, похоже, она уже привлекла на свою сторону тощего дурака, начальника этого идиота — как тебя зовут, кстати?

— Наковальня, Беспощадная Сцилла. Я… я патера Наковальня.

— Идиот называет этого дурака «Ваше Высокопреосвященство». Не сомневаюсь, что она собирается сбросить моего Пролокьютора и мое Аюнтамьенто, если сможет. Вы, все четверо, включая шлюху, из которой я сейчас уйду, должны позаботиться о том, чтобы она проиграла. Используйте угрозы и силу, действуйте от моего имени. Если понадобится, убивайте любого, кто встанет против вас. Если Киприда вернется, сделайте что-нибудь, чтобы привлечь мое внимание. Пятьдесят или сотня детей привлечет мой взор, а в Вайроне и так слишком много народа.

Она по очереди посмотрела на каждого из них.

— Вопросы? Я хочу услышать их сейчас, если есть. Возражения?

Орев приглушенно каркнул, осторожно глядя на нее блестящим черным глазом.

— Хорошо. С этого мгновения вы все — мои пророки. Сохраняйте верность Вайрону и заслужите мою благосклонность. Не верьте ничему, что скажет вам Киприда. Скоро здесь будет мой раб. Он отвезет вас в город и поможет вам. Присмотрите за Пролокьютором и расскажите служащим в Хузгадо. Рассказывайте обо мне всем, кто будет слушать. Расскажите все, что я сказала вам. Я надеялась, что в этом доке будет стоять корабль Аюнтамьенто. Обычно так и бывает. Но не сегодня, так что вам придется снова приехать сюда, чтобы повидать советников и выполнить мое поручение. Вас привезет старик. Скажите им, что я потоплю их корабль и брошу их всех в мое озеро, если мой город достанется Киприде.

— Т-теофания, Б-беспощадная С-с-сцилла… — запинаясь, пробормотал Наковальня.

— Не убедит ваших советников. Они считают себя слишком умными. Однако теофании действительно могут быть полезными. Реинтегрировавшись, я подумаю о них.

Она подошла к мокрому каменному алтарю и без усилий запрыгнула на его верхушку.

— Я приказала построить это Окно и алтарь, чтобы ваше Аюнтамьенто могло приносить личные жертвы и просить у меня совета; я могла бы и ответить, если бы захотела. Но ни малейшего следа пепла! Они заплатят за это.

— Ты. — Она указала на Гагарку. — Этот авгур Шелк собирается сбросить их ради Киприды. Помоги ему, но и покажи, в чем его долг. А если он неправильно поймет его, убей. И, если это произойдет, я разрешаю тебе править, как моему кальде. И, я полагаю, в таком случае идиот может стать Пролокьютором.

Она повернулась к Окну и встала на колени. Гагарка последовал ее примеру и заодно поставил на колени рыбака. (А Наковальня так и не вставал.) Прочистив горло, Гагарка начал молитву, которую не договорил на Пути Пилигрима, когда Сцилла открыла свою божественную сущность.

— Взгляни на нас, Восхитительная Сцилла, чудо вод…

— Взгляни на нашу любовь, — подхватили Наковальня и рыбак, — взгляни, как мы нуждаемся в тебе. Очисть нас, о Сцилла!

При имени богини Синель, с придушенным криком, высоко взмахнула руками. Танцующие цвета, называемые Священными Оттенками, наполнили Священное Окно: каштановый и коричневый, зеленовато-голубой, желтый, небесно-голубой и странный оттенок розового, чуть тронутого тускло-коричневым. На мгновение Гагарке показалось, что он заметил в Окне насмешливое лицо девочки, почти достигшей зрелости.

Синель задрожала всем телом и обмякла, тяжело опустилась на верхушку алтаря, скатилась с нее и упала на темный и скользкий камень причала.

Орев замахал крыльями над ней.

— Бог уйти?

Девичье лицо — если это было лицо — исчезло в стене зеленой воды, как в набежавшей волне. Вернулись Священные Оттенки, сначала как искорки солнца на бегущей волне; постепенно они заняли все Окно и наполняли его своим кружащимся балетом, пока не растаяли. Окно опять стало перламутрово-серым.

— Похоже, все, — сказал Гагарка. Он встал и обнаружил, что по-прежнему держит в руке игломет; спрятав его под тунику, он осторожно спросил: — Как ты, Сиськи?

2

Скап — столовая рыба с белым сочным вкусным мясом, напоминающим сазана.