Чужбина

Кровать в семейном общежитии станет им домом. Позже Амалия даже сама себе не сможет объяснить, как они вообще там помещались. А ведь на соседних кроватях к тому же еще дети рождались.

Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Даже наоборот. Время в совхозе “Кузнец социализма” запомнится Амалии навсегда. Это будут самые счастливые годы ее жизни. Девушка могла тогда чистосердечно и обеими руками проголосовать за слова Сталина, написанные на плакате их сельского клуба: "Жить стало лучше, жить стало веселее!"

В совхозе, как в большой семье делили пополам горе и радость, поддерживали друг друга как и чем могли. Колыбель Лейс пользовалась огромным спросом. Амалия порой даже не знала, где в этот момент стоит их люлька и чей ребенок в ней спит.

Мартина отправили учиться в первый класс семилетней школы. В селе Мюллер младшему Лейс не довелось сидеть за партой. Сироте попросту было не до учебы. Как найти еду – это был основной урок прошедших лет его юной жизни.

Первоклашки совхозной школы даже не подозревали, что сидящий рядом с ними маленький и тщедушный мальчик, на самом деле был на пять лет старше их.

Мальчишку в бараке полюбили. Мартин после занятий в школе обычно играл с детьми и приглядывал за младшими в длинном коридоре. Сердобольные соседки за это подкармливали сироту и латали его поизносившуюся одежду. А один старик сапожник на каждый день рождения дарил Мартину обувь. То сандалии, то сапожки или валенки. И не имело значения, что именины у младшего Лейс были в середине августа, Мартин радовался и ждал этот день больше, чем волшебство украшенной рождественской елки, о которой так часто и с ностальгией вспоминали Эмилия и Мария, но о которой теперь, на людях, в советском обществе запрещалось даже говорить.

В совхозе в первую очередь приходилось работать. Бесконечно много работать. С утра и до поздней ночи: в трудах, в трудах. О другом как-то не думалось. Для Амалии даже стало сюрпризом, когда двадцатипятилетняя Мария и на год моложе ее Эмилия вдруг выскочили замуж. В тот год в их совхоз прикомандировали в числе геолого-разведывательной бригады двух братьев. Не очень то и красивые сестры сумели повязать парней семейными узами и уехали жить в город Энгельс.

Можно смело утверждать, что Амалия, тогда как бы очнулась и впервые задумалась о своей личной жизни. Вернее сказать, о ее полном отсутствии.

Да, видимо, сказывалось воспитание. Она, как учили ее бабушки, никогда не подпустила бы к себе первого встречного, Но поиски единственного уже явно затянулись. На красивую Амалию заглядывались многие парни их совхоза. Но дальше этого дело не заходило. Ухажеры, если не сразу, то после первого свидания почему-то теряли к ней интерес. Она решила, что это из-за немецкой национальности. Но когда младшие сестры без проблем вышли замуж за украинцев, Амалия поняла, что не в этом дело. Она не знала тогда, что виной тому был ее земляк.

Давид быстро взрослел и все чаще и чаще обращал внимание на Амалию. Его взгляды теперь невольно задерживались на ее губах, шее, грудях и бедрах. Парень осознавал, что она старше его на девять лет, да еще и на голову выше. Но он хотел только и именно ее. Все его сны были только об этой девушке.

Не обошла Давида стороной и ревность. Он практически в каждом неженатом парне совхоза стал видеть потенциального соперника.

Единственный человек, которому Давид рассказал о своих чувствах, стал друг Ахат. Непобедимый в совхозе борец постарался успокоить Давида:

– Я ноги переломаю каждому, кто посмеет приблизиться к твоей девушке.

После подобного предупреждения все, кто имел взгляды на Амалию, начинали обходить ее за версту.

Люблю и точка! Ха-ха! Если бы это было так просто. Для кого-то это великое чувство, а для кого-то сравнимо с болезнью. Одни порхают от любви, готовые день и ночь не выпускать возлюбленного человека из своих объятий, не в состоянии насмотреться на его черты лица и надышаться его запахом. Другие наоборот прячутся, избегают с ним встреч, ломая себе голову вопросами: – “Мое ли? Достоин ли я этого человека или он меня?” От этих переживаний и голову ломит, и знобит, и в сердце побаливает, и живот бывает сводит.

Склонен верить, что любят все же головой, а не сердцем. Хотя и ведем себя порой как полоумные, но осознанно или нет, но выбираем желаемых: неуверенные – уверенных, “маменькины детки” – самостоятельных и авторитетных, некрасивые – красивых. Есть случаи, что ищут себе стопроцентно похожих. Но это тоже выбор головного мозга, а не просто учащение стучания сердечка!

Была ли любовь между Амалией и Давидом?

У них не было типичного периода ухаживания и бесконечных свиданий под луной. На это просто не хватало времени. У Амалии в свинарнике постоянный опорос и кормежка. У Давида одна хозяйственная компания сменяла предыдущую: ремонт тракторов, посевная, сенокос, хлебоуборка и пахота под озимые.

И все же любовь была, хотя и не сразу. Она проявлялась в повседневной жизни, в быту.

Давид помогал ей: делился деньгами и продуктами, когда необходимо было, искал для ее братишки медикаменты.

В поле, как правило, работы завершались с заходом солнца. А в свинарнике трудились до глубокой ночи. Давид, накормив и уложив спать Мартина, каждый раз поджидал Амалию у ворот свинобазы. Провожал ее до общежития.

– Ты что, ухаживаешь за мной? – как-то спросила она его.

– С чего ты взяла? – вопросом скромно ответил ей враз покрасневший Давид. Благо было темно, и девушка этого не заметила. – Я же писем не пишу и в кино не приглашаю. Просто не хочу, чтобы тебя по дороге собаки покусали. Видишь, сколько их тут бездомных развелось?

Конечно же, Давид не был тем принцем на белом коне, о котором мечтала Амалия. Напротив. Он и ростом не вышел, да и по годам оказался юнцом.

Но она не хотела прямым отказом обидеть своего земляка. Как никак он помог ей в тяжелый момент. Да и принц-богатырь, за которым Амалия помчалась бы хоть на край света, все никак не хотел появляться на горизонте.

А Давид был всегда рядом, помогал и заботился о ней. Он, как тень, ходил за Амалией по пятам, но не притеснял ее и не требовал особого к себе внимания.

Лишь однажды, как бы невзначай, произнес:

– Я буду ждать, когда ты захочешь стать моей женой.

– Ты сперва в армии отслужи, – дипломатично ушла от разговора на столь щекотливую тему Амалия, – а там видно будет.

Геолого-разведывательные работы на территории совхоза осчастливили женитьбой Марию и Эмилию Лейс, но принесли с собой беду. Первые же бурения показали, что в степи неглубоко находятся большие запасы грунтовых вод. Поволжье считалось второй, после Украины, хлебной житницей СССР. Руководство немецкой республики поставило перед собой очень высокую цель – достичь или даже обогнать по уровню хлебозаготовок Украину. Решение этой задачи виделось в расширении и освоении новых пахотных земель, благодаря орошению. Руководство совхоза “Кузнец социализма” тоже получило сверху указание в кратчайший срок освоить все незадействованные земли.

– Они там что, читать не могут? – открыто возмутилась Нина Петровна. – Ведь геологи предупредили, что эти воды соленые и для земледелия не пригодны.

Никто в управлении совхоза ей тогда не возразил…

Давида среди ночи разбудила плачущая Амалия. Он был ошарашен тем, что она не побоялась появиться в мужском общежитии, да еще и в столь поздний час. Парень не успел сообразить, что происходит, а Амалия, обняв его и уткнувшись лицом в его грудь, рыдая, смогла лишь произнести:

– Нину Петровну арестовали.

Давид крепко прижал Амалию к себе и, не переставая, гладил своими шершавыми ладонями ее плечи и волосы.

– Ну, тише, тише! – успокаивал он ее.

Конечно же, в его голове сейчас били в набат все колокола протеста. Он не мог и не хотел верить в то, что их умную, добрую и трудолюбивую Нину Петровну можно было бы в чем-то обвинить и тем более арестовать. Но ему в этот момент еще больше было жалко Амалию и то, что она сейчас плачет. Влюбленному парню было больно видеть ее слезы.