Глазами геолога

Мы должны быть благодарны нашим предкам за одно только их стремление объяснить, понять природу. Они умели задавать вопросы. А вопросы — семена, из которых вырастают любые науки.

Столетиями люди приглядывались к Земле и размышляли о ней. Многие мысли были удивительно точны и остроумны. Удивительно — потому что очень трудно догадаться о строении и жизни Земли, видя только ее поверхность.

Внешность обманчива. Наблюдая вулканические извержения и зная, что с глубиной в шахтах становится теплее и что Земля округла, как капля жидкости, обязательно подумаешь, что она расплавлена внутри. А в действительности этого нет (если и есть, то расплав особенный).

Человеку с молотком многое недоступно. С помощью своих органов чувств, воображения и простых орудий он, при всей остроте ума, не в силах составить более или менее полное представление о Земле.

Геологические науки стали возникать и крепнуть, когда человек начал как бы обогащать, утончать и дополнять свои органы чувств.

На вкус можно определить очень немногие растворимые камни, в основном соленые и горькие.

С помощью химических реактивов мы словно пробуем на вкус минералы. Они бурно разлагаются в кислотах, или дают осадок со щелочами, или меняют окраску под действием растворов…

Много ли узнаешь на ощупь? Пальцами и ногтем отделишь мягкую породу от твердой. А вот эталоны — десять минералов (так называемая шкала Мооса). Царапая неизвестный минерал этими эталонами, можно определить твердость его (она обозначается цифрами от единицы — плотности графита и молибденита, до десяти — плотности алмаза).

Сейчас созданы приборы, которыми определяется и прочность образца на раздавливание, и сопротивление срезу, и его поведение под огромными давлениями земных недр.

Можно прикинуть на ладони, какой камень тяжелее. Но лишь приборы способны «взвешивать» горы, глубинные породы и всю планету. На слух мудрено различать слои. Это под силу лишь сейсмическим приборам, которые улавливают малейшие колебания земли (не обязательно — звуковые колебания) и позволяют геологам судить о некоторых свойствах даже центра планеты.

И все-таки вряд ли какой-нибудь прибор может соперничать в геологии с микроскопом (подобно телескопу в астрономии). Ученым стали доступны мельчайшие частицы, слагающие породы. Без микроскопа трудно представить теперь и минералогию и петрографию — науку о горных породах. И, конечно, микроскоп — оружие «геологических биологов»: палеоботаников и палеозоологов. Именно он позволяет обнаружить в древнейших докембрийских породах отпечатки водорослей.

А определение электрической проницаемости пород? А огненный спектральный анализ, открывающий химический состав ничтожного количества вещества? А определение магнитных свойств пород, позволяющее находить положение полюсов Земли в разные геологические эпохи? По распаду радиоактивных элементов в минералах определяется возраст горных пород. И как у некоторых часов, имеющих не только секундную, минутную и часовую стрелки, но и указатель дня, месяца и года, так и в семье радиоактивных минералов (геологические часы!) одни отмеряют тысячелетия или столетия, а другие открывают бездну сотен миллионов лет.

Совершенно фантастические результаты дает изучение радиоактивных изотопов. По ним ученые умудряются замерять температуру… давно высохших морей.

Изощренные приборы и могучие машины постепенно вытесняют из геологии человека с молотком и рюкзаком. А с ним отходят в прошлое опасные путешествия, рискованные маршруты, романтика таежных костров и звериных троп.

Геофизики расчищают дорогу для своих умных автоматов, просматривающих Землю насквозь. Буровые коронки вгрызаются в каменную плоть планеты. Машины помогают людям, дополняют людей, заменяют людей.

Государственной геологической съемкой ныне покрыта вся наша страна.

Да, бродяге-геологу, двужильному первопроходцу, все меньше остается безлюдных пространств. Он словно плывет на льдине в половодье. Теплеет вода, тает льдина. Из огромного белого поля превращается она в крохотный пятачок. Еще немного — и, облизанная, как леденец, она выскользнет из-под подошв…

Но ведь поток, который поглотит отчаянного путешественника, необыкновенный. Это поток научных фактов, гипотез и теорий, которому освободили путь новые приборы, машины, методы исследований. Человек, окунувшийся в эту волшебную воду, преображается. Ему открываются неведомые миры, и все вокруг изменяется неожиданно и чудесно…

«Воображать — открывать, вносить частицу собственного в живую тьму, где обитают все бесчисленные возможности, формы и числа… Но воображение ограничено действительностью — нельзя представить несуществующего; ему нужны предметы, картины, числа, планеты…

Воображение бедно, и воображение поэтическое — в особенности. Видимая действительность неизмеримо богаче оттенками, неизмеримо поэтичнее…» — так писал поэт Федерико Гарсиа Лорка.

Геолог неизбежно теряет поэзию неведения и догадок, поэзию первозданной природы и неоткрытых земель. Но он приобретает неизмеримо больше — бесконечное многообразие научного знания и научного воображения. А любителям дальних стран наука и техника открывают путь к иным планетам.

Аэрогеология

В этом слове стоят рядышком, обнявшись, небо и земля. Аэр и Гео. Скрепляет их дружбу Логос — познание.

Красивое название — аэрогеология. Особенно для производственного треста. Тем более для такой геологической партии, где видят небо только с земли.

Но наша партия вполне оправдывала такое название. Да, мы смотрели на небо с земли. Зато на землю смотрели не только стоя на ней, но и с неба.

Имеется очень простое — для нашего времени — приспособление: аэрофотоснимки. Фотографии с воздуха, с самолета.

Эти глянцевые снимки мы непременно брали с собой в маршруты. То и дело вынимали их из полевой сумки и разглядывали так пристально, прямо-таки впиваясь глазами, как впору глядеть на фото любимого человека.

Аэрофотоснимки мгновенно возносят под облака. Паришь над землей и просматриваешь ее не спеша и внимательно.

Вот мягкими полутенями вырисован округлый холм, с которого я недавно спустился. Под ним, в долине, петляет ручеек. Хорошо выделяются светлые речные пески. Кое-где на них наползают со склонов осыпи и оплывины.

На вершине холма из-под покрова травы проглядывают светлые мергели. Я знаю: это мергели. Высыпки их встречались на вершине и описаны в моем дневнике. Отобран даже, для уточнения в лагере, образец.

По склону наискось тянется полоса, ниже которой светлые мергели сменяются темными песчаниками (песчаники тоже встретились мне, и в моем рюкзаке тоже лежит образец их).

Полоса — контакт мергелей и песчаников — прослеживается через холм, упирается в долину реки и здесь пропадает, засыпанная молодыми речными осадками.

Теперь незачем лазать по склону в поисках контакта слоев. «Мне сверху видно все…»

Могу сейчас же провести на карте (срисовывая с аэрофотоснимка) эту полосу.

Она должна вынырнуть наружу с противоположной стороны долины. Перевожу взгляд туда. Полоса пропала! Весь склон светлый, должно быть, сложен мергелем. А куда же девались песчаники?

Взгляд в сторону на соседний снимок. Вот они! Четко видна полоса контакта. Только она не напротив прежней, а в стороне, ниже по течению ручья.

Значит, здесь некогда произошел сдвиг. Там, где сейчас ручей, земная кора лопнула. И две глыбы немножко разъехались.

На месте разлома глыбы терлись одна о другую, разрушаясь. Ничего нет странного в том, что именно здесь промыла вода ложбину…

В мгновение возвращаюсь на землю, прячу снимки в полевую сумку и отправляюсь к противоположному склону долины. На всякий случай надо убедиться, что здесь действительно выходят наружу те же мергели и песчаники.

Труднее всего различать сверху породы. Может, они действительно сменились, а может, просто изменился цвет одного и того же слоя.