Затмевая могущественных

– Нами зулусы сегодня наедятся, Томас, – усмехнулся Хитч. Тот тоже был жив, и выглядел таким же грязным и измотанным, как и все мы.

– А это правда, что зулусы людей едят, сэр? – спросил у меня Томас. С ладони его зернышки маиса сыпались под ноги. Он уже и думать забыл о переводе продуктов.

– Ты ведь не хочешь это проверить, парень, – усмехнулся, правда, несколько натянуто, я.

– Никак нет, сэр.

– Тогда заткнись и стреляй в них, когда полезут! – заорал на него сержант, бакенбарды которого выглядели уже не столь роскошно.

– Слушаюсь, сержант! – тут же выпалил Томас.

– Для этого тебе понадобятся обе руки, рядовой! – продолжал распекать его сержант. – Так что бросай этот чертов маис – и берись за винтовку обеими руками.

– Слушаюсь, сержант!

Рядом со мной присел прямо на землю Пит Торлоу. Форма на нем представляла собой весьма живописные лохмотья. Костяшки пальцев на обеих руках были сбиты в кровь.

– Твоя пушка готова стрелять по первой команде? – спросил у него я.

– Вполне, – кивнул тот. – Будет чем угостить черножопых.

– Я смотрю, ты и кулаками поработать успел. – Я указал на его сбитые костяшки.

– Было дело. Когда подбирались слишком близко, приходилось проламывать черепа прикладом моей малышки. Хотя я и без нее обходился пару раз.

Стрельба и крики с той стороны стены нарастали. Топот сотен ног уже заглушал слитные залпы солдат Чарда и Бромхэда.

– Скорее бы, – протянул Торлоу. – Противно сидеть тут, когда другие дерутся с зулусами.

– Терпи, Пит, – сказал ему я. – Мне и самому тяжко. Но мы сейчас – засадный полк. – Я увидел, что Торлоу не понял меня. – Последний козырь, – пояснил я, – в той игре, что ведет с зулусами лейтенант Чард.

Кажется, такое сравнение было более понятным для сержанта. Конечно, он ведь никогда не слышал о Куликовской битве.

Стрельба стала частой, словно барабанная дробь. Крики зулусов усилились многократно. От грохота их проклятых барабанов уже раскалывалась голова. И в нее лезли дурацкие мысли. А вдруг Чард и Бромхэд мертвы. Ведь никто больше не знает, когда подать нам команду. Тогда зулусы перебьют всех по ту сторону – и примутся за нас.

Не раз я порывался уже скомандовать огонь. Но всякий раз останавливал себя. Все-таки я верил в Чар– да. Лейтенант не умрет, пока не выиграет этого боя. Почему-то я был в этом непоколебимо уверен.

И вот, когда сил терпеть уже не осталось, прозвучал голос лейтенант Чарда. Он изо всех сил заорал, стараясь перекричать частую стрельбу и вопли атакующих зулусов.

– Русский, давай!

Видимо, на то, чтобы произносить мою фамилию времени уже не было.

– Пали! – крикнул я, поднимаясь над стеной.

Одновременно со мной выстрелили десятки винтовок – и, конечно, чудо-пушка Питера Торлоу.

В этот раз даже эффект от ее чудовищного на столь близком расстоянии выстрела был не столь выдающимся. С виду, по крайней мере. Просто в первые секунды зулусы умылись кровью. Практически в прямом смысле этого выражения. Пули и невидимая сила пушки Торлоу косили их десятками. Они сыпались под ноги солдатам Чарда и Бромхэда, обильно орошая землю кровью. Она и так уже превратилась в кошмарную грязь багрового оттенка, но нам словно было мало. Мы лили и лили на нее новые потоки крови.

Я стрелял не раздумывая. Всаживал пулю за пулей в зулусские лица. Те лопались, будто перезрелые арбузы. Но на смену им появлялись все новые и новые. И казалось, не будет им ни конца ни краю.

Один за другим опустели магазины моего маузера. Я сунул его в кобуру – подхватил винтовку. Мне еще не приходилось пользоваться подобным оружием, но она оказалась столь проста и незамысловата, что я освоился с нею в считанные мгновения. Быть может, сказалась привычка к новому оружию, полученная еще во время службы во 2-й экспедиции.

Господи боже, как давно это было!

Раненый солдат сунул мне прямо в руку распечатанную пачку патронов. Я кое-как утрамбовал ее в подсумок. Наверное, прежде стоило избавиться от бумаги, но я в тот момент как-то не думал о подобных мелочах. Патрон – в казенник. Приклад – к плечу. Выстрел! Снова патрон – в казенник и приклад к плечу. Выстрел! А пальцы левой руки уже будто сами собой лезут за следующим патроном. Приклад больно с непривычки бьет в плечо. Я морщусь, но продолжаю стрелять. Вскоре плечо немеет. Правая рука грозит отказать в любой момент. Но и это не останавливает меня. Я стреляю, перезаряжаю и снова стреляю. И так, пока не заканчиваются патроны в подсумке. Я отшвыриваю скомканную бумажку – на пальцах остаются следы масла. А раненый, быстро заметив мой жест, уже сует мне прямо в ладонь следующую пачку.

Сколько раз повторялась эта процедура – я не могу сказать. Солнце медленно скатывалось за горизонт. Тени росли. Но я не замечал этого. Весь мир для меня свелся к лицу врага на мушке винтовки. Черное, перекошенное лицо зулуса.

Они не давали нам ни секунды передышки. Наваливались раз за разом, оставаясь лежать трупами у стены из ящиков и мешков маиса. Не знаю, каким чудом держались Чард и Бромхэд с остальными солдатами, лишенные этой защиты. Им не раз приходилось вступать в жестокую рукопашную схватку с зулусами, пока мы изо всех сил прикрывали их сверху. Раненых, кого успевали, перетаскивали в кратких передышках между атаками зулусов, на нашу сторону и отправляли в импровизированный лазарет к доктору Рейнольдсу. После того как зулусы сожгли его госпиталь, доктор оперировал в каменной церкви, у стен которой мы, собственно, и держали последний бой.

Нас продолжали обстреливать со скальной террасы. Достать нас тут было сложно, особенно для таких скверных стрелков, как зулусы, но все-таки одна-другая пуля достигали цели. Солдаты падали, сраженные ими, то по одну сторону стены, то по другую. Враг усиливал стрельбу по нам, когда его воины нападали в очередной раз на солдат Чарда и Бромхэда, держащих оборону под стеной. А мы не могли позволить себе укрыться от огня черных стрелков – слишком важно было стрелять самим. Потому не раз я видел, как валился с ног убитый вражьей пулей солдат, роняя винтовку и сползая со стены.

Сержант Торлоу стрелял из своей пушки – и всякий раз после этого выстрела зулусская атака захлебывалась в крови. В перерывах между этими чудовищными залпами Питер брался за обычную винтовку. Та казалась в его руках до смешного маленькой, особенно после бандуры его обычного оружия. Но и с ружьем он вносил свою лепту в общее дело. Промазать по врагу с такого расстояния было просто невозможно. Вот и близорукий Питер бил без промаха.

Тут же с нами был и Давид Поттер по прозвищу Три ружья. Он единственный из всех, кто стрелял по скальной террасе, сбивая то одного, то другого зулуса в красном мундире. Его длинный и мощный роер бил весьма метко. Одна беда – как и все старинные ружья, заряжать его приходилось почти минуту. Именно поэтому Поттер сосредоточился на истреблении чернокожих на скальной террасе. Толку от его мощного ружья в бойне по ту сторону не было почти никакого. Там куда важней был темп стрельбы, нежели точность или убойная сила.

А потом внезапно все закончилось. Пропали перекошенные черные лица. Командир зулусов не стал отправлять в бой новых воинов, а может, они у него просто закончились. Те же, кто дрался под стеной с солдатами Чарда и Бромхэда, либо погибли, либо бросились бежать обратно в холмы и густые кустарники. Некоторое время мы еще видели их спины. Но почти никто не стрелял по ним – все слишком устали за этот воистину бесконечный день.

Мы буквально сползали по стене. В нее еще кое-где врезались пули зулусов, засевших на скальной террасе, но скоро и они прекратили огонь.

Наверное, только когда прозвучали последние выстрелы, я осознал, что мы пережили этот день. Я совсем сполз на землю. Из меня будто воздух выпустили. На лицо мне сыпались зерна маиса, но я не обращал на это ровным счетом никакого внимания.

Сейчас меня, как и всех в Роркс-Дрифт, уже ничто не могло поднять на ноги. Приди зулусы в эту минуту, нас можно брать голыми руками.