Страница 4 из 43
Странно, но факт: есть еще люди, наши современники, всерьез полагающие, будто раньше, давным-давно, на Земле царил некий «золотой век». Вот, например, отрывок из письма, присланного в «Известия» одним читателем: «Возьмите наших матерей, отцов, бабушек и дедушек, когда они умирали, прожив не меньше 100 лет, а многие больше 100. Болезней было мало… Я считаю, что с развитием культуры жизнь человека сокращается. Раньше люди жили до 150 лет, были выше ростом и с более крепким телосложением».
Заблуждение! Отголоски библейских сказок о сверхдолгожителях (патриарх Мафусаил, например, скончался, когда ему стукнуло якобы 969 лет).
Конечно, рекорды долголетия (120–150 лет) устанавливались и в прошлом. Но теперь они более часты, чем прежде. Если же взять среднюю продолжительность жизни, массовую характеристику, которая дает возможность судить о здоровье населения в целом, то она на протяжении тысячелетий — и в античную эпоху, и в средние века, и позже — повсюду в мире держалась на очень низком уровне: между 20 и 30 годами.
Подлинным бичом наших предков были эпидемии. Ясно, что в таких условиях люди в массе своей умирали во цвете лет и лишь очень немногие доживали до глубокой старости. Даже в конце XIX века средняя продолжительность жизни в России едва достигала 32 лет. После Октябрьской революции она начала расти с невиданной быстротой, поднявшись к 1927-му до 44, к 1939-му — до 64, а в начале 60-х годов — до 70 лет.
Это ли не результат прогресса? Научно-технического прогресса вообще и особенно в области медицины?
В XX веке удалось познать природу многих недугов, остававшихся загадкой для наших предков. Создать эффективнейшие препараты, разработать новые методы диагностики и лечения. И здесь немалую роль сыграли успехи физики, химии, биологии, электроники, приборостроения. Но только ли в них дело?
Несколько лет назад южноафриканский хирург Барнард впервые в мире пересадил человеческое сердце. Сенсационные операции продлили жизнь пациентам, обреченным, казалось, на верную и скорую гибель. Между тем средняя продолжительность жизни для негров банту в ЮАР — всего 35 лет. И здесь и во многих других африканских странах миллионы коренных жителей преждевременно умирают в тех случаях, когда спасение от гибели не проблема, когда от врача не требуется никаких чудес: были бы поблизости самые обыкновенные аптеки и клиники.
— Чтобы победы над смертью стали не единичными эпизодами, не отдельными сенсациями, а подлинно массовым явлением, одними достижениями медицины тут не обойтись, — говорит профессор Б. Урланис. — Здесь нужна мощная система здравоохранения и социального обеспечения, способная превратить потенциальные возможности медицины в реальную действительность, сделать их доступными всем и каждому, удовлетворить потребности населения в лекарствах, врачах, больницах, санаториях. И если у нас средняя продолжительность жизни росла беспрецедентными темпами, каких не знало ни одно другое государство, то этим советский народ обязан прежде всего социальному прогрессу.
Наше здоровье охраняют чуть ли не 850 тысяч врачей. Каждый четвертый врач на Земле имеет советский паспорт, хотя граждане СССР составляют лишь 1/16 населения планеты. На каждые 10 тысяч жителей приходится 33 врача (против двух в 1913 году), тогда как в США, ФРГ и многих других развитых странах — менее 20 (в Индии — только два).
Подъем народного благосостояния, записанный в планах Советского государства, наряду с дальнейшими успехами самой медицины удлинит среднюю продолжительность жизни еще больше…
Приведенные факты и цифры при всей их немногочисленности достаточно красноречивы. И если кому-то из нас вдруг приснится, как век нынешний внезапно сменился веком минувшим, думается, это будет кошмарный сон.
Спору нет, многие «дела давно минувших дней» достойны уважения и даже восхищения. Можно, например, воспевать эпоху, «когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра». Императора Петра I, которого Пушкин называл славным шкипером, «кем наша двигнулась земля, кто придал мощно бег державный рулю родного корабля».
Можно, как это делает американец физик Ф. Дайсон, восхищаться Афинами времен Перикла (V век до нашей эры), когда античная демократия достигла своего расцвета. Или Флоренцией XIV века, когда началось Возрождение. Почему бы и нет?
Ренессанс, начавшийся в Италии XV века, был, по выражению К. Маркса и Ф. Энгельса, «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством». Эпоха эта «породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености».
Одним из исполинов Возрождения был флорентиец Д. Боккаччо. Автор «Декамерона» — один из первых гуманистов Ренессанса, которые провозгласили высшей ценностью человеческую личность с ее земными чаяниями, добродетелями и грехами, объявили простых смертных достойными того места, которое в средневековой идеологии занимал бог.
Если, однако, судить о Флоренции XIV века только по таким «источникам», как пикантные истории героев Д. Боккаччо, то получится весьма и весьма однобокое впечатление. Не так ли возникает идеализированная картина «благословенной Флоренции», «золотой поры», о кончине которой печалится Ф. Дайсон? Ведь рассказчики новелл «Декамерона» волею автора собрались приятно провести время в благоуханном саду («если б возможен был рай на земле, то его надобно было бы устроить по образу этого сада»). Они наслаждаются не только беседой — у них в достатке изысканные вина и яства. Но это «пир во время чумы»!
Боккаччо воочию знаком с «черной смертью», изображенной им во вступлении к «Декамерону»; она отправила на тот свет две трети жителей благословенной Флоренции. Подкравшись с Востока, она опустошительным смерчем обрушилась на Европу. За полвека (с 1340 по 1388 год) чума унесла многие десятки миллионов жизней — едва ли не четверть тогдашнего европейского населения.
Самое ужасное заключалось в том, что никто, ни один титан мысли не был в состоянии воспрепятствовать незримому душегубу, затмившему своими злодеяниями Аттилу и Чингисхана.
Что касается Афин, то именно в V веке до нашей эры, когда искусства, науки, ремесла достигли пышного расцвета, город опустошила та же «черная смерть». Думается, полезно представить себе хотя бы на миг то, что отошло в область преданий: «Обезумевшие от жара люди в поисках холодной воды нагими выскакивали на улицу, бросались в колодцы и там тонули, — описывает древнегреческий историк Фукидид чуму в Афинах. — Врачи были бессильны против этого бедствия».
Вот он, безвозвратно ушедший «золотой век»! А ведь к описанию беспомощности тогдашних эскулапов можно было бы добавить дикие сцены жестокости и произвола в рабовладельческих Афинах со всей их античной демократией, как и в феодальной Флоренции со всем ее гуманизмом, и многое другое. Впрочем, стоит ли? И без того ясно, каков он, этот «потерянный рай».
Ну а век нынешний? Конечно, он совсем не тот, что век минувший. Во всяком случае, и Афины уже не те, и Флоренция не та. Академгородок под Новосибирском? Обнинск или Дубна неподалеку от Москвы? Сакле у Парижа? Принстон близ Нью-Йорка? Уютные зеленые уголки планеты, где созданы все условия для научно-технического творчества! Только вот ведь беда: и здесь нет той «плодотворной культурной изолированности», «племенной замкнутости», о которой так тоскует Дайсон. Напротив, именно там вы встретите царство коллективного разума, беспрестанное общение в лабораториях и на международных съездах, обмен информацией в глобальных масштабах.
Даже в Принстоне, тихом университетском городке, который избрал своим прибежищем профессор Ф. Дайсон, нет отбоя от иногородних и иностранных визитеров. Более того, принстонцы отличаются общительностью. Ох уж этот безумный, безумный, безумный мир! Неспроста, видать, здесь, под сенью принстонских каштанов, профессор Ф. Дайсон был осенен яркой идеей — человечество должно заняться поисками прошлого в будущем. Мол, уж ежели в космос, то хорошо бы назад — к условиям жизни в доисторическую эпоху.