Месть «Синдиката» (ЛП)

— Это практически главная причина, по которой я избегала разговоров с кем-либо из вас… — Руки всех дедушек обхватывают наших бабушек в утешительном движении, и они кивают мне в знак понимания.

— Мы сочувствуем тебе, Синклер, но это не оправдание, чтобы игнорировать нас. Понял? — Попс смотрит на меня одним из своих фирменных взглядов, который говорит мне, что если я снова облажаюсь, то с таким же успехом могу начать рыть яму. Я молча киваю, так как, наконец-то, разум догнал мир. Попс, похоже, удовлетворен моими уговорами, поскольку знает, что я не уступлю ни дюйма, и продолжает: — Хорошо. Теперь оставим это позади и, может быть, сделаем видеозвонок Костовым, пока готовим ужин и наверстываем упущенное.

Пока наши бабушки и дедушки идут на кухню, я направляюсь в спальню, чтобы переодеться из промокшей одежды, но не прежде, чем нахмуриться и отмахнуться от трех предателей, которым предстоит адская расплата за их выходку.

Глава 22

Алекей

В тот же день

— Подожди. Что сделал отец? — спрашиваю я, смеясь.

Мы с Константином сидим в кабинете в одном из его ночных клубов, со стопками «Столичной», а на плоском экране, закрепленном на стене, видно, как Бетани, Синклер, Деклан, Джованни, их бабушки и дедушки пируют за огромным количеством блюд. Мне очень хочется быть там, чтобы присоединиться к празднику, а не в ресторане, который я посетил до прихода сюда.

Женщина, попросившая меня называть ее Нонной, отвечает:

— Ой, ваш отец был тем еще зачинщиком. Я не знаю точно, сколько раз он убеждал этих дураков делать глупости, из-за которых они спали на диване ночь или две. Но та ночь была одним из лучших его моментов. Трое из них, пьяные в стельку, поверили, что мы одеты как зайчики из «Плейбой». У меня до сих пор хранится несчастная групповая фотография, на которой они все запечатлены где-то здесь, в квартире… Виктор привел их в номер-люкс с ухмылкой, пока наши мужья спотыкались и бубнили о том, что мы приехали первыми и так быстро переоделись. Они заслужили те похмелья, которые у них были на следующий день. Но после этого я получила дом для отдыха в Монако, так что все прошло хорошо.

— Ты оставила меня ночевать на кафельном полу! Проснулся с похмелья, замерзший, как зяблик, и весь больной, — ворчит Джанлука Мартинелли, но его жена закатывает глаза.

— И я бы все повторила, Amore mio, — отвечает она.

Все остальные в истерике от их препирательств, даже мой брат. Благодаря нашему видеочату я вижу брата самым счастливым за последние годы, не считая того, когда мы узнали, что Наташа, черт, Бетани, все еще жива, и мы воссоединились. На данный момент она решила сохранить имя, которое знала девятнадцать лет, за вычетом новой фамилии Картер, вместо того чтобы оставить свою. Я не могу сказать, что виню ее, но в глубине души мне все равно больно.

Я спорил с ней об этом наедине, но моя близняшка обладает упрямством, параллельным упрямству Константина. Можно сказать, что это у них от Виктора.

— Ну и как дела в кампусе с последнего нашего разговора? — спрашивает мой брат, когда разговоры стихают. — Мы исчерпали все, что могли, из информаторов и переходим к именам, чтобы посмотреть, куда это нас приведет.

Умники Бетани на мгновение замолчали, пока Джованни не заговорил.

— У нас было довольно много запросов по делам «Синдиката», но мы их все проигнорировали. Все данные перенесли на новые телефоны, которые вы нам дали, с новыми номерами, но наши телефоны постоянно гудят. Отцы не дали никаких намеков через голосовую почту или текстовые сообщения, хотя уверен, что они становятся все более и более разъяренными. Самой последней угрозой было отлучение от «Синдиката»… — Он прерывается и гримасничает, когда моя сестра поворачивается к нему.

— Отлучение? Что именно это значит, Джованни? — Ее голос ледяной, и меня распирает от гордости за то, насколько стойкой оказалась моя сестра.

Джованни не съеживается, и я откидываюсь на спинку кресла, готовый наслаждаться представлением. Синклер проводит руками по лицу.

— Котенок, в нашем мире отлучение — это, по сути, высшая форма измены. Это значит, что наши бунтарские действия караются смертью.

Моя сестра хранит гробовое молчание, что, как я быстро понял, означает, что она собирается обрушить на них ад через три… два…

Стул, на котором сестра сидела, ударяется об пол, когда она резко встает. Обе руки лежат на столе, а ее голос пронзителен.

— Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Вы, идиоты, знали эту огромную гребаную деталь все это чертово время и что? Решили прикинуться дурачками и не сказать? Что, черт возьми, у вас за проблемы? Я должна быть включена в ваш разговор, когда вы решили игнорировать свои чертовы обязанности. Особенно когда на кону стоит ваша жизнь!

Поскольку между нами экран компьютера и восемь часов езды плюс-минус, мой брат вступает в разговор, как проклятый дурак.

— Бетани, они были под моим командованием. Я сказал им игнорировать… — Моя близняшка не дает ему шанса закончить, так как говорит ему заткнуться на идеальном русском языке.

— Значит, великий Константин Костов просто щелкает пальцами, и все становятся в строй, так ты говоришь? Ну, вот что я тебе скажу, брат… — бросается она на нас. — Мне плевать на твой статус. Для меня это ничего не значит. Я сражалась как проклятая все эти годы, и мне чихать, даже если эти ушлепки поклялись тебе в верности, я не собираюсь стоять в стороне от принятия решений. Особенно в тех, где их жизни под угрозой! Черт, моя, возможно, все еще под угрозой, ты, высокомерный козел!

Бетани поворачивается и уходит из поля зрения камеры, громко матеря всех, кроме бабушки, дедушки и меня, всеми унизительными словами, которые только есть в русском языке. Меня очень впечатляют ее оскорбления, и я посмеиваюсь над ее креативностью. Бабушки бегут за ней, оставляя нас всех сидеть в тишине. Ну, дедушки сидят в тишине. Мой брат, шурин и будущие шурины тушуются от только что полученных словесных пиздюлей, а я сижу с улыбкой на лице. Хотя они немного заслуживают этого, поскольку нам сообщили о свадьбе только после того, как она состоялась.

— Алексей, не переведешь, какие красочные оскорбления Бетани только что обрушила на головы наших мальчиков?

Я смеюсь, когда мой брат хмурится на меня.

— Ну, первым оскорблением она назвала их ублюдками. А остальные? Я скажу, что в моих интересах хранить молчание. Вдруг снова зайдет одна из ваших прекрасных жен, а я не собираюсь повторять то, что произнесла моя несносная сестра в дружеской компании. При всем уважении, конечно. — Я наклоняю бокал к экрану, а затем убираю его обратно.

Мой брат называет меня подхалимом под нос, а я кладу руку ему на плечо и похлопываю.

— Оу… Большой плохой босс братвы капризничает, потому что его отругала младшая сестра? — Я хмыкаю, и он адски бьет меня по плечу.

— Ладно, дети. Время игр закончилось. Но небольшой совет. Вы все должны понять, что, хотя наши жизни проходят на более подпольной стороне жизни, прозрачность в отношениях с вашим близким человеком очень важна. Вы можете думать, что защищаете его, но в процессе причиняете еще больше страданий. А теперь, Джованни, давайте перенесем этот звонок в другую комнату, — руководит мистер Блэквелл, и его взгляд задерживается на нас. — Джентльмены. У нас есть несколько тем, которые нужно обсудить подробно, и нужно составить планы.

Вот дерьмо… Возвращаемся к чертовой работе.

Глава 23

Константин

Три дня спустя

— У меня нет времени на это дерьмо, Лекс. Напомни мне еще раз, почему мы здесь?

Мой брат просто смотрит на меня пустым взглядом.

— Мне что, и правда нужно на это отвечать?