Страница 20 из 36
Мы все так быстро и безумно влюбились в Бетани, и любая угроза против нее, прошлая или настоящая, будет уничтожена нами.
Наконец, Синклер быстро делает движение «один-пять-ноль», повышая цену, чтобы убедиться, что проблема решена. Джио лишь снова бросает взгляд на телефон, чтобы подтвердить детали и использовать для оплаты наш оффшорный и железно секретный счет. Один из огромных плюсов нашего положения — больше денег, чем мы можем потратить. У нас также есть много способов обеспечить решение наших ситуаций, когда мы не можем сделать это сами.
— Я удивлена, что вы не завалили меня кучей вопросов.
— Вопросов много, котенок. Понять, какие из них задать — вот настоящая дилемма, — говорит Син.
— Ты можешь задавать любые вопросы, Синклер, мне все равно. Решу ли я отвечать или нет — вот настоящая дилемма, — отвечает она.
Я не могу удержаться от усмешки. Наблюдать за ее словесной перепалкой с Сином — чистое развлечение, потому что он не потерпит дерьма ни от кого, кроме Джи и меня. Даже это в большинстве случаев под вопросом.
Его руки скрещены на груди, и он смотрит на нее с интенсивностью, которая, как я знаю, выражает одновременно ярость из-за ее постоянного неповиновения и вожделение по той же самой причине. Мы с Джованни просто сидим и наслаждаемся шоу, разворачивающимся перед нами, гадая, кто же победит.
Синклер устраивается поудобнее, положив руки на бедра и сцепив ладони под подбородком. Его спокойная манера поведения говорит о том, что у него есть план, как победить ее. Мне любопытно, как все пройдет, когда он наконец решил заговорить.
— Почему Лос-Анджелес? — спрашивает он.
Что? Я бы о таком не спросил. К чему он клонит?
Бетани пожимает плечами в моих объятиях.
— Да все просто. В Сиэтле дождливо. Я хотела солнышка и большие перспективы, поэтому мне показалось, что это хороший выбор. К тому же у меня закончились деньги на автобус, и я не собиралась ехать дальше впроголодь.
Солнышко, если я добьюсь своего, это больше никогда не будет проблемой.
— Ну и как тебе город?
— Пожалуй, не плохой.
— Поподробнее, котенок, — приказывает он, и она на него огрызается.
— А манерам тебя не учили, Синклер?
Он закатывает глаза, но подчиняется.
— Пожалуйста, поподробнее, котенок. Лучше?
Би игнорирует его недовольство.
— Как уже сказала, все это время я жила в приюте для бездомных, но завела несколько друзей. Я влюбилась в культуру латинского района неподалеку, поэтому теперь обожаю испанскую кухню. Я работала неполный рабочий день, поэтому мне не приходилось во всем полагаться на приют. Но там все дорого, поэтому я не смогла изменить свою жизненную ситуацию. Но могло быть и хуже. Я также работала волонтером в приюте в качестве платы за жилье.
И снова я потрясен ее ответом. А еще он очень смирил меня. В то время как мы никогда ни в чем не нуждались в плане простых вещей, ей пришлось пройти через страдания и борьбу за все, что было необходимо для жизни. Что хотели, то и получали. Без вопросов. Ей, вероятно, приходилось умолять и выпрашивать хлебные крошки. Но, похоже, она вела такой же образ жизни в неполной семье, как и мы. Дерьмовые родители, которые практически бесполезны и нелюбопытны. Что заставляет меня задуматься.
— Ты часто голодала? — спрашиваю я.
Я чувствую, как она слегка напрягается от моего вопроса. Это весь ответ, который мне нужен, но она все равно отвечает.
— Ага. Было дело. Так часто, что мне не хотелось бы, чтобы кто-то из вас знал об этом. Но все изменилось в Лос-Анджелесе.
Джованни все еще молчит с тех пор, как мы сели, но я вижу по сосредоточенности на его лице, что он так и хочет что-то сказать. Скорее всего, он сдерживается, потому что взламывает базу данных, которая ему нужна для получения информации.
— Хотя я бы с удовольствием продолжала отвечать на эти вопросы, мне действительно нужно начать делать домашнюю работу. Во вторник я должна сдать эссе, и мне нужно в библиотеку. К тому же мне еще нужно найти все свои вещи, так как я понятия не имею, где и в какой коробке что лежит.
— Подожди, — говорит Джованни, затем встает и быстро направляется в свою комнату. Он возвращается с коробками от «Мак» и «Айфона». — Для тебя, дорогая. — Он кладет их ей на колени, а затем снова садится.
Би с минуту смотрит на коробки на своих коленях, затем наконец поднимает голову.
— Э-э-э… зачем это? У меня уже есть ноутбук и телефон.
Синклер фыркает и бормочет:
— Ага, хлам. — Тем самым быстро выводит Бетани из себя.
— Ну извини меня, членосос. Мне жаль, что моя родословная и банковский счет недостаточно впечатляющи для тебя. Но мне ни хрена не жаль, что я могу оценить все, что у меня есть, в отличие от тебя, высокомерного испорченного ублюдка. Так что пошел ты.
Она быстро встает, бросает коробки на диван, чтобы уйти, но Синклер оказывается быстрее. Он подхватывает ее и перекидывает через плечо.
— Я ни разу не осудил твою ситуацию, котенок. Я просто говорю, что твое барахло устарело, и тебе повезло, что оно еще работает. Так что перестань вести себя как стерва. — Затем сильно шлепает ее по заднице.
— Ты, чертила! Мне больно! Опусти меня! — кричит она.
— Ты закончила быть стервой?
— А ты убрал свои барские замашки? — издевается она.
Он снова шлепает ее по заднице, но прежде чем успевает отреагировать, Бетани хватает за пояс его трусов и дергает так сильно, быстро и высоко, как только может, делая ему атомный клинч. Синклер ревет и падает на колени, скорее всего, от давления на его член и яйца, а также от того, что Бетани сделала между его ягодицами. Она превращается в террористку, как только ее ноги касаются земли, и тянет еще сильнее, заставляя Синклера полностью опуститься на четвереньки. Он матерится от боли, пока она не отпускает порванные трусы. Затем пихает его на бок, в то время как он корчится от боли и пытается не вырвать.
— Я не собираюсь терпеть твое хамское поведение, Синклер. Я уже достаточно натерпелась, так что завязывай, или в следующий раз натяну так сильно, что твой пирсинг выскочит из тебя.
Я и Джи застонали и обхватили свои члены, возвращая ее внимание к нам.
— А мы что? Мы ни причём, солнышко, обещаю. Просто оставь наши пирсинги в покое. Пожалуйста, — умоляю я.
Она сильно покраснела, когда вспомнила, что у нас у всех проколоты члены.
— О да… я на минутку об этом забыла, — бормочет она, еще больше краснея.
Она чертовски мила, но сейчас я остерегаюсь маленькой злобной колючки, которая стоит перед нами.
— Да, Tesoro. У нас у всех проколоты члены. Но в отличие от Сина, мы ценим наши члены. Так почему бы тебе не пойти подготовиться, а мы с Декланом проводим тебя в библиотеку. Нам тоже надо делать домашку. А этого гавнюка оставим одного, наедине зализывать свою уязвленную гордость.
— Подожди… нам нужно? — спрашиваю я недоуменно. Черт меня побери. Что я забыл?
Джи секунду смотрит на меня, а потом поднимает глаза к потолку.
— Gesù Cristo.(Господи боже. — Прим. пер.) Да, Деклан. Нам обоим нужно написать работу по деловой этике. Вот почему у нас одинаковое расписание. Giuroche vivo con un bambinogigante. (Клянусь, я живу с ребенком-переростком. — Прим. пер.) — Затем в разочаровании проводит рукой по волосам.
— А) По-английски, мудак. Б) Сколько и когда сдавать?
— Десять страниц. Вторник, тупица.
Упс… да, забыл. Встав, я перешагиваю через Синклера, который все еще лежит на полу.
— Давай, солнышко. Думаю, пришло время заняться учебой или еще какой-нибудь скучной хренью вроде этой.
Она смеется, и это звучит как музыка для моих чертовых ушей. Затем я иду к холодильнику и хватаю пакет с замороженным горошком, а потом возвращаюсь к Сину и бросаю его перед ним.
— Вот, держи, мудак. Подумал, что они пригодятся для твоего члена больше, чем эта хрень с карбой от Джи, которая на вкус охрененная. Так что лучше примени их. Это твоя порция на неделю.