Будь моим

Он явно встал не с той ноги. Глядя на то, как, включив кофемашину, он упирается кулаками в стол рядом с ней, чувствую упрямую потребность напомнить ему о том, что у нас уговор и у меня еще есть время.

Подойдя, прижимаюсь грудью к его спине и обнимаю руками талию, подстраиваясь под контуры напряженного тела. Кладу щеку между его лопаток и зажмуриваюсь.

Смыкаю веки с силой, вдыхая запах чистой кожи и наслаждаясь тем, какой Градский горячий, сильный и настоящий.

Он не двигается, а я спрашиваю:

— Теперь и я тебя раздражаю?

— Ты меня не раздражаешь. Просто через три часа мне нужно быть у клиента, и мне нужно как-то добраться до дома по семибалльным пробкам, чтобы переодеться.

— Спустись в метро… — предлагаю.

— Очень смешно.

Он сам усложнил себе маршрут. Мы оба это знаем. Это знание наполняет меня внутренней силой, которую я не хочу демонстрировать. Хочу просто оставить ее при себе, вместо того чтобы дать Владу возможность полить ситуацию фирменным цинизмом. Но черти в моей голове не хотят сдаваться, поэтому я лезу на рожон, спрашивая:

— Что ты скажешь Андрею, если он заявится ко мне сейчас?

Влад молчит. Его сопение я слышу даже за шумом кофемашины. Грудью чувствую, как его тело вбирает и выпускает кислород.

Да, чёрт возьми, его поступок был необдуманным!

Он из-за этого психует?!

— Скажу ему, что у его сестры очень красивая киска.

— А если серьезно?

— Что ты хочешь услышать? Я потеряю друга, вот что случится, если он заявится сюда сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мое горло парализует от понимания, что он лучше потеряет друга, чем сдастся. Мне больно, и я злюсь на эту жесткую правду, хриплым голосом спрашивая:

— А меня ты не боишься потерять?

— Арина… — угрожающе осаживает Градский.

К черту его…

На глаза наворачиваются слезы.

Разжав руки, я отстраняюсь и, развернувшись на пятках, иду к двери.

— Мне нужно в душ, — бросаю на ходу, держа свои слезы в узде, пока не остаюсь одна в ванной.

Уверена, щелчок замка слышен на всю квартиру, когда закрываюсь изнутри, чем даю понять, что здесь Влад мне не нужен.

Слезы смешиваются с водой, которой подставляю лицо. Мне хочется плакать сильнее, кричать. Швырнуть в стену что-нибудь, чтобы дать выход давящему на грудь изнутри шару. Но я просто беззвучно позволяю воде смывать с себя сон и слезы, намыливая тело гелем, который пеной стекает к ногам.

Растираюсь перед зеркалом полотенцем, и оно сырое. Сигнал о том, что до меня им пользовался Влад.

Завернувшись в махровую ткань, выхожу из ванной, собираясь одеться в комнате.

Градский сидит на полу у стены рядом с моим матрасом и задумчиво пьет кофе, вытянув перед собой ноги. По-прежнему в трусах. Его глаза поворачиваются вслед за мной, пока он подносит к губам чашку.

В полной тишине я ворошу стопку вещей на подоконнике, кожей чувствуя на себе взгляд из противоположного угла.

Под осязаемым на коже взглядом надеваю трусы и легкий летний сарафан, оттолкнув ногой в сторону сброшенное на пол полотенце.

Мокрые волосы липнут к плечам.

— Сыграй что-нибудь, — слышу размеренную просьбу за спиной.

Глава 33

— Оно расстроилось после перевозки, — отвечаю, раздраженно собирая с плеч мокрые волосы.

— Я не настолько искушенный слушатель.

Смотрю в окно, терзаемая мыслями, от которых прятала голову в песок все это время. Можно отключить мозги на день или два. Можно отключить их даже на неделю, но сейчас, когда они проснулись, отключить их можно только ударом головы о стену.

Сорвавшись с места, иду к инструменту, который родители подарили мне на одиннадцатилетие, и, усевшись на стул, откидываю крышку.

Мне вдруг претит идти на компромисс, хоть я и согласилась быть пай-девочкой в течение двух недель и после тоже. Мне вдруг не хочется прятать эмоции, а хочется быть стервой, поэтому, когда пальцы под властью мышечной памяти ударяют по клавишам, мою квартиру наполняют звуки вступления, которое я для себя всегда интерпретировала как агонию.

Разбрасываясь через музыку сгустками своей энергии, рисую картину то ли надвигающейся бури, то ли землетрясения, и если Владу хотелось совсем другого, чего-то более умиротворяющего, то не выйдет.

Может быть, это слишком театрально, но мне плевать.

Звуки протеста, злости и драмы отскакивают от пальцев, как гвозди, и я делаю это с упоением. Играю, играю, играю, до тех пор пока на мою шею не опускается тяжелая горячая ладонь.

Пальцы замирают, будто поставленные на паузу. Сердце стучит, потому что сейчас я не профессионал, а просто застрявшая между мирами дурочка.

После моего представления тишина кажется звенящей.

Мне хочется кусаться и царапаться. Сопротивляться упрямству Градского, его холодной рассудительной логике. Вкладываю это в свой взгляд, когда поворачиваю голову и смотрю на Влада с вызовом и вздернутым подбородком.

— Я же говорила, оно расстроилось, — копирую его любимую усмешку.

Его глаза горят, а рука сдавливает мою шею сильнее. На дне черных зрачков тлеет адское пламя, но я этого не боюсь.

— Ты виртуоз, — вкрадчиво шелестит его голос. — Это талант.

— Мимо.

Это не то, что мне сейчас нужно.

Влад напрягает желваки. Впивается глазами в мое лицо и тянет меня вверх, прихватив за мокрые волосы у основания шеи.

Послушно разворачиваюсь и поднимаюсь, напоследок звонко ударив по клавишам.

— Хочешь меня? — бросаю в лицо напротив.

Бугор в его боксерах информирует меня об этом лучше любых слов, но сегодня я хочу слов. Хочу услышать четкие ответы на свои вопросы.

— Да.

— Сильно?

Влад опускает затуманенный взгляд на мои губы, поглаживая большим пальцем пульсирующую вену у меня под подбородком. Сердце опять частит, выдавая мое состояние, хоть я его и не прячу.

— Глубоко и жестко. — Ведет он пальцами по моей коже ниже, поддевая бретельки платья и спуская их с плеч. — Вывезешь?

— Лучше я попробую жестко с тобой, чем с кем-то еще, — с извращенным упоением намекаю на то, что после него у меня будут другие.

Мне хочется сделать ему больно.

Может, он прав, и я слишком многого от него хочу, раз мне так необходимо сейчас причинить ему боль. Я становлюсь чудовищем?!

Влад делает вдох, от которого крылья его носа вздрагивают.

Не разрывая зрительного контакта, он наклоняет голову и накрывает ртом мой сосок прямо через тонкую ткань сарафана. Смыкает вокруг него зубы и всасывает, выбивая из моего рта гортанный стон.

С шипением притягиваю его голову ближе, дергая за волосы на затылке.

Вскинув лицо, он смотрит на меня с дикостью и яростью, которые, я уверена, принес на мой порог еще вчера вечером. Эта злость давно в нем сидит, но сегодня я не хочу тушить этот пожар. Хочу выплеснуть на Влада свой собственный.

Его рука ныряет мне за спину, и крышка пианино с грохотом опускается.

Подхватив мои бедра, Влад толкает меня вверх, заставляя опуститься задницей на деревянную поверхность моего инструмента, и сминает мои губы своим ртом.

Его поцелуи жестоко жалят, как он и обещал.

Язык сплетается с моим, зубами Градский прикусывает мою нижнюю губу и тянет на себя. Мне приходится склонить голову набок, потому что Влад давит на мой затылок, углубляя поцелуй еще и еще.

Мой рот полон его слюны, и он делает это целенаправленно. Показывает обратную сторону секса с ним. Каким этот секс может быть. Каким может быть сам Влад. Грубым и эгоистичным. Но между моих ног все равно горячо и влажно! Тело покрывается испариной, подрагивает в предвкушении, ведь меня возбуждает его тело, его эрекция и даже его грубость. Она в очередной раз переворачивает мой мир, и я царапаю мужские плечи, выгибаясь в сильных руках. Трусь грудью, ерзаю на крышке пианино и издаю такие пошлые и громкие звуки, от которых на секунду сама прихожу в шок, а потом забываю обо всем, когда рука Влада задирает подол сарафана и сдвигает вбок пропитанные моей влагой стринги.