Полюби меня заново

Доктор протягивает мне лист с итогами осмотра и улыбается, а мне совершенно не весело. Какие две недели больничного? У меня гора работы! Я же ничего не успею… Те несколько дней с трудом выпросила, а тут две недели. Кажется мне, директор будет не рад. Очень сильно не рад.

Выхожу из кабинета и сразу натыкаюсь на Мирослава. Он буквально подскакивает на ноги и подходит очень близко, обхватывая рукой мой локоть. Боится, что в обморок упаду, видимо.

— Ну как ты?

— Сотрясение, — отвечаю и чувствую, как голос дрожать начинает. Мне это сотрясение вообще не вовремя. А если меня уволят? Я, конечно, хотела работу менять, но ведь это были только мысли! У меня ведь на замену даже нет ничего. — Постельный режим и всё такое.

— Ты плачешь? — спрашивает растерянно.

Я плачу? Кажется, да… Эти дни даются слишком тяжело. Я устала. Хочется каких-то положительных эмоций, хотя бы немного. Потому что один негатив, только то, что делает больно и неприятно. А хорошего что? Только кот дома.

— Устала, — отчего-то признаюсь Мирославу, хотя он последний в мире человек, кому хотелось бы плакаться. Просто он рядом сейчас, а я не могу держаться больше.

Но к счастью он не берется меня успокаивать или обнимать, что ещё хуже. Просто обхватывает пальцами моё запястье и ведёт за собой на улицу, на парковке усаживая в машину.

Так странно… неужели люди способны так сильно меняться? Я думала, это сработало только на Яське, которая была просто ревнивым ребёнком, когда мы виделись последний раз, а сейчас стала совсем взрослой девушкой. Но как он умудрился так измениться? Почему со мной это все не работает?

— Давай адрес, отвезу тебя домой, — говорит, заводя машину, и я без запинки называю ему, где живу. Смысл скрывать? Моя машина ещё либо на стоянке у работы с разбитой фарой, либо уже в автосервисе. Ехать на такси сейчас не смогу, слишком плохо себя чувствую, а если водитель попадется неаккуратный? У меня нет сил отказывать Мирославу в желании мне помочь.

Он снова едет молча и не задаёт лишних вопросов, а ещё явно набирает скорость меньше, чем привык. Но спасибо ему за это. Мне приятно.

Морщась, набираю директора. Уже предвкушаю его недовольство по поводу моего второго подряд вынужденного отсутствия. Голова раскалывается и даже гудки больно бьют по барабанным перепонкам, но решить вопрос лучше сразу на берегу, чтобы потом спокойно лечиться дома.

Трубку он не берет очень долго, но потом отвечает, и его голос сквозит таким холодом, что у меня мурашки бегут, словно меня от него через трубку морозит.

— Юрий Викторович… У меня сотрясение мозга и мне прописали двухнедельный постельный режим.

— Есения… — вздыхает он, и я уже представляю, как закрывает глаза и сжимает пальцами переносицу. Всегда так делает, когда ему что-то не нравится. Ещё очки на лоб поднимает для полноты картины. — Что мне делать с тобой? Мне нужен сотрудник, а не болеющая пташка.

— Юрий Викторович, я ушла на больничный первый раз за все время работы, даже отпуск никогда не брала. Ситуация сейчас такая, что мне нужно лежать дома, — говорю через силу, голова начинает очень болеть и кружиться от всего этого.

— Лежи, набирайся сил, — неожиданно для меня произносит директор, и я даже пытаюсь улыбнуться на секунду, но он добивает меня словами: — а после больничного ты уволена. По собственному, Есения. И без отработки в две недели. Лечись.

Он бросает трубку и я очень сильно пытаюсь держать себя в руках. Уволена… за то, что получила сотрясение мозга даже не по своей вине. Как это вообще? Где искать работу? На что я буду жить? Мне нужно кормить кота!

— Есь, все в порядке? — спрашивает Мирослав с беспокойством, поглядывая на меня. Даже боюсь представить, как хреново сейчас выгляжу.

— Меня уволили, — отвечаю, прикрывая глаза.

— Не грусти, слышишь? Найдешь работу, а пока лечись. Дай-ка мне свой телефон, пожалуйста, — протягивает мне руку и я вкладываю в нее телефон, не понимая, что он собирается делать.

Мирослав набирает какой-то номер, нажимает на вызов, и когда его собственный телефон издает сигнал, отключается, хитро улыбнувшись.

— Позвоню тебе, чтобы узнать, что ты в порядке.

— Да пожалуйста.

К дому мы подъезжаем через пару минут. Мирослав помогает выйти и даже ведёт меня до самой квартиры, хотя помощи я не прошу. Но голова действительно кружится, и это наверняка правильно, позволить Мирославу помочь.

— Может, тебе что-нибудь нужно? Еду заказать, в магазин сбегать? — спрашивает, когда мы останавливаемся у моей двери. Приглашать Мирослава я конечно не собираюсь, хотя действительно очень благодарна за помощь. Но сейчас очень хочу лечь и уснуть. Чтобы провалиться в сон и не думать ни о чем. Совсем ни о чем.

— Нет, все есть, спасибо. Я пойду спать, — улыбаюсь легонько и захожу в квартиру, когда Мирослав уходит. Дёма встречает сразу же. Трётся о мои ноги и мурлычет, не ожидая увидеть меня так рано. Ну, может все и к лучшему. Буду уделять внимание коту столько, сколько он заслуживает. А заслуживает он больше, чем кто-либо.

Иду медленно, держусь за стену. Голова болит очень и кружится, упасть сейчас будет совсем не к месту.

Переодеваюсь медленно и даже умудряюсь дойти до ванной, чтобы умыться. Врач пообещала, что через пару дней станет легче, но пока как-то очень плохо…

Укладываюсь на кровать и выгоняю все плохие мысли прочь. Не хочу я думать, анализировать, плакать. Все потом. Сейчас я хочу только спать.

***

Прекрасный сон прерывается громким и настойчивым стуком в дверь. Я пытаюсь проснуться окончательно и прийти в себя, но получается очень плохо.

Слышу, как на стук реагирует кот, громко мяукая, и всё-таки заставляю себя очнуться и встать с кровати.

Что там случилось? Я что, забыла закрыть кран и затопила соседей? Или пожар где-то? Метеорит? Зачем так стучать, Господи…

За окном уже темно и я понимаю, что проспала весь день. А, возможно, и весь вечер. Нет часов под рукой, и телефон черт знает где бросила.

Включаю свет в коридоре и жмурюсь, потому что больно бьёт по глазам. Чёрт… когда это закончится? Долго я ещё буду такой?

Открываю дверь, даже не спросив, кто там, просто потому что хочу, чтобы этот ужасный стук быстрее закончился.

И…

— Демид?

— Боже, Еся, слава богу! — говорит он чересчур эмоционально и неожиданно для меня, а я думаю, и для себя тоже, кидается меня обнимать.

— Ты чего? — шепчу, стоя в объятиях. Не понимаю, что происходит, и что случилось с Демидом.

— Прости, — говорит и отстраняется, закрывая за собой дверь. — Мирослав сказал мне, что у тебя сотрясение, дал твой номер. Но ты не брала трубку черт знает сколько времени, я приехал, и ты полчаса дверь не открывала. Я почти вызвал МЧС, думал, что с тобой что-то случилось. А ты…

— Спала, — отвечаю, внезапно покраснев. Я вообще не помню, где оставила телефон, а ещё наверняка как обычно выключила звук, поэтому и не слышала звонков. — Прости.

— Да это ты прости. Припёрся тут, разбудил, а тебе спать нужно… Испугался, Есь, веришь?

— Верю, — отвечаю, и улыбка сама собой на губах появляется. Это однозначно приятно. — Заходи, раз пришел, чай сделаю.

Ухожу на кухню, но Демид обгоняет меня и усаживает меня на стул, надавливая руками на плечи.

— Сиди, пожалуйста. Я сам сделаю. Скажи только, что где у тебя лежит…

Глава 7. Демид

Это очень интересное чувство. Делать чай своей бывшей девушке в её же квартире, когда притащился к ней сам не знаешь почему. Ну точнее… Я знаю, почему притащился. Потому что испугался очень, когда узнал, что ей плохо, и что трубку она не берет.

Другой вопрос: имею ли я право так волноваться о ней?

С одной стороны — да. Мы не чужие люди, несмотря даже на то, что не виделись долгих пять лет. Не могут быть чужими люди, которые все родинки друг друга на телах языками считали. И я до сих пор помню каждую.

С другой стороны — не имею на это права. Аргумент тот же: мы не виделись целых пять лет. А еще у меня есть девушка, о которой я должен переживать, но… Мы поссорились, вообще-то. Ксюша затеяла истерику по поводу того, что я предложил Еське вызвать ГАИ и оформить всё как нужно. Ксюшу затаскали бы по инстанциям, забрали бы права, и по ее словам я не имел права предлагать такое, а должен был ее защищать. Возможно. Но только Ксюша виновата в том, что Есении сейчас плохо, у нее сотрясение, и она вполне может требовать справедливости. И тут уже вопрос не в том, кто именно был в машине в момент удара. Вопрос в том, что человеку плохо из-за ее халатности, и я банально не могу переступить через себя и поддержать ее в этом.