Тьма знает

– Вы тут что, с ума посходили? – сказал Конрауд.

– Мы просто ведем расследование, – ответил Паульми. – Мы разговариваем с людьми. Задаем им вопросы, но это не значит, что мы их всех подозреваем. Вы это скоро поймете.

– Уж ее-то могли бы в покое оставить, – буркнул Конрауд.

– Спасибо за подсказку, – сказал Паульми, извлек из стопки нужный протокол и положил перед собой. – Согласно словам вашей матери, в тот день, когда на вашего отца было совершено нападение, вы с ней встречались в городе.

– Да.

– О чем вы говорили?

– Да не о чем особенном.

– Вы обсуждали вашего отца?

– Нет. Ей он не интересен.

– Насколько мы понимаем, вы вместе с отцом принимали участие в различных наказуемых деяниях, хотя сами не привлекались к ответственности. Это верно?

– Кто это сказал?

– Мы говорили со многими людьми, и они упомянули это. Значит, вы не покупали для него алкоголь и сигареты на военной базе в Кеплавике и не возили их оттуда?

– Нет.

– И не перевозили для него контрабандные товары, не договаривались об их покупке в Рейкьявикском порту?

– Нет.

– А также не привозили контрабандный алкоголь частным лицам и в рестораны Рейкьявика и области?

– С кем вы говорили? – спросил Конрауд.

– Как я уже сказал, мы собирали информацию в разных источниках, так что не волнуйтесь, – ответил Паульми. – Значит, вы отрицаете, что сопровождали своего отца, когда он угрожал человеку по имени Сванбьёртн, что покалечит его, а потом нанес ему телесные повреждения?

– Сванбьёртн его нагрел на большую сумму. И вы после этого поверите словам этого человека? Пусть он радуется, что там оказался я, иначе мой папа его бы вообще укокошил. А может, это он папу и убил? Вы его об этом не спрашивали?

– А из-за чего бы? Из-за этих драк?

– Ну, он мог подумать, что этот папа поджег его забегаловку, – ответил Конрауд.

– Почему вы так сказали?

– Сказал, и все. У него же был пожар?

– У Сванбьёртна была причина полагать, что в этом виновен именно ваш отец?

– Не знаю. Почему бы и нет.

– Что вам известно об этом деле?

– Я уверен, что он считает поджигателем именно папу, – сказал Конрауд. Он помнил, как однажды вечером отец вернулся домой с торжествующим видом: ему удалось взыскать со Сванбьёртна долг. В тот же вечер один из двух ресторанов должника подожгли. Отец не признал себя виновным, – но Конрауд был уверен, что знает, как все было на самом деле. Он считал, что тот долг выбили силой.

– А почему он должен так считать?

– Ну, считает, и все. Вы его самого-то спрашивали?

– Мы непременно спросим. – Паульми что-то черканул на листке. – А вы сами? Чем вы занимались в тот день, когда был убит ваш отец?

– Я? – переспросил Конрауд. – Да ничем особенно.

В полиции его неоднократно спрашивали об этом, но другого ответа так и не получили.

– Мы поговорили с теми друзьями, у которых вы находились, когда было совершено нападение на вашего отца: их показания в большинстве деталей сходятся с вашими. Однако есть вероятность, что вы могли на какое-то время незаметно отлучиться. А еще вы могли попросить выгородить вас, если их спросят про этот вечер. Они не самые надежные свидетели из всех опрошенных в ходе нашего расследования, а один из них уже имел дело с законом.

– Что за бред! – воскликнул Конрауд.

– О чем вы с отцом спорили? – спросил Паульми.

– В каком смысле?

– О чем вы поругались ранее тем же днем, в который его нашли убитым у Скотобойни?

– Да не ссорились мы, – ответил Конрауд.

Паульми полистал бумаги.

– Как вы, наверное, заметили, мы поговорили с вашими соседями, проживающими по той же улице, и двое из них заявляют, что за несколько часов до того, как ваш отец был обнаружен убитым, слышали из вашей квартиры в подвальном этаже громкую ссору.

– Это какая-то ошибка, – ответил Конрауд.

– Вы уверены?

– Да.

– Но вы оба в то время были дома. Вы сами нам раньше об этом сказали. И это было в последний раз, когда вы видели вашего отца.

– Да.

– И ссор между вами не было?

– Нет.

– Кто же тогда ссорился у вас в квартире?

– Не знаю.

– Вы с ним когда-нибудь ругались?

– Нет.

– У вас отношения всегда были хорошими?

– В целом, да.

– Вы бывали недовольны, что он заставляет вас выполнять его поручения?

– Я… я никогда и не выполнял его, как вы выражаетесь, поручений.

И в таком духе допрос продолжался два часа, пока Паульми не посчитал, что хватит. Конрауд крепко держался за свои показания и отрицал, что ссорился с отцом и занимался вместе с ним незаконной деятельностью. Паульми так и не смог заставить его показать другое – и он посчитал, что зацепиться здесь не за что, а значит, продолжать нет смысла. Алиби Конрауда прошло испытание. Его приятели сказали, что он весь вечер неотлучно пробыл с ними. Ничто не указывало на то, чтоб они солгали.

– Я вижу, в глубине души вы неплохой человек, – заметил Паульми, когда допрос подходил к концу. – Вам пришлось выстоять в особенных и очень сложных условиях. Для вас наверняка было непростым испытанием – расти в доме такого человека…

– Значит, тут уже все? – спросил Конрауд и встал, чтоб уйти.

– По-моему, для вас это было не полезно, – продолжал Паульми. – Я общался с мальчиками, у которых ситуация такая же, и им плохо. По-моему, такая среда на кого угодно повлияет плохо, и вам предстоит трудная работа по ее преодолению.

Конрауд выскочил из комнаты, где проводился допрос, через двери на улицу, и поторопился домой в Теневой квартал. Полицейскому удалось задеть его за живое. Соседи порой слышали, как он орал на отца. Например, однажды они поругались из-за Сванбьёртна после того, как Конрауд сказал, что нельзя просто, как он, нападать на человека, избивать его, а потом поджигать его ресторан. Отец тотчас рассердился, и не успел Конрауд глазом моргнуть, как они уже орали друг на друга, отец обзывал сына «калекой убогим» и говорил, что его матери, пока она здесь жила, от побоев была только польза.

Конрауд солгал полицейскому, сказав, что именно в тот день, встречаясь с матерью, не говорил с ней об отце. И солгал, что они не ссорились, когда он пришел домой.

Тогда все закончилось тем, что он вылетел из дому, вне себя от ярости на отца, желая ему только одного – сдохнуть.

В клубе скаутов было собрание, Конрауд сел в коридоре и стал ждать, пока оно закончится. Он решил позвонить Марте, и она нашептала ему о том о сем, имеющем отношение к расследованию, словно Конрауд до сих пор был полноправным сотрудником полиции.

Ни Линда, ни Салоуме не знали ни того, что Хьяльталин и Сигюрвин прятали у себя дома большие суммы, ни тем более, того, зачем им было их прятать. Марта поговорила с ними обеими о деньгах, обнаруженных в бывшей квартире Сигюрвина, но они ничего про это не знали. Они не слышали о том, чтоб такая пачка купюр послужила причиной для ссоры партнеров по бизнесу, и не представляли себе, для чего могли бы предназначаться эти деньги. По их словам, наркотики никто из тех двоих не принимал. Хьяльталин употреблял алкоголь и порой сильно запивал, да и Сигюрвин тоже, но Линда заявляла, что, если б он стал принимать наркотики, она не могла бы не заметить – так что это исключено. Она не помнила, чтоб он занимался какой-нибудь деятельностью, открывающей возможности для нелегальной работы. Для сестры Сигюрвина обнаружение этих денег также стало полной неожиданностью.

Хотя времени с тех пор уже прошло много, имена Сигюрвина и Хьяльталина еще раз разнесли по всем знакомым полиции в мире наркобизнеса, в надежде, что кто-нибудь вспомнит, что хотя бы одно из них (а лучше оба) связаны с какими-нибудь старыми историями, в которых фигурировала бы наркоторговля. И хотя тридцать лет назад уже было проведено тщательное расследование, не принесшее результата, Марта решила, что есть смысл попробовать снова.

– Привет, Конни, что в коридоре торчишь?