Страница 21 из 30
При дворе Екатерины произошла новая перемена. Воспитание цесаревича закончилось, и Императрица Екатерина уволила графа Никиту Ивановича Панина с должности обер-гофмейстера великого князя, оставив за ним управление иностранными делами.
Также был удалён покровительствуемый им фаворит Васильчиков109, осыпанный щедрыми наградами. Васильчиков был заменен Потёмкиным, назначенным генерал-адъютантом, вице-президентом военной коллегии и членом совета. Потемкин, понимая, что его положение не могло нравиться Орловым, поспешил сблизиться с графом Паниным, надеясь приблизиться к Павлу Петровичу, которому Екатерина оказывала больше внимания. Наталья Алексеевна присоединилась к графу Панину, чтобы убедить супруга стать на сторону Потёмкина.
В это время посланники Франции и Испании сделали всё для разногласий между Россией, Австрией и Пруссией, сблизившимися при первом разделе Польши92. Они образовали партию, в которую вовлекли великую княгиню и состоявшего при Павле Петровиче графа Разумовского – фаворита великой княгини, и тем самым, получили свободный доступ к великому князю.
С увеличением кредита Потёмкина, уменьшалось значение Павла Петровича, которого Екатерина старалась изолировать от окружения, сообщив Павлу об измене жены с графом Разумовским. Великая княгиня, в свою очередь, проплакав несколько дней, убедила Павла в злобности этого навета, возникшего только для того, чтобы рассорить её с мужем. Павел Петрович поверил супруге и её слезам, полюбил её ещё больше, думая, что она нелюбима его матерью и усилил своё недоверие к Екатерине.
Брат Натальи Алексеевны, наследный принц Людвиг, поступил на русскую службу и принял участие в турецкой войне. В качестве волонтера, принц находился с марта по август 1774 года в дунайской армии. Несмотря на его пьянство, Екатерина 25 декабря (5 января), собственноручно наградила его Андреевской лентой. Отец великой княгини, ландграф Гессен-Дармштадтский, также получил Андреевскую ленту.
Цесаревич видел в Потёмкине врага по убеждениям и соперником, который пользовался доверием императрицы.
В сентябре 1773 года по случаю бракосочетания девятнадцатилетнего великого князя Павла Петровича императрица осыпала наградами воспитателя своего сына – графа Никиту Ивановича Панина. Кроме таких мелочей, как экипаж и придворные ливреи, годовой запас провизии и вина с серебряным сервизом стоимостью 50000 рублей, Екатерина повелела оплатить Панину дом в Петербурге по его выбору и выдать ему на обзаведение 100 тысяч рублей, а также присвоила ему звание первого класса в ранге фельдмаршала с жалованьем, и столовыми деньгами по чину канцлера (чин 1-го класса по Табели о рангах; присваивался руководителям Коллегии иностранных дел). Ещё ему были положены ежегодные жалованье по 14000 рублей и пенсион в 25000 рублей, сверх получаемого им уже ранее пенсиона в 5000 рублей, 4512 душ в Смоленской губернии и 3900 душ в Псковской губернии. Эйдельман отмечает, что это “форма немилости, желание откупиться, намек на то, чтобы одариваемый не вмешивался не в свои дела”. [35] Ещё Петр III, ненавидевший и боявшийся Панина, за три месяца до своей гибели пожаловал ему действительного тайного советника, а еще через месяц – высший орден, святого Андрея Первозванного. Эйдельман делает вывод: “чем больше Панина не любят, тем больше награждают”. [35]
Панин, желавший передачи власти в руки совершеннолетнего цесаревича, который даже не был допущен к участию в государственных делах, был недоволен, и в знак протеста распределил значительную долю пожалованных ему в день коронации имений в новоприобретенных польских областях, между тремя секретарями.
Боханов25 отмечает, что после женитьбы Павел Петрович стал более мягким и открытым, его глаза светились радостью, а на публике он блистал красноречием и не искал уединения. Будучи рыцарем по натуре, он поклонялся любимой женщине, как его литературный герой Дон-Кихот.
Цесаревич был счастлив, а великая княгиня, став примирителем, была почтительна и внимательна к императрице. Екатерина была довольна наследником и однажды даже сказала: «Я обязана великой княгине возвращением мне сына и отныне всю жизнь употреблю на то, чтобъ отплатить ей за услугу эту». [4] Первое время он не могла нарадоваться на свою невестку, и даже, по просьбе цесаревича, согласилась дозволить графу А. К. Разумовскому (большому другу Павла) жить во дворце.
Разумовский, писал Шумигорский21, будучи “утонченно-безнравственным” человеком, вкрался к Павлу в доверие, “сделавшись самым близким к нему человекомъ, нагло обманулъ его и своею близостью съ его супругою причинилъ ему много горя”. [33] Медовый месяц Павла Петровича прошёл счастливо. „Ваша дочь здорова, – писала Екатерина ландграфине 10 (21) ноября 1773 года, – она по-прежнему кротка и любезна, какою вы ее знаете. Мужъ обожаетъ ее, то и дело хвалитъ и рекомендуетъ ее; я слушаю и иногда покатываюсь со смеху, потому что ей не нужно рекомендаций; ея рекомендация въ моемъ сердце, я ее люблю, она того заслуживаетъ и я совершенно ею довольна. Да и нужно бы искать повода въ неудовольствии и быть хуже какой-нибудь кумушки-сплетницы, чтобы не оставаться довольною великою княгинею, какъ я ею довольна. Однимъ словомъ, наше хозяйство идетъ очень мило. Дети наши, кажется, очень рады переезду со мною на дачу въ Царское Село. Молодежь заставляетъ меня по вечерамъ играть и резвиться, или, если угодно, я заставляю ихъ этимъ заниматься". [33]
В другом письме Екатерина сообщала: „Сынъ мой обзавелся домомъ; онъ намеренъ жить скромно, не покидаетъ ни на шагъ своей жены, и оба они служатъ примеромъ наилучшей дружбы въ свете. Великая княгиня золотая женщина: она наделена самыми солидными качествами; я ею очень довольна; мужъ ее обожаетъ и все окружающие ее любятъ“. [33]
После графа Н. И. Панина обер-гофмейстером великого князя 5 (16) ноября 1773 года был назначен генерал-аншеф (военный чин 2-го класса по Табели о рангах: полный пехотный генерал) Николай Иванович Салтыков116, а гофмейстериной великой княгини Натальи Алексеевны – статс-дама графиня Екатерина Михайловна Румянцева, жена фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского117.
Салтыков начал службу в Семёновском полку, участвовал в семилетней войне (1756–1763 гг.) и с 1763 по 1768 год командовал войсками в Польше. После того он принял участие в первой турецкой кампании118 в 1770 году уехал за границу, где и пробыл до 1773 года.
Назначая Салтыкова, Екатерина полагала, что молодому Павлу необходимо руководство. Она писала сыну: “ Женитьбою окончилось ваше воспитание; невозможно было оставлять васъ долее въ положении ребенка и въ двадцать летъ держать подъ опекою. Передъ публикою ответственность теперь падаетъ на васъ одного; публика жадно следить будетъ за вашими поступками. Эти люди все подсматриваютъ, все подвергаютъ критике и не думайте, чтобы оказана была пощада какъ вамъ, такъ и мне. Обо мне скажутъ: она предоставила этого неопытнаго молодаго человека самому себе на его страхъ; она допустила къ нему молодыхъ людей и льстивыхъ царедворцевъ, которые вскружатъ ему голову и испортятъ его умъ и сердце. О васъ будутъ судить, смотря по благоразумии или неосмотрительности вашихъ поступковъ, но, поверьте мне, это будетъ уже моимъ деломъ помочь вамъ и унять эту публику, льстивыхъ царедворцевъ и резонеровъ, которымъ хочется, чтобы вы, въ двадцать летъ, были Катономъ и которые стали бы негодовать, сколь скоро вы бы имъ сделались. Обращайтесь во мне за советомъ всякий разъ, когда найдете это нужнымъ: я буду говорить вамъ правду, со всею искренностью, въ какой только способна, и вы будете довольны, выслушавъ ее. Вдобавокъ и чтобы занятия ваши, въ угоду публике, были значительнее, я назначу часъ или два въ неделю, по утрамъ, въ которые вы будете приходить ко мне одни для слушания делъ. Такимъ образомъ вы ознакомитесь съ ходомъ делъ, съ законами страны и съ моими правительственными принципами". [33]
В инструкции, данной Екатериной Салтыкову, “она советовала ему стараться понравиться великому князю, оказывать ему возможную предупредительность, приобрести его доверие, обращать менее внимания на невинныя шалости молодаго человека, дабы въ случае надобности, когда придется дать более важный советъ, слово его имело большой весъ и быть твердымъ въ обстоятельствахъ существенныхъ. Въ случае нужды, Екатерина предоставила ему опираться на ея волю, дабы провести свое мнение.” [14]