Страница 20 из 30
Песков22 отмечает, что, уже полтораста лет, со времени царевича Димитрия и Гришки Отрепьева115, повелось считать всякого быстро умершего царя или царского сына не умершим, а живым, чтобы после явиться к своим подданным и навести порядок. Самозванцев ловили и отправляли в каторгу.
В середине сентября 1773 года – в самый разгар петербургских приготовлений к свадьбе – на окраине империи, под Яицким городком, объявился очередной Петр Третий, самый страшный из всех бывших и будущих – Пугачёв. Будучи донским казаком, он воевал: в прусской семилетней войне (1756–1763 гг.) и в турецкой (1768—1774), получил младший офицерский чин хорунжего. В тридцать лет, ссылаясь на раны и болезни, стал проситься в отставку, но был отправлен в лазарет войсковым атаманом вместо отставки: «как-де не излечисся, то и тогда отставка тебе дастся, ибо-де я увижу, что ты, может быть, со временем и вылечисся.» [2] Вместо лазарета Пугачев подался в бега. Так начались последние три года его жизни, пишет Песков. В конце 1771 года он ушел на Терек, и терские казаки отправили его в Петербург хлопотать о своем жалованье. У Моздока он был арестован, но сбежал домой в Зимовейскую станицу, где его опять поймали, и он опять бежал. Пугачеву посоветовали уйти в Польшу, а через пару месяцев вернуться, назвавшись диссидентом (именование православных жителей Польши, утеснявшихся католиками), ищущим в России вольности от польских притеснений. В то время Польша ещё не была разделена, и православные из Белоруссии и с Украины, в том числе старообрядцы, поощрялись при возвращении на историческую родину. В конце лета 1772 года Пугачев пришел на форпост, сказав, что он старовер, что родился в Польше, а теперь желает идти в Россию. На форпосте во время обеда с другими польскими переселенцами, один из них заявил, что Емельян Пугачев выглядит, точно, как Петр Третий. Пугачев объявил себя императором Петром Фёдоровичем в самом начале мятежа после ночлега у казака Коновалова, на берегу Усихи.
Получив паспорт на свое имя, Пугачев отправился в Симбирскую провинцию на Иргиз, где поселился среди раскольников. В ноябре 1772 года он заехал в Яицкий городок и стал призывать недовольных казаков уйти в бега на вольные земли за Кубань на Терек. После доноса Пугачева арестовали, и увезли на следствие в Казань, и 1 (12) июня 1773 года казанская губернская канцелярия получила из Петербурга решение о Пугачеве, в котором было определено бить его кнутом и послать в Пелым на каторгу, но 29 мая (9 июня) он сбежал из казанского острога.
В конце августа – начале сентября 1773 года, мывшийся в бане с Пугачёвым казак спросил, что за отметины у него на груди, а Пугачев ответил: «Ето-де знаки государевы. Я-де сам государь Петр Федорович. Естли бы яицкия казаки войсковой руки, умныя люди, ко мне приехали, то бы я с ними погутарил». [21] Приехавшие умные люди попросили показать его рубцы: «Когда-де в Петербурге против меня возмутились, так ето гвардионцы кололи штыками» [14], – ответил Пугачев. Казаки осмотрели государя и спросили, отчего у него на левом виске пятно, на что государь отвечал, что ето-де царский герб – российский орел. Тут казаки подумали и решили: быть Пугачеву царем, выгнать из Яицкого городка всех начальников и править там самим. «Естли Бог поможет мне воцариться, – сказал им Пугачев, – то Яицкому городку быть вместо Москвы или Петербурга, а яицким казакам над всеми иметь первенство». [21]
Первоначально Пугачев распускал слух, что он имел в виду возвести на престол Павла Петровича, „самъ же я, говорилъ онъ, царствовать уже не желаю". [21] Изменник купец Долгополов, явившийся к Пугачеву будто бы от имени Павла Петровича и с подарками от него (достал из кисы (мешка) сапоги, перчатки и шляпу, обшитые золотом, а от Натальи Алексеевны – два камня [21]), распространил молву о том, что Павел Петрович едет навстречу Пугачеву и прибыл в Казань.
18 (29) сентября, в разгар петербургских приготовлений к свадьбе цесаревича, яицкие казаки, развернув знамёна, с Пугачевым во главе двинулись на Яицкий городок. Городок взять не сумели, и войско, обрастая по ходу своего движения последователями, двинулось штурмовать близлежащие крепости. Всех, кто противился присяге государю Петру Третьему, истребляли на месте сопротивления. Дворян рубили и вешали: казаки искали безраздельного первенства в новом государстве. Во взятых крепостях Пугачева встречали хлебом и солью. По Заволжью и Предуралью разносились его манифесты: «Тысячью великой и высокой и государственный владетель над цветущем селении, всем от Бога сотворенным людям самодержец; милостив и милосерд, сожелительное сердце имеющей государь император Петр Федорович, и царь российской, во всем свете славной, в верности свят, всем армиям государь, от всех государей и государынь отменной, всемилостивейший, правосуднейший, грознейший и страшнейший, прозорливый светлый государь мира, я, великий воитель, самодержавный властелин всех летучих и простых людей разных стран и областей, во все времена держащий их в своей руке и воле. Да будет вам известно всем, что действительно я сам великий. Заблудившия, изнурительныя, в печале находящиеся, по мне скучившияся, услыша мое имя, ко мне без всякого сомнения идите и, как прежде сего ваши отцы и деды, моим отцам и дедам же служа, выходили против злодеев в походы, проливали кровь, так и вы ко мне верно, душевно и усердно идите к моему светлому лицу и сладкоязычному вашему государю. Тех, кто сам видит мое благородное лицо и прекрасный образ или в мыслях и сознании возвеличит меня, близко узнав, искренней душой, языком, делом и горячим сердцем и честию верит мне, таких людей, конечно, я буду жаловать вашими землями, водами, рыбными ловлями, покосами, пашнями, лесом, порохом, деньгами, свинцом, хлебом, солью и прочим. Кто не повинуется и противится: бояр, генерал, майор, капитан и иные – голову рубить, имение взять. Стойте против них. В одно время они вас объедали, лишали моих рабов воли и свободы, сейчас вы их рубите, но если не подчиняются. Кто повинуется, тот не противник – того не трогайте. Кто признает меня, кто нашел прямой путь ко мне – пусть несет воинскую службу. А ежели моему указу противиться будити, то вскорости восчувствуити на себя праведный мой гнев, и власти Всевышняго Создателя нашего избегнуть не можете. Чтобы верили: сам я, Петр Федорович, подписался тако: Я самый Петр Третий». [21]
«И я прошол прямо в церковь, – вспоминал Пугачёв о первой победе своего войска, – велел петь молебен и упоминать на ектениях государя Петра Федоровича, а государыню исключить, выговоря при том: – Когда-де Бог меня донесет в Петербург, то зашлю ее в монастырь, и пущай за грехи свои Бога молит. А у бояр-де сёла и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами. А которыми я лишон престола, тех без всякой пощады перевешаю. Сын-де мой – человек еще молодой, так он меня и не знает. А между тем плакал пред Богом, говоря при том: – Дай Бог, чтоб я мог дойти до Петербурга и сына своего увидел здорова. И плакал, вспоминаючи в малолетстве якобы своего сына, государя цесаревича и великого князя Павла Петровича, дабы чрез то более удостоверить простой народ в моей пользе.» [21]
5 (16) октября 1773 года армия Пугачева подошла к Оренбургу, и началась его затяжная осада. Отряды Пугачева разъезжали по ближним и дальним оренбургским окрестностям, умножая свое казацкое войско. От казака из Петербурга Пугачев узнал об обручении Павла Петровича с немецкой принцессой Натальей Алексеевной. Царская семья жили в Царском Селе с 9 (20) ноября по 25 (6 декабря) 1773 года.
Незадолго до их отъезда в Царское Село в любимом им блюде Павел нашёл множество осколков стекла. Он сразу же отнёс блюдо в комнаты императрицы, где с раздражением высказал ей подозрение в намерении его отравить. Императрица была огорчена подозрением сына и небрежностью прислуги.
Ещё больше цесаревича насторожил приезд Потемкина42 в январе 1774 года в Петербург, вызванного Екатериной из Дунайской армии, и отличающегося от остальных фаворитов даровитостью и всевозможными талантами.