Страница 18 из 30
Павел Петрович составил план своего поведения с ландграфиней и её дочерьми. Он хотел сблизиться с ними насколько возможно и произвести на гостей наилучшее впечатление с целью предотвращения интриг окружения. План был одобрен графом Паниным, которому Цесаревич сообщал в это время всё, что ему казалось неясным или сомнительным.
Эйдельман19 отмечает, что среди документов министерства юстиции более столетия хранился в запечатанном пакете дневник девятнадцатилетнего великого князя, будущего Павла I. В июне 1773 года Павел записал свои переживания, свою «радость, смешанную с беспокойством и неловкостью» [35] при ожидании невесты, «которая есть и будет подругой всей жизни… источником блаженства в настоящем и будущем». [35] Он грустил, что отныне исчезнут его беспечные отношения с кружком старых друзей, и «не находит слов», когда мать представляет ему ландграфиню Гессен-Дармштадтскую и ее дочерей: Павлу, как Парису, предлагают выбрать одну из трех гессенских принцесс, привезенных на смотрины.
Императрица предложила сыну выбрать невесту за три дня, который выбрал и полюбил принцессу Вильгельмину. Екатерина удивилась, поскольку принцесса показалась ей «замухрышкой с прыщавым лицом». [4]
18 (29) июня Екатерина попросила у ландграфини от имени сына руки её дочери, принцессы Вильгельмины. Мать и дочь согласились, и к отцу принцессы для получения его разрешения на брак был послан нарочный.
Павел Петрович произвел на ландграфиню приятное впечатление. Она отозвалась о нём, как о человеке, любезном, чрезвычайно вежливым, разговорчивым и весёлым. Он не показался ей слабым, но не воспринимался ею всерьёз. Зато Екатерина, обладая даром внушения, казалась ей очаровательной женщиной, с благородной осанкой, прекрасным голосом, естественностью и очень веселой. Она выглядела более моложавой и менее серьезной, чем на портретах. Ландграфиня была польщена вниманием Екатерины.
Со своей стороны, и ландграфиня произвела на Екатерину не менее благоприятное впечатление. Она нашла в ней мужественную и твердую душу, возвышенный и образованный ум. Екатерина признала её большие достоинства.
Расставшись с гостями, великий князь первым делом отправился к графу Никите Ивановичу Панину узнать, насколько доволен им Панин. «Он сказал, что доволен, и я был в восторге. Несмотря на свою усталость, я все ходил по моей комнате, насвистывая и вспоминая виденное и слышанное. В этот момент мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгельмине, которая мне больше всех нравилась, и всю ночь я ее видел во сне», [35] – записал Павел в своём дневнике. Эйдельман делает вывод о том, что “наследник не склонен к цинизму и таким образом уже бросает известный вызов весьма развращенному екатерининскому двору”. [35]
Панин, по свидетельству ландграфини, радовался успеху своих проектов относительно брака Павла Петровича, постоянно сопровождал Цесаревича при посещении им его невесты, и не спускал глаз со своего воспитанника, который был к нему очень привязан.
Цесаревич, готовясь к новой для него жизни, будучи одиноким, стал вдумываться в своё положение и углубляться в самого себя.” Дружба ваша, писал он графу Андрею Разумовскому, – произвела во мне чудо: я начинаю отрешаться отъ моей прежней подозрительности, но вы ведете борьбу противу десятилетней привычки и поборете то, что боязливость и обычное стеснение вкоренили во мне. Теперь я поставилъ себе за правило жить какъ можно согласнее со всеми. Прочь химеры, прочь тревожные заботы! Поведение ровное и согласованное лишь съ обстоятельствами, которые могутъ встретиться, – вотъ мой планъ. Я сдерживаю, насколько могу, мою живость; ежедневно выбираю предметы, дабы заставить работать мой умъ и развивать мои мысли и черпаю понемногу изъ книгъ…“ [14]
27 июня (8 июля) ландграфине и её дочерям было пожаловано по ордену Св. Екатерины, а принцесса Вильгельмина была щедро одарена бриллиантами.
Сразу же по прибытии невесты архиепископ Платоном56, ставший впоследствии её духовным отцом, начал обучать её русскому языку и Закону Божьему. (Русским языком она толком так и не овладела, а к Закону Божьему не прониклась, оставшись в душе лютеранкой) „Хотя по некоторымъ двора интригамъ, – разсказывал Платон, – онъ отводимъ былъ, чтобъ ему не быть учителемъ у принцессы, но и нехотя принуждены были къ тому его определить. Ибо мать принцессы, какъ она сама Платону сказывала, требовала отъ Императрицы, чтобы её дочери никто учителемъ определенъ не былъ, кроме Платона, ибо, какъ она же ему сказывала, что она читала на немецкомъ языке сочиненную имъ богословию, которая ей очень понравилась, да и принцъ-де Генрихъ101, въ проезде её черезъ Пруссию, его же въ учители ея дочери рекомендовалъ. И такъ и сию должность надлежало ему принять на себя; и хотя онъ отъ нея отрицался, но уже въ тому преклоненъ просьбою. Объяснялъ и истолковалъ Платонъ новой принцессе учения нашея православныя веры, и нашелъ ее к тому благорасположенною. Ибо бывъ воспитана съ просвещениемъ и довольнымъ знаниемъ христианскаго закона, не находила препятствиемъ, малыя некоторые различия, стать членомъ нашей церкви". [14]
Шильдер, ссылаясь на Ассебурга, отмечал ум, сосредоточенность в самой себе, обходительность нрава и холодность принцессы Вильгельмины.
После Царского Села, двор переехал в Петергоф, откуда 10 (21) августа, прибыл в Петербург. Царскосельские сады очень понравились ландграфине, но из-за сырого воздуха Петергофа, все гости переболели. Екатерина, и во время их пребывания не изменила своего обычного распорядка дня. В семь часов утра она прогуливалась по саду, после 8 часов пила кофе в одной из садовых беседок или в зале около Царскосельского озера, где собирались все приближенные, и в 9 часов удалялась для занятий. После полудня все собирались в столовой, куда приходила и Екатерина, и в час садились обедать. Затем общество вновь собиралось в 6 часов, – при хорошей погоде гуляли или забавлялись самыми разнообразными играми. День заканчивался ужином в 10 часов вечера. Концерты разнообразили удовольствия. Публичные маскарады, данные в Петергофе 29 июня (10 июля) и 14 (25) июля, были очень многолюдны. Не забыты были и военные зрелища: гостям показали смотр войск Красносельского лагеря, примерное взятие крепости на Выборгской стороне, кончившееся прекрасным фейерверком и спуском корабля.
В Петербурге ландграфиня осмотрела Петропавловский собор, академию наук и художеств, шпалерную мануфактуру и любимое учреждение Екатерины – Смольный монастырь. Понравился ландграфине и личный состав двора, в котором она отметила изысканную вежливость и массу бриллиантов, как на дамах, так и у мужчин. Из придворных дам, она упоминала о графине Брюс – жене графа И. Г. Чернышёва, о жене князя Ивана Барятинского, урожденной принцессе Голштейн-Бек и о жене его брата Фёдора, как о красивых женщинах. Жена камергера Балка, урожденная графиня Шереметева, имела прекрасную наружность, которая привела бы в отчаяние всех женщин. Старая графиня Румянцева (мать графини Брюс), не покидавшая, не смотря на преклонные годы, двора, была превосходнейшей женщиной, а её невестка, жена фельдмаршала, особенно полюбилась ландграфине. Она была, по её словам, женщиной, преданной своим семейным обязанностям, обожаемая роднёй и прекрасно воспитавшая трёх своих сыновей. Наконец, внимания удостоилась бывшая в то время в Петербурге польская графиня Борх. Из мужчин ландграфиня упоминала князя Григория и графа Алексея Орловых109, которым очень шёл кавалергардский мундир. Между всеми пятью братьями Орловыми царствовало полнейшее согласие. Ближайшее общество ландграфини составляли: два графа Румянцева, граф Иоганн Миних, внук фельдмаршала70 Спиридов, граф Андрей Разумовский, Бибиков84 и князь Юсупов110, потомок Чингисхана и Тамерлана, красивый молодой человек с некоторыми татарскими чертами.
15 (26) августа 1773 года, в церкви Зимнего дворца принцесса Вильгельмина, которая была наречена великой княжной Наталией Алексеевной, была миропомазана, а на другой день в церкви Летнего дворца состоялось обручение цесаревича. К ней была назначена гофмейстериной графиня Екатерина Михайловна Румянцева, супруга фельдмаршала, в тот же день пожалованная статс-дамой. Фрейлинами молодой великой княгини были определены княжна Авдотья Михайловна Белосельская и Прасковья Ивановна Леонтьева.