Страница 17 из 30
Шильдер10 отметил, что: “Интриги и сопряженныя съ ними нравственные волнения и огорчения всякаго рода привели къ тому, что разочарованный цесаревич, еще больше сосредоточился въ себе; в характере его стали проявляться в ужасающей степени подозрительность и мнительность. Он начал опасаться за свою жизнь, боялся отравы…” [29], но при всём при этом, “Внешние формы обращения цесаревича, … отличались приветливостью, изысканною вежливостью, чарующею любезностью. Проявление этихъ сторонъ характера Павла Петровича преимущественно поражало лица, мало его знавшихъ, и привлекало к нему сочувствие техъ, которых онъ удостоивал подобнаго обращения…” [31]
В 1771 году Ассебург101, оставаясь прусским подданным, перешёл на русскую службу с чином действительного тайного советника. Благодаря донесениям Ассебурга (фактически с подачи Фридриха Великого31), Екатерине понравилась принцесса вюртембергская Вильгельмина родившаяся 15 (26) июня 1755 года. Первые сведения, полученные Екатериной о ней, были не в её пользу. Из них она узнала об опрометчивом уме Вильгельмины склонном к раздору и о крайней прагматичности её матери. Через брак наследника русского престола король надеялся укрепить политический союз с Россией. Фридриху II был крайне выгоден этот брак, чтобы иметь в России лиц, заинтересованных в Пруссии, поскольку прусский принц, вступив на престол, мог бы приобрести от этого большие выгоды. В этом деле Фридриху помогал его брат Генрих91, хорошо знавший тамошнюю придворную сферу. Наконец, Екатерина решилась пригласить ландграфиню Генриетту107 приехать с тремя её дочерьми в Петербург. Для неё было важно, что иностранная владетельная особа везёт трёх дочерей на смотрины и выбор наследнику всероссийского престола. По существующему тогда обычаю, невест привозили к королям заочно помолвленными или даже обручёнными. [31]
Цесаревич узнал о том, что ему подыскивают невесту только тогда, когда вопрос о приезде в Петербург Ландграфини Гессенской с дочерьми был решен. Для него это стало потрясением. Он по-новому оценил себя – всё стало казаться ему детским и несерьезным. Он понял, что он взрослый и должен мыслить, и чувствовать совершенно по-другому и в семейной жизни он “обязан был быть теперь сосредоточенным и серьезным, не растрачивать себя больше на пустые страсти былых неудовольствий”. [4]
В своём пылком воображении Павел часто рисовал собственную семейную жизнь. Уже в 16–17 лет он часто обсуждал со своими друзьями – племянником Никиты и Петра Паниных князем Александром Борисовичем Куракиным60 (1752–1818) и графом Андреем Кирилловичем Разумовским61 (1752–1836), которые были чуть старше, – как устроить быт, как надо любить, сколько должно было быть детей.
Павел любил их и был с ними всегда предельно откровенным, но он всегда пресекал разговоры о его правах на Престол. В таких случаях Цесаревич моментально обрывал беседу. Он наложил табу на эту тему на несколько десятилетий, и не сохранилось ни одного свидетельства, где хоть единожды, он с кем-нибудь обсуждал её.
Формальное приглашение Екатерины, сделанное ландграфине в письме от 28 апреля (9 мая) 1773 года, несколько затруднило ландграфиню, поскольку им попросту не на что было ехать. Екатерина приняла все издержки поездки на счет русской казны, а относительно толков публики на счёт истинной цели её поездки, особенно в случае неудачного её исхода. Ландграфиню спас Фридрих II, который пригласил её в Берлин с целью свидания со своей дочерью – прусской принцессой. Предварительно ландграфиня навестила прусского короля в Потсдаме. Для её спокойствия Фридрих предписал своему посланнику в Петербурге – Сольмсу, распустить в Петербурге слух, будто выбор уже сделан Павлом Петровичем, и что сестры невесты сопровождают её единственно потому, что мать не желала оставить их одних в Дармштадте.
В Любек была отправлена флотилия из трех судов. Гости вступили на фрегат “Св. Марк” 29 мая (9 июня) 1773 года. Из числа лиц, высланных им навстречу особое значение, имел капитан судна “Быстрый”, граф Разумовский, который родился 22 октября (2 ноября) 1752 года и с детства был знаком с Павлом Петровичем. Он воспитывался в Петербурге у Шлецера, затем учился в Страсбургском университете и в 1768 году служил в английском флоте. В России он сблизился с Павлом Петровичем, который относился к нему с полным доверием.
Разумовский командовал отдельным судном, но находился, вместе с ландграфиней в сопровождении трех дочерей: принцесс Амалии, Вильгельмины и Луизы на фрегате “Св. Марк”, где и познакомился с принцессой Вильгельминой. Он произвел на ландграфиню приятное впечатление, понравился дочерям и всей её свите. 6 (17) июня 1773 года они прибыли в Ревель, но судно Быстрый, на котором находились их вещи запоздало из-за ветра. Ещё до прибытия эскадры в Ревель вице-президент адмиралтейств-коллегии, граф И. Г. Чернышёв66 прислал графу Разумовскому разрешение сложить с себя по прибытии в Ревель, командование судном Быстрый и отправиться в Петербург по суше. Из Ревеля барон Черкасов немедленно спросил Екатерину, должен ли он позволить Разумовскому совершить путешествие в свите принцесс, на что Екатерина разрешила дать ему лошадей, назначенных для свиты ландграфини, а с отъездом свиты уже уедет, он должен сразу же ехать в Царское Село.
Приём гостей в Ревеле был возложен на камергера барона Александра Ивановича Черкасова, занимавший место президента медицинской коллегии. Он вручил ландграфине письмо императрицы и отвёз гостей в приготовленный для них Екатерининский дворец, где они отдыхали пять дней.
15 (26) июня в Гатчине гостей встретил владелец – князь Г. Г. Орлов и пригласил ландграфиню к обеду, предупредив, что она встретит за столом одну даму. То была Екатерина, которая, желая избавить ландграфиню от официального приёма, выехала с небольшой свитой для знакомства с ней и её дочерьми.
После обеда все отправились в Царское Село. На дороге их встретил Павел Петрович с некоторым тайным чувством смущения и застенчивости. Екатерина, Павел, ландграфиня с дочерьми, граф Панин и графиня Брюс108 прибыли в Царское Село в восьмиместном фаэтоне, где их ожидали придворные чины и множество зрителей. Вечером комнаты и галереи дворца были иллюминированы.
В тот же день назначены были состоять при ландграфине камер-юнкеры М. Г. Спиридов и граф С. П. Румянцев.
Ландграфиня отправилась в Россию, будучи уверенной в счастье её дочери с Павлом Петровичем, который заслужил о себе лестные отзывы.
„Въ него легко влюбиться любой девице, – говорилъ Сольмсъ Ассебургу101, – хотя онъ невысокаго роста, но очень красивъ лицомъ; весьма правильно сложенъ; разговоръ и манеры его приятны; онъ кротокъ, чрезвычайно учтивъ, предупредителенъ и веселаго нрава. Подъ этою прекрасною наружностью скрывается душа превосходнейшая, самая честная и возвышенная, и вместе съ темъ самая чистая и невинная, которая знаетъ зло только съ отталкивающей его стороны, и вообще сведуща о дурномъ лишь насколько это нужно, чтобы вооружиться решимостью самому избегать его, и не одобрять его въ другихъ. Однимъ словомъ, невозможно довольно сказать въ похвалу великому князю. Если бы я сказалъ еще что-либо, то самъ сталъ бы подозревать себя въ низкомъ ласкательстве". [14] (Другие источники, сообщают, что Павел был не красив.)
Принц Генрих помимо благоприятного отзыва о Павле Петровиче, между прочим, указывал и на качества, которые желательно было бы видеть в его супруге. Они будут счастливы, говорил Генрих, если жена будет снисходительна, выкажет ему полное доверие, не будет требовательной и будет содействовать удовольствиям общества. Напротив, жена, которая последует противоположному пути, заслужит его равнодушие.
Екатерина написала в письме, приложенном к инструкции барону Черкасову: „Принцесса должна не только чуждаться, но никогда не слушать техъ, которые злобными своими наветами пожелали бы разстроить согласие императорскаго семейства. Принцессе, которой суждено скрепить его узы, вменяется въ обязанность изобличать передъ императрицею и великимъ княземъ, ея супругомъ, техъ, которые по нескромности или низости, дерзнули бы внушить ей чувства, противные долгу привязанности къ Императрице и къ великому князю супругу. … Принцесса должна быть въ полной уверенности, что она найдетъ при дворе всякаго рода развлечения и забавы. Она, однако же, никогда не должна забывать занимаемаго ею при немъ положения, и, находясь на балахъ, прогулкахъ и при разговорахъ, должна помнить, что короткость обхождения можетъ повлечь за собою недостатокъ почтительности, даже подобающаго ей уважения, следствиемъ чего нередко бываетъ и презрение. … Принцесса должна избегать всякихъ наветовъ, могущихъ быть со стороны министровъ (посланник, посол) иностранныхъ дворовъ. … Хотя при положении, которое должна занять принцесса, все вокругъ нея будетъ казаться ей изобилиемъ, она однако же должна быть техъ мыслей, что истинныя основы богатства—порядокъ и распорядительность. Вследствие этого, управление частными ея доходами должно быть ведено съ благоразумиемъ, безъ излишней расточительности, но съ темь вместе такъ, чтобы соблюдаемая ею бережливость не была заметна. При случае—быть щедрою, никогда не расточительною, всегда осторожною, чтобы не делать долговъ…" [14]