Увидимся

Спустя еще минут десять Герасим вышел из офиса, волоча только папку с документами подмышкой. Ну держись.

– Так! Ускоряемся! Готовность пятнадцать минут.

Я оперлась на ящик и сложила руки на груди, когда поняла, что меня заметили.

Этот приветственно махнул мне рукой и куда-то указал. Я осталась стоять на месте, хоть и прекрасно поняла, что синий внедорожник неподалёку приглашающе пискнул. Гера отправился проверять багажники.

– Лена! Погнали! – радостно махнул мне рыжий с заднего сидения белой нивы.

Я скрипнула зубами и подошла ближе осмотреть машину. Герасим открыл рот, но “такать” не спешил. Очень заманчивое приглашение… Но больно уж травмоопасное.

– Спасибо, я лучше на автобусе.

– Чего? – обернулся на меня Герасим, запихивая рыжую голову обратно в салон.

– Чего? Не страшно с припадочной в одной машине ехать?

– Сорян, – похихикивая, промямлил Илья, и нива медленно тронулась на выезд.

– Что за придурок… – зарычал Гера. – Я не говорил, что ты “припадочная”. Я просто…

– Просто?

– Просто предположил! – он сунул мне папку. – Ошибся, бывает! Давай, синяя тойота, двери открыты. Я проверю автобусы и едем. В автобусах сегодня мест нет свободных.

Я пыталась сообразить какую-нибудь язву в удаляющуюся спину, но больше ничего придумать не могла. Что б его! Ладно, я тоже думала, что он напыщенный понторез. Теперь как не глянь, не похож. Ошиблась. Бывает!

Часть 2

Я подошла к машине, которая хоть и не выглядела новой, казалась куда надежнее местного хенд-мейда, и по привычке схватилась за ручку задней двери. Благо, она оказалась заблокирована, и до меня вовремя дошло, что все нормальные люди, когда вдвоем, ездят на передних. Правда же?

Усевшись я натянула ремень и осмотрелась. Павлов меня разбаловал, его порше всегда сияли чистотой, новизной и лавандой, от чего затертая панель сразу бросилась в глаза. И, вероятно, совсем недавно машина побывала в мойке, потому что пахло здесь, как в лаборатории.

– Как насчёт лаванды? – уточнила я, тыкая на пустой ароматизатор носом, когда Герасим сел за руль.

– Не имею ничего против, – спокойно ответил он, закидывая руку за мое сидение.

Машина развернулась. Было дико непривычно сидеть так близко к лобовому стеклу, я чуть склонилась и ткнула в его угол пальцем, проверяя на прочность. На своем семейном микрике Родион меня тоже катал, но в окружении детских кресел об опасности можно не волноваться. Сейчас я, вероятно, ощущала себя, как парашютист перед прыжком.

– Так, – говорил Герасим, глядя на дорогу, – ты расслабься, пожалуйста, а то мы далеко не уедем. Ноги можно вытянуть, там места, три тебя влезет. Спинка, если что, опускается, вот крутилка.

– Обычно я езжу на заднем сидении. Не привычно.

– Понял. Смотри, видишь кнопки? – ткнул он на плеер в панели. Я сосредоточилась и кивнула. – Где треугольник – плей, где два треугольника переключается песня, квадратик – это сброс плей листа, перевёрнутое равно – это пауза.

Я медленно перевела взгляд на Геру, который уже едва сдерживался, чтоб не заржать, и пихнула его в плечо. Издевается! Но потыкать хотелось безбожно…

– Можно включить?

– Включай. На треугольничек.

– Точно? Может квадратик? – передразнивала я, переключая уже третий трек.

На заднем сидении лежал шлем, знакомая страховочная привязь цвета хаки с кучей карабинов, рюкзак и оранжевый чемоданчик аптечки. Увесистую голубую папку и свою не менее увесистую сумку я кинула поверх всего этого добра и наконец-то расслабилась. Экстремальным вождение не назовешь, но Герин болтающийся за спиной ремень безопасности всё равно немного нервировал.

Теперь его было и не сравнить с тем парнем, что в ярости тащил меня к гардеробу всего пару месяцев назад. Лицо казалось каким-то другим. Мягче. На правой щеке точно созвездие медведицы из родинок, а ближе к подбородку – треугольник.

Прическу сделал что ли?.. Сегодня курчавый бардак не спешил закрывать лоб и ровными волнами был зачесан назад. Я глянула на своё отражение в боковое зеркало. Стрижки у нас прям одинаковые, только волос у меня казалось меньше раз в пять.

Мы выехали из города и свернули на просторную балтийскую трассу. Ладошки начали предательски потеть.

Вроде и обычный кареглазый шатен, но эти пятнышки, словно веснушки, добавляли лицу какой-то праздничности. Может хоть румяна купить? Кисточкой уж не убьюсь, думаю.

– Так… Ну расскажи что-нибудь. О себе. Чем занимаешься? По жизни.

– Работаю. Ассистентом в лаборатории, – спокойно выдала я заранее заготовленный ответ.

– Ого, не ожидал. Это у всех лаборантов такой дикий ненормированный график?

– Подглядывать, вообще-то, неприлично, – припоминала я момент у расписания. Увидел-таки!

– Я не специально. Просто не мог понять, почему ты начала со вторника.

– “Так я только подошёл!”

Гера прыснул и мельком на меня глянул.

– Ну ладно, затупил. Так что на личном? Муж, бойфренд?

– А у тебя?

– Так.

– Нет у меня никого, иначе сидел бы он со мной на заднем сидении.

– В автобусе, – иронично кивнул Герасим. – У меня тоже самое. Если бы кто-то был, сидела бы ты на заднем сидении.

– В автобусе, – уже понимающе кивнула я. – Только там же мест нет…

– Вывод?

– Мне нужен бойфренд с машиной.

– В точку!

Мы засмеялись.

Активной мою личную жизнь не назвать, секс романтике не показатель, но на свидания я ходила много и охотно. Обычная девушка, с обычной розой, на заднем ряду кинозала, а завтра на обычную работу. Даже Алексея Андреевича в итоге пришлось слать к чёрту. Ежедневные обследования, это же не обычно! Потом был недолгий период "недоромантики", харлеев и тусовок. Приятные воспоминания, но глядя на них с нынешней высоты, казалось, радовали меня далеко не секс, любовь и нежности, а то, что я начинала искренне верить в свою нормальность. Нормальность, которая стала смыслом четвертой стадии.

Люди сходятся, расходятся, даже ссорятся, чему Павлов в тот раз был несказанно рад. Мигрень разыгралась прям на сеансе психотерапии и удалось запечатлеть ее на МРТ.

Теперь я чувствовала себя иначе, – стадия номер пять. Смирение. Я необычная и ненормальная. Я другая, и хорошо, что мои стадии принятия неизбежного сложились именно так.

Удивительно, как планы всего на месяц могут менять жизнь. Если я сегодня умру, то пропущу прыжок в следующую пятницу, – первое, что пришло утром на ум. Мелковато, но казалось огромным шагом вперед.

Получается, чтобы бояться смерти, нужно просто полюбить жизнь. До невозможности бесило, что для того, чтобы понять это, мне даже очередной прыжок не понадобился. Но без клуба я пока не видела будущего, так что и денег не жалко.

Но с этим тогда что?.. Неоправданный риск с жизнелюбием как-то совсем не вязался.

– Боишься смерти? – спросила я.

– Нет, Лен, – не раздумывая ответил Герасим. – Я фаталист.

– Это что такое?..

– В судьбу верю. А между жизнью и смертью выбираю небо. На вот. – Он достал из бардачка какую-то старую книжку.

Венди Норткатт "Премия Дарвина. Эволюция в действии". Топ самых нелепых смертей.

– Твоя библия?

– Типа того, – улыбнулся он.

Я усмехнулась и бездумно перелистнула страницу. Понятно. И зачем себя обманывать? На депрессивного не похож, шутит, смеётся, явно здоровый.

– А мне кажется, боишься.

– Очень интересно, – задрал он брови и чуть склонил голову, не сводя глаз с дороги.

– Ты очень аккуратно ведёшь машину. Ведь если сейчас мы разобьемся, завтра ты не сможешь забраться в гору.

– Я аккуратно веду машину, потому что если мы разобьемся, завтра ты не сможешь прыгнуть.

– Ты же фаталист. Если нам суждено разбиться, мы разобьемся в любом случае.

– Ну-у-у, – задумчиво протянул он, – тут другое. На такой скорости мы точно не разобьемся. А если в нас теперь въедет грузовик, пополним с тобой второй томик издания.