Страница 2 из 28
"Говорит как дочь писца", — тихо говорит мама, и я вижу ее — женщину, которой она была, пока папа был жив. Мягче. Добрее… по крайней мере, для ее семьи.
"Я и есть дочь писца". Моя спина кричит на меня, поэтому я позволяю своему рюкзаку соскользнуть с моих плеч, направляя его на пол, и делаю первый полный вдох с тех пор, как покинула свою комнату.
Мама моргает, и эта мягкая женщина уходит, оставляя только генерала. "Ты дочь всадника, тебе двадцать лет, и сегодня день призыва. Я разрешаю тебе закончить обучение, но, как я уже говорила тебе прошлой весной, я не буду смотреть, как один из моих детей вступает в квадрант писцов, Вайолет".
"Потому что писцы намного ниже всадников?" Я ворчу, прекрасно зная, что всадники — вершина социальной и военной иерархии. Этому способствует то, что их драконы, привязанные к ним, поджаривают людей ради забавы.
"Да!" Ее привычное самообладание пошатнулось. "И если ты посмеешь сегодня войти в туннель в сторону квадранта Книжника, я вырву тебя за эту нелепую косу и сама поставлю тебя на парапет".
Мой желудок переворачивается.
"Папа бы этого не хотел!" возражает Мира, ее шея покраснела.
"Я любила твоего отца, но он умер", — говорит мама, как будто сообщает прогноз погоды. "Я сомневаюсь, что он многого хочет в наши дни".
Я втягиваю воздух, но держу рот на замке. Споры ни к чему не приведут. Она никогда не прислушивалась к моим словам, и сегодня не изменится.
"Отправка Вайолет в квадрант Всадников равносильна смертному приговору". Похоже, Мира еще не закончила спорить. Мира никогда не спорила с мамой, и самое обидное, что мама всегда уважала ее за это. Двойные стандарты в выигрыше. "Она недостаточно сильна, мама! Она уже сломала руку в этом году, она вывихивает какой-нибудь сустав каждую вторую неделю, и она недостаточно высока, чтобы оседлать дракона, достаточно большого, чтобы сохранить ей жизнь в битве".
"Серьезно, Мира?" Что. Что. Черт. Мои ногти впиваются в ладони, когда я сжимаю руки в кулаки. Знать, что мои шансы на выживание минимальны — это одно. А то, что сестра бросает мне в лицо слова о моей неадекватности, — совсем другое. "Ты называешь меня слабой?"
"Нет". Мира сжимает мою руку. "Просто… хрупкой".
"Это ничуть не лучше". Драконы не связывают хрупких женщин. Они их испепеляют.
"Значит, она маленькая". Мама осматривает меня с ног до головы, оценивая, насколько хорошо сидит кремовая туника с поясом и брюки, которые я выбрала сегодня утром для своей потенциальной казни.
Я фыркаю. "Теперь мы просто перечисляем мои недостатки?"
"Я никогда не говорила, что это недостаток". Мама поворачивается к моей сестре. "Мира, Вайолет до обеда терпит больше боли, чем ты за всю неделю. Если кто-то из моих детей и способен выжить в квадранте Всадников, так это она".
Мои брови поднимаются. Это прозвучало очень похоже на комплимент, но с мамой я никогда не уверена.
"Сколько кандидатов в наездники умирает в день призыва, мама? Сорок? Пятьдесят? Тебе так хочется похоронить еще одного ребенка?" рыдает Мира.
Я вздрагиваю, когда температура в комнате резко падает, благодаря маминой силе штормовой печати, которую она направляет через своего дракона, Аймсира.
Моя грудь сжимается при воспоминании о брате. Никто не смеет упоминать Бреннана или его дракона за пять лет, прошедших с тех пор, как они погибли, сражаясь с восстанием тирришей на юге. Мама терпит меня и уважает Миру, но она любила Бреннана.
Папа тоже любил. Боли в груди у него начались сразу после смерти Бреннана.
Мама сжимает челюсть, и ее глаза угрожают расправой, когда она смотрит на Миру.
Моя сестра сглатывает, но выдерживает соревнование взглядов.
"Мама", — начинаю я. "Она не имела в виду…"
"Убирайся. Убирайся. Лейтенант." Мамины слова — это мягкие струйки пара в холодном офисе. "Прежде чем я доложу, что вы отсутствуете в своем подразделении без отпуска".
Мира выпрямляет осанку, кивает один раз, поворачивается с военной точностью и без лишних слов направляется к двери, по пути прихватив небольшой рюкзак.
Впервые за несколько месяцев мы с мамой остались одни.
Ее глаза встречаются с моими, и температура повышается, когда она делает глубокий вдох. "Во время вступительного экзамена ты набрал четверть балла за скорость и ловкость. У тебя все получится. Все Сорренгайлы прекрасно справляются". Она проводит тыльной стороной пальцев по моей щеке, едва касаясь кожи. "Так похож на своего отца", — шепчет она, прежде чем прочистить горло и отступить на несколько шагов.
Похоже, за эмоциональную доступность не дают награды за заслуги.
"Я не смогу признать вас в течение следующих трех лет", — говорит она, присаживаясь на край стола. "Поскольку, как генерал-командующий Басгиата, я буду вашим старшим офицером".
"Я знаю." Это меньшее из того, что меня беспокоит, учитывая, что она едва признает меня сейчас.
"К тебе не будет никакого особого отношения только потому, что ты моя дочь. Если что, они будут преследовать тебя сильнее, чтобы заставить тебя проявить себя". Она приподняла бровь.
"Хорошо осведомлена". Хорошо, что я тренировалась с майором Гиллстедом последние несколько месяцев после того, как мама издала свой указ.
Она вздыхает и заставляет себя улыбнуться. "Тогда, думаю, увидимся в долине на Молотьбе, кандидат. Хотя, полагаю, к закату ты станешь кадетом".
Или мертвым.
Никто из нас этого не говорит.
"Удачи, кандидат Сорренгайл". Она возвращается за свой стол, фактически отстраняя меня.
"Спасибо, генерал." Я взваливаю свой рюкзак на плечи и выхожу из ее кабинета. Охранник закрывает за мной дверь.
"Она сумасшедшая", — говорит Мира из центра коридора, прямо между двумя охранниками.
"Они скажут ей, что это ты сказала".
"Как будто они еще не знают", — выдавливает она сквозь стиснутые зубы. "Пойдем. У нас всего час до того, как все кандидаты должны явиться, и я видела тысячи людей, ожидающих у ворот, когда пролетала над ними". Она начинает идти, ведя меня вниз по каменной лестнице и через коридоры к моей комнате.
Ну… это была моя комната.
За тридцать минут моего отсутствия все мои личные вещи были упакованы в ящики, которые теперь стоят в углу. Мой желудок опустился на деревянный пол. Она упаковала всю мою жизнь.
"Она чертовски эффективна, надо отдать ей должное", — пробормотала Мира, прежде чем повернуться в мою сторону, ее взгляд окинул меня открытым оценивающим взглядом. "Я надеялась, что смогу ее отговорить. Ты никогда не была предназначена для квадранта Всадников".
"Так вы говорили". Я приподнял бровь. "Неоднократно".
"Прости". Она вздрагивает, опускается на землю и освобождает свой рюкзак.
"Что ты делаешь?"
"То, что Бреннан сделал для меня", — тихо говорит она, и печаль застревает у меня в горле. "Ты умеешь пользоваться мечом?"
Я качаю головой. "Слишком тяжелый. А вот с кинжалами я управляюсь довольно быстро". Действительно чертовски быстро. Молниеносно. То, чего мне не хватает в силе, я компенсирую скоростью.
"Я поняла. Хорошо. Теперь, брось свой рюкзак и сними эти ужасные сапоги". Она перебирает принесенные вещи, протягивает мне новые сапоги и черную форму. "Надень это".
"Что не так с моим рюкзаком?" спрашиваю я, но все равно бросаю рюкзак. Она тут же открывает его, вырывая все, что я тщательно упаковала. "Мира! Это заняло у меня всю ночь!"
"Ты несешь слишком много, а твои ботинки — это смертельная ловушка. С такими гладкими подошвами ты соскользнешь с парапета. На всякий случай я сшила для тебя сапоги на резиновом ходу, и это, моя дорогая Вайолет, самый худший вариант". Книги начинают летать, приземляясь в непосредственной близости от ящика.