Память

Когда маленький младший сержант очнулся, вокруг было темно, а кто-то почти неслышно всхлипывал рядом. Очень сильно болела голова, но мальчик нашел в себе силы открыть глаза, увидев при этом плачущую Верку, повторявшую: «Не умирай, братик».

— Я не умру, — хрипло проговорил мальчик, и был тут же прижат к девушке.

— Мой маленький герой, — прошептала Верка, гладя его по забинтованной голове. — Я так испугалась!

— Ну нужно же было тебя защитить… — немного виновато проговорил Гриша.

— Ну, где тут наш герой? — к койке подошел товарищ капитан. — Очень неплохо… Очень даже, молодец!

В санбате Гришка провалялся две недели, став за это время сержантом и получив из рук генерала отважную медаль. Медаль «За отвагу» очень ценилась на фронте, это мальчик знал, а еще его поздравляли и благодарили врачи и медсестры, отчего даже захотелось плакать.

— Выживи, пацан, — попросил его товарищ генерал. — Очень тебя прошу, выживи!

— Есть выжить! — ответил ему Гришка, давно забывший, что такое предательство близких.

— Мой брат настоящий герой, — Верка уже привыкла к мысли, что она больше не одна, как и мальчик знал, что у него есть сестра, санбат и вся Советская страна.

Маленькую девочку принесли солдаты, ей было навскидку лет пять. Она не откликалась ни на одно имя, почти не ходила и смотрела вокруг глазами, полными ужаса, подпустив к себе почему-то только солдат и Гришку с Веркой. Именно им малышка позволяла мыть себя, кормить, не падая в обморок и не сжимаясь от страха. Так у Гриши появилась младшая сестренка, Машенька. Очень уж девочка была похожа на иллюстрацию, изображенную в найденной еще в сорок втором в разбомбленном доме книжке сказок. Их стало трое…

***

Истощенные узники… Девчонки и мальчишки… Большей частью они были старше Гриши, но хотелось обогреть каждую и каждого, а для них… Для них он был освободителем, долгожданным святым ангелом, пришедшим, чтобы спасти. И совсем юного солдата, занимавшегося истощенными людьми, обнимали и целовали не сдавшиеся люди. Знать, что тебя очень ждут, что ты являешься кем-то очень важным, было необыкновенно.

Какой-то очень усталый дядя из узников рассказывал Грише о принципах организации подполья в концлагерях. Он, казалось, сам не понимал, что и кому говорит, просто рассказывал, рассказывал, рассказывал всю ночь, а наутро умер. Не всех можно было спасти, и этот факт наполнял сердце сержанта болью, но… Нужно было жить дальше.

Обосновавшись в небольшом, покинутом хозяевами доме, три медсестры и Гриша с Машенькой, уже начавшей потихоньку говорить, обустраивали свое временное жилье, натягивая простыни. Война катилась к концу, совсем скоро они поедут, как мечталось, в загадочный и чудесный город Ленинград, о котором так любила рассказывать Верка. Там у них будет много хлеба, мороженое, как до войны… девушка так вкусно рассказывала о том, как на круглую вафлю выдавливается кругляш удивительно вкусного мороженого, прикрываясь бумажкой… Дело было даже не в мороженом, а в… семье?

— Так, Гришка, а ну-ка иди, погуляй, — улыбчивая Верка прогнала сержанта на улицу. — Сейчас будем нашу красавицу купать. — дело было даже не в помывке Машки, а в том, что помыться собирались и старшие девушки, пацана как раз стеснявшиеся.

— Хорошо, Вера, — улыбнулся мальчик, выходя на улицу. До линии фронта было не так далеко, о чем говорили бухи полковой артиллерии, расположенной совсем недалеко — гаубицам было нужно расстояние, это Гришка уже знал.

Отойдя от дома, мальчик присел на скамеечку, подставляя лицо весеннему солнцу. Вокруг бегали солдаты и санитары, проезжали танки и самоходные установки, отличавшиеся неподвижной башней, что значило — скоро наступление. Еще один рывок к вражьему логову, к Победе. Эта мечта о Победе стала и мечтой когда-то английского пацана, уже почти забывшего свое прошлое. Да, сейчас бы он не цеплялся за дом, а сбежал бы, но сейчас он был сержантом медицинской службы, награжденным, нужным. У него были сестры и санбат — огромная семья.

Неизвестно откуда прилетел этот снаряд. Может быть, фрицы «докинули», как говорили артиллеристы, или же свои ошиблись с наводкой, что редко, но случалось на войне. Эта сцена не раз приходила потом в снах к Григорию Лисицыну: взлетающие вверх, разлетающиеся в стороны доски и цемент, из которых был сделан дом. Мальчика силой взрыва сдуло со скамейки, что и спасло ему жизнь, а вот девчонкам…

Потом он бежал к дому, растаскивая то, что от него осталось, надеясь на то, что повезло. Рядом были солдаты, бросившиеся на помощь отчаянно кричавшему мальчишке. Гришка что-то тащил, его пытались оттолкнуть, но мальчик почти кусался, пытаясь докопаться до родных. Он их и нашел. Изломанное тело Верки в одной рубашке и то, что осталось от Машеньки. От полного горя воя мальчишки замерли все вокруг. Гриша снова был один.

— Давай, поешь, — мальчика хотели отправить в тыл, но начальник санбата не дал, сказав, что тот просто не выживет. — Надо есть, чтобы были силы.

— Зачем мне силы… — почти сломленный сержант, второй раз, как думали окружающие, потеряв семью, просто не чувствовал себя в силах жить.

— Как ты думаешь, Вере понравилось бы такое поведение? — поинтересовалась пожилая медсестра. — Ты теперь должен жить, чтобы отомстить!

— Отомстить… — то, что зря она сказала именно так, Зинаида Тимофеевна поняла намного позже, но тогда эта цель оживила мальчишку, дав смысл.

И Гришка полез на передовую, спасая, вытаскивая раненых, он не кланялся ни пулям, ни взрывам, будто бы мальчику было совершенно наплевать на то, будет ли он жить. Но пули будто сторонились его, не желая прерывать эту жизнь. Уже поглядывавший в сторону отчаянного мальчишки, комдив готовился подписать приказ, который, по мнению взрослого человека, мог бы спасти жизнь мальчишки.

Ворвавшиеся на станцию солдаты увидели этот вагон с хорошо известной им надписью, рванувшись к нему. Тот факт, что вагон с надписью «RUS» оказался пустым, никого не обрадовал, нужно было спешить. Гришка бежал вместе со всеми, надеясь на то, что хоть кого-то сумеет спасти. Что сейчас происходило, солдаты уже понимали — проклятые фашисты выливали кровь из детей, чтобы влить ее своим. Шансы успеть были, но госпиталь неожиданно ответил огнем.

Пока солдаты медленно, под огнем, продвигались вперед, Гришка, увидев небольшое окошко, рванулся туда. Где могут быть фашисты, он себе уже представлял — это был не первый госпиталь такого плана. Ударив ногой в дверь, мальчик понял, что почти опоздал. Эти как раз убивали, видимо, последнюю девочку, но успеть было можно и уложив этих одной длинной очередью, Гришка рванулся на помощь девчонке.

Отложив автомат, он нашарил санитарную сумку, начав оказывать помощь, но стоило ему только обнять девочку, как все вокруг залил очень яркий белый свет.

— Да, товарищ генерал, — доложил начальник госпиталя. — Даже тела не осталось, непонятно, что произошло, но вспышку видели многие.

— Эх, не дожил наш Гришка, — вздохнул комдив. — Хорошо, пиши его навечно…

Глава 3

Виолетта Стоун жила с мамой и папой, семья ее была вполне счастливой, по крайней мере, по ее мнению. Ни о каких колдунах девочка и слыхом не слыхивала, откровенно считая всяких колдунов и магов сказкой. Она училась в школе. В школе девочку не особо любили из-за характера. А в характере девочки были виноваты всякие дяди и тети, приходившие в детстве в гости.

Приходили они в гости к маме, но их дети оставались поиграть с Виолеттой, а дети офицеров — это отельная сказка. Девочка росла с уверенностью в том, что с ней ничего случиться не может, а она знает лучше, как правильно. Впрочем, учиться ей это не мешало, скорей, не отвлекало на всякие, по ее мнению, «глупости».

С отличием окончив начальную школу, Летта, как сокращали родители ее имя, проучилась год, когда произошло нечто, что полностью лишило девочку опоры под ногами. Она была уже большой, двенадцать лет, поэтому из школы домой возвращалась сама. Вот на пути к автобусной остановке это и случилось. Рядом с ней затормозила какая-то черная машина, оттуда выскочили люди в костюмах цвета машины и, заткнув рот девочке, погрузили ее в транспорт.