Ненавистная жена

— А ты не думай, я тебя не прошу!

— Борзова…

— Я на работе, если ты не видишь.

— Вижу, — рычу в ответ, и не пытаясь скрыть раздражение. — Как домой пришел, так и вижу. В гробу я видел твою работу, поняла? Я уже сказал однажды, что способен тебя обеспечить. Тебе нужны деньги? Сколько, скажи? Назови сумму, чтобы я больше не искал тебя в городе и не думал, где мой гребанный ужин, когда приду домой, отпахав день, как проклятый!

Она наклоняется и помогает своему знакомому подняться. Встает, и я замечаю, как застывает ее тело вблизи от меня, будто в нем замерзает кровь или она чувствует опасность.

— То, что мне нужно от тебя, ты дать не сможешь, — отвечает ровно, не поворачиваясь полностью. — Иначе мы договорились бы при первой встрече. А на все остальное я способна заработать и сама. Ты перегнул палку, Ярослав. Здесь моя работа и люди, которых я уважаю. Ты должен извиниться перед Максимом. Он — мой друг.

Что? Она серьезно? Нет, я своим ушам не верю. За кого она меня принимает? За ублюдка Корнеева, который ждет ее на улице? Или за свою марионетку?

— Должен? — мои челюсти едва размыкаются, когда я разворачиваю ее к себе лицом. — Ты, девочка, видимо забыла, с кем имеешь дело. Но мне не сложно напомнить, кому ты принадлежишь. Мне! И кому отныне решать, кто твои друзья. Собирайся, мы уходим! О долге дома поговорим.

Я не помню баб, которые бы мне не отвечали согласием, и не привык принимать женскую волю в расчет, но Мышь, как всегда, упрямится. Бледная, взглядывает на меня, и не думая сходить с места.

— Я не спешу. Извинись, если хочешь, чтобы я ушла с тобой.

Пауза в кабинете затягивается, пока наши взгляды скрещиваются и держат друг друга, и в ней я ясно слышу вопрос парня:

— Марина, кто этот тип?

Только потому, что мне надоело играть в игры, я грубо отрезаю:

— Муж.

— Кто? — изумленно выдыхает тот, не веря моему признанию. — Марин, ты замужем за вот этим громилой… Ты?!.. Нет, не может быть.

А толстяк, похоже, вовсе не трус, раз не боится при мне болтать лишнего.

— Да, замужем, — бросает Мышь одним коротким выдохом, будто и сама не верит. А вот обращается к парню, куда приветливее, чем ко мне. Он уже успел встать на ноги и смотрит на меня волком. А точнее, молочным щенком, который думает, что заострил клыки о мамкину титьку. — Прости, Максим, это больше не повторится.

— Ты не виновата, Марин. Просто кое-кому полезно пропить курс «антиозверина». Ты уверена, что тебе не нужна помощь?

— Еще одно слово, сопляк…

— Да пошел ты, псих!

Приходится ткнуть щенка мордой в монитор и, видит небо, это чистое проявление доброты с моей стороны. Монитор падает на пол и разбивается, а вслед за ним и сам парень сползает со стола, опрокинув стоящие на нем предметы. Мышь, охнув, порывается кинуться на помощь, но меня это достало не меньше, чем ее и, удержав хрупкое плечо стальными пальцами, я честно предупреждаю женушку, что мое терпение не безгранично. И если она хочет увидеть продолжение, то она его получит.

За дверью кабинета уже кто-то кричит, обещая вызвать охрану, но мне плевать:

— У тебя есть секунда, ж-жена. Или идешь сама, или я тебя вынесу. Время пошло…

— Ребята, все хорошо. Расходимся! И лучше по домам! Я случайно упал. Черт… до чего же я неуклюжий… Марин, ты звони, если что… Слышишь?!

Не помню, как взяла сумку и кофту, и что ответила Максиму.

Я выхожу из кабинета на негнущихся ногах. Иду к выходу, едва ли замечая, как передо мной расступаются сотрудники, внезапно смолкая при виде Борзова. Лишь ощущаю спиной его тяжелое дыхание и ауру живой силы, которая прожигает затылок сильнее, чем темный взгляд. Даже про себя я все еще не могу назвать его мужем, а мне предстоит вернуться в его дом…

Муж.

Господи, как же стыдно перед ребятами. Такой стыд я не переживала даже на собственной свадьбе, когда чужие люди разглядывали меня, без стеснения оценивая, сколько же я стою. Когда друзья Борзова с сочувствием хлопали его по плечам, каждый мечтая втайне оказаться на его месте. Пусть мужем Мыши, но лишь бы зятем Корнеева. Даже зная, что всем на меня плевать, я не ощущала тогда такой неловкости, как сейчас.

Потому что честно завоевала уважение и авторитет в своей команде. Заслужила доверие ребят не для того, чтобы однажды подвергнуть кого-либо из них опасности. Много времени проводила на этом островке жизни, где могла быть собой, не для того, чтобы в итоге выглядеть беспомощной в глазах знакомых людей перед собственным мужем…

Я захожу в лифт и чувствую его присутствие позади себя. Оно буквально давит, когда двери закрываются, оставляя нас наедине друг с другом и с чувством, которое разъедает обоих. Он смотрит на меня в широкое зеркало на стене кабины, я это знаю, но все равно не могу поднять глаза.

Я не хочу его видеть.

— Это был мой монитор и мой рабочий кабинет. Ты все разрушил.

— Сама виновата, я предупреждал.

— Я тебя ненавижу, Борзов.

— Переживу.

— Отпусти меня.

— Нет.

— Почему?

— Считай, что я — твой чертов ангел.

Ангел? Скорее уж демон с раскинутыми темными крыла́ми. И не хочу, а качаю головой, сжав руки в кулаки.

— Их нет. Я больше не верю в ангелов.

— Тогдамнепридется верить в них за нас двоих.

Лифт открывается, и мы выходим на улицу — обернувшись, я протискиваюсь мимо мужа и толкаю дверь. Миновав двор, по привычке ступаю к белой машине, в которой привыкла возвращаться в свою новую клетку, но вдруг спотыкаюсь, остановленная жесткой рукой.

Господи, какой же Ярый сильный! Он в одно мгновение ловит мои плечи и разворачивает к себе лицом. Глядя в глаза с яростью, буквально заставляет себя разжать стиснутый рот:

— Издеваешься, или решила показать своему ублюдку-охраннику, что ни в грош меня не ставишь? Хочешь, чтобы я его убил на твоих глазах?

Я все еще огорчена происходящим, поэтому отвечаю растеряно:

— Нет, и не думала даже. Просто я не привыкла…

— Не привыкла она. Так привыкай, раз выпал случай! И в следующий раз помни, кто есть кто, а лучше — думай! Я тебе муж, а не шавка, чтобы за твоей охраной мести землю хвостом. Когда хочу, ты должна быть рядом, точка! Везде, где скажу.

— А когда не хочешь?

— А когда не хочу, — Борзов делает паузу, скользя взглядом по моим очкам и мешковатому платью, — лучше тебе не знать ответ.

Мы вновь смотрим друг на друга, продолжая жечь взглядами. Только в его взгляде ярость кипит, грозя обрушить любые преграды — в этом весь он, а в моем — тлеет под льдом. Но для меня она не менее горяча, она будто лава, что бурлит в душе. Как бы я хотела знать, чем насолила за свою короткую жизнь отцу, что он решил связать меня с этим человеком. Но, видимо, ответ так и останется тайной.

Борзову повезло, что я готова смириться со многим. Но не со всем… и растерянность исчезает из голоса, возвращая ему твердость.

— Не кричи на меня.

— Что?

— Что слышал! — отвечаю холодно, отступая от мужчины и обнимая себя руками. На улице начало октября, к вечеру заметно похолодало, но я не успела надеть кофту, оставив ее висеть на согнутом локте. — Я не глухая! Приехал он, муж дорогой, устроил погром. Да что ты себе позволяешь, Борзов? — хмурюсь, поднимая лицо. — Я, может, и жена тебе по закону, но не рабыня. И уж точно не медиум, чтобы считывать твои малахольные мысли. Хочешь — перехочешь!

Теперь он хмурится, будто не верит тому, что услышал.

— Как ты сказала?

— По буквам, посредством голоса, — отрезаю сухо, поправляя очки. — .И я сама способна себя обеспечить, так что избавь меня от собачьих команд «рядом». Это не так работает. Если тебя не устраивает моя работа и наш брак, предлагаю сейчас же разъехаться, а завтра подумать о разводе. Я тебя держать не стану.

— Садись в машину!

— Сначала пообещай, что больше не приедешь в офис и не обидишь моих коллег. Иначе не сяду.

— Борзова…