Страница 37 из 96
— А сколько времени мы в верховьях пробудем, Ай-Ваня аки? — спросил, все еще занятый своими мыслями. Опунь. — Месяц? Или больше?
— Кто его знает? — почесал в затылке председатель. — Может, и больше. Пока план не дадим. Я ведь утром вам говорил… — Ай-Ваня ткнул пальцем в доску показателем. — До ледостава, кровь, как говорится, из носу, центнеров двести взять надо. Такая вот штука!
4
Когда оранжевый шар заходящего солнца уселся на оленьи рога тальников, видневшихся на противоположном берегу Оби, маленькая бригада собралась в новом бревенчатом доме, где располагалась контора. Подвернув под себя полы малицы, парни уселись на пол. Старый Ансем, то и дело подправляя пальцем заложенный за нижнюю губу табак с утлапом — мелкой стружкой из тала, зорко оглядывал будущих своих помощников. От него сильно попахивало спиртом, так как табачное крошево он обычно сдабривал чем-нибудь горячительным: для «крепости», как он сам объяснял. Крепость иногда бывала столь ощутимой, что Ансем сжигал себе слизистую оболочку рта. Именно по этой причине в конторе он всегда сидел у дверей, чтобы можно было время от времени выскакивать из улицу и сплевывать месиво.
Ай-Ваня табак не жевал, но зато беспрестанно смолил свою трубку. Курил он и сейчас, откинувшись к стенке и покачиваясь на табурете. Так он, намотавшись за день, видимо, отдыхал.
— Где запор будешь ставить, Ансем? — спросил председатель.
— В районе Кедр Шапки, однако, — степенно отозвался рыбак.
— Почему там?
— Дело к зиме идет, председатель! — повысил голос Ансем. — Сам, что ли, не знаешь? А возле Кедр Шапки избушка есть. Зимовье.
— Правильно, есть. Но от зимовья до запора километра два каждый день топать придется. Об этом ты не подумал? Может, запор у острова Ём-Пухар сделать? Там удобнее.
— А где жить станем?
— Эко дело! Новую избушку срубите. Что, леса в тайге вам не хватит?
— Леса хватит, конечно. Времени у нас маловато! Или дом строить или рыбу ловить! — сказал, как отрезал, Ансем.
Ребята на полу переглянулись. Опунь не ожидал от старого Ансема такой решительности. Она внушала ему не только уважение, но и некоторые опасения. С таким отцом Тутье, наверное, трудновато живется.
— Ладно, быть по-твоему, — улыбнулся Ай-Ваня. — Кедр Шапка, так Кедр Шапка. Место, конечно, хорошее.
Потом взрослые толковали о том, как лучше пересадить выловленную рыбу в ближайшее к сору озеро, как ее зимой взять неводом и заморозить; говорили о снаряжении бударок, о том, кто с кем поедет в одной лодке.
— Карапа я к себе возьму, — заявил вдруг Ансем.
У Опуня внутри все похолодело.
«Это неспроста! — подумал он. — Значит, Ансем от Ляли отказался, а с Караповым отцом Митри о новом сватовстве сговорился».
Ан-Ваня встал, давая понять, что совещание окончено.
Ребята вышли на улицу.
— Ура-а! — крикнул во весь голос не умевший сдерживать своих чувств Тикун. — Ох и порыбачим на воле! — Обхватил Карапа за пояс, крутанул его и бросил на землю. Оба расхохотались. Потом принялись прыгать через коновязь, стоявшую у конторы. В другой раз Опунь непременно составил бы парням компанию, но сейчас ему было не до забав. В конце улицы показалась Тутья.
«Мне нельзя, нельзя о ней думать! — сказал себе Опунь. — Вот возьму сейчас — и отвернусь!»
Но не отвернулся. Наоборот, сделал несколько шагов ей навстречу. Поравнявшись с ним, девушка — или это ему лишь показалось? — слегка улыбнулась.
— Эй, Опунь! — окликнул его стоявший на крыльце Ансем. — Ружье завтра с собой возьми.
— А что? — оживились Карап и Тикун. — Охота будет?
— Водится, однако, в тайге еще кое-что! — усмехнулся Ансем. — То лось забредет, а то и мойпар из берлоги вылезет.
— Ура-а! — опять завопил Тикун.
«И чего орет? — подумал с раздражением Опунь. — Делать ему нечего!»
— Спускайтесь к амбару! — позвал их завхоз Туонен. — Снаряжение возьмите!
В холодном, словно погреб, амбаре бригада получила двести метров мережи с тридцатишестимиллиметровой ячеей, несколько мотков веревки, курьевой невод, пустые мешки, нитки. Затем Ансем говел всех к пекарне и магазину. Здесь они взяли продукты — черный хлеб, сухари, комковой сахар, муку, соль и прочую бакалею. Все это сложили в сарайчик на берегу реки, поближе к лодкам.
Тем временем уже совсем стемнело. Солнце скрылось за отрогами Полярного Урала. Тикун и Карап отправились по домам. Ансем ушел еще раньше, он к сарайчику не спускался. Пора было возвращаться и Опуню, тем более что наказ матери накормить младшего брата он не выполнил. Но Опунь все медлил — уж так получалось сегодня, что ему нужно было побыть одному…
Не в силах унять вновь охватившее его беспокойство, Опунь принялся вышагивать вдоль берега. Мощное дыхание реки остужало его разгоряченную голову. На дальнем тальниковом островке зажегся маяк и сразу высветил похожий на спину гигантского осетра песчаный голец, высунувшийся из воды. Из-за темных облаков вынырнула луна. «Эх, повидать бы еще разок Тутью!» — подумал Опунь.
Но не только мысли о Тутье одолевали его теперь. Как-то сложатся его отношения со старым Ансемом? Сумеет ли он завоевать его уважение? Если Опунь понравится старику, шансы заполучить Тутью могут сильно повыситься. «Буду работать день и ночь! — твердо решил Опунь. — Пусть Ансем аки увидит, на что я способен».
В поселке Ансем слыл опытным рыбаком, но прижимистым, жадным до денег хозяином. У него было пять дочерей. Тутья родилась третьей. Старшая уже давно была замужем за пастухом, который считался в округе многооленным. Поговаривают, что он вручил тестю немалый калым: десятка два важенок или что-то около этого. Вторая дочь пока еще сидела в девках. Сватались к ней не раз, но Ансема женихи не устраивали — то он объявлял, что они староваты, то, мол, недостаточно работящи. Но, скорее всего, за вторую дочь давали меньший калым. Хотя в точности никто этого утверждать не мог: Ансем был осторожен и о своих личных делах обычно помалкивал. Приверженец старых хантыйских обычаев, он хорошо понимал, что времена настали совсем иные И болтать о калыме не следует.
Односельчане прозвали Ансема «Ат Тарамлы» — что значит «ненасытный». У этого прозвища была своя история. Когда-то, давным-давно, Ансем рыбачил вместе с Шолтыкупом на плавных песках Калнанг Пан. Перед последним заметом он сдал всю выловленную рыбу приемщику, чтобы получить побольше денег, даже на еду ничего не оставил.
— Погоди, — пытался остановить его напарник. — Не сдавай улов подчистую! Оставь на ужин! Хоть муксунишку на малосол!
Но Ансем сделал по-своему. И, как назло, в последний замет они ничегошеньки не поймали. И хлебали вечером пустой чай. Шолтыкуп пришел в ярость и в сердцах крикнул Ансему:
— Ах ты, жадюга! Настоящий ат тарамлы! Сиди теперь голодный!
С тех пор прозвище это и прилипло к Ансему.
Но как ни посмеивались над скуповатым рыбаком в поселке, Опуню ясно: без согласия отца Тутья и шагу не сделает. Таковы в их доме обычаи. Здесь ждут богатого жениха для третьей дочери, им нужен человек с оленями или, по крайней мере, с положением. А кто такой он, Опунь? Просто мальчишка! Сын безоленной Ели, у которой муж пропал без вести.
Правда, Ансем мог бы вспомнить, что на реке нет Опуню равных среди молодежи в гребле, он даже не раз его за это похваливал.
— Хорошо бударку разгоняешь! Молодец! Есть в руках сила!
Мог бы припомнить и то, как в один из ненастных дней, когда на Оби вовсю гулял южный ветер Нум Вот, Опунь с Тикуном пришли к нему на помощь. Ансем тогда слишком далеко закинул сеть, и она зацепилась за какую-то корягу. Штормило так, что никто из поселка не осмелился выехать на подмогу. И наверняка пришлось бы Ансему резать сеть, если бы не Опунь. Опунь догадался спустить в воду якорь, пошарил им по дну и вытащил затонувшую лесину. Ансем тогда здорово благодарил парней, улыбался, в особенности ему, Опуню.
«Интересно, — подумал Опунь, — догадывается ли Ансем аки, что я люблю его дочь?»