Встречный огонь

В ресторане было полно людей. Стоял неразборчивый гул множества голосов. Поднимались клубы табачного дыма. Одинаково одетые девушки и парни проворно носили на подносах пищу, графины с водкой. Банзаракцаев, очень представительный в черном костюме, белой рубашке и при галстуке, о чем-то пошептался с крупным парнем — бурятом. Вскоре тот провел их в самый конец зала и усадил за свободный столик. Никогда не бывавший в подобных местах старик с большим интересом разглядывал окружающих. По соседству расположилась компания — две молоденькие сильно накрашенные девушки и два парня с длинными, до плеч, волосами. Одна из девиц, бурятка, в очень короткой, едва доходящей до середины бедра юбке, без всякого смущения курила сигарету. «Хоть бы меня, старого человека, постыдилась, — с неудовольствием размышлял Бизья. — Показать бы ее сейчас родителям. Они-то, поди, заботятся о ней, где-нибудь сейчас работают, не жалея сил. А в это время эта дрянь сидит здесь, выставила напоказ свои ляжки». Заметив его сердитый взгляд, девица, чтобы поддразнить, поцеловала кончики пальцев и подмигнула. Остальные, посмотрев на Бизью, засмеялись нарочито вызывающе.

— Вы что, молодые люди? Не стыдно вам издеваться над пожилым человеком? — сурово сказал председатель по-русски.

— А ваш пенсионер глазеет на нас, будто мы музейные экспонаты, — бойко прощебетала девица в короткой юбчонке. — Вы бы запретили ему, что ли…

— Да? — Банзаракцаев повернулся к ним всем телом. — Как вы, думаете, Бизья Заятуевич, почему они так уставились на вас?

Увидев блестевший на лацкане его пиджака значок депутата Верховного Совета Бурятской АССР, молодые люди вмиг увяли, о чем-то зашептались. Развязная девица тотчас сомкнула колени и безуспешно попыталась натянуть на них юбку. Сильно покраснев, она прикрыла ладонями лицо.

— Ладно, извините, — мягко проговорила вдруг вторая девица, обнажая в приветливой улыбке ровные, ослепительно белые зубы, в отличие от подруги она была в брючном костюме. — Мы отмечаем мой день рождения. Альбина немножко опьянела. А вообще-то она хорошая девушка. Мы все студенты.

— Ага, значит, студенты. Родителей им не жаль. На полученные ими деньги эти негодяи водкой балуются, табаком… Наверно, и моя Бурзэма вела такую же жизнь… — окончательно разозлился старик.

— Не надо, дядя, — морща симпатичный нос, улыбнулся Банзаракцаев. И обратился к молодой компании. — Ладно, веселитесь, только в меру.

— А у нас всего одна бутылка шампанского, так что все будет в норме, — объяснил один из парней, и, понизив голос, зашептал своим: — Этот дед уж не отец ли нашей Бурзэмы Бизьяевны? Что-то есть общее…

Чуткое ухо Банзаракцаева тотчас уловило сказанное. Старик же, немного успокоившись, думал уже без прежнего раздражения: «Что ж, молодежь должна иногда резвиться. Собственная дочь меня знать не желает, а я еще возмущаюсь чужими детьми. Так делать не годится…»

Появился официант с карандашом и блокнотом. Пока председатель делал заказ, старик поглядывал на парня: «Экий бугай, силы, поди, девать некуда. Эх, черт, тебе бы бороться на летних праздниках, обучить бы тебя плотницкому делу. Поглядел бы я, как ты лес валишь, бревна катаешь да носишь их на плече. Такая силушка зря пропадает! Можно только пожалеть. Ленив ты, видать, парень, если взялся за бабью работу и позоришь звание мужчины».

Настроение у старика снова испортилось, и он отвернулся. Когда капризная жена Ендона Тыхеева, придумав себе какую-нибудь болезнь, заваливалась в кровать, он, как рассказывали, сам все делал по дому. Бизья страшно этим возмущался, говорил о Ендоне язвительно и с презрением. И вот теперь, увидев, как парень, способный, схватив за рога, повалить быка, разносит по столикам еду и питье, был поражен гораздо больше. Никак это не укладывалось у него в голове.

Вскоре подошел Максим Шоноевич, поздоровался со стариком за руку и сел за стол. Он выглядел очень солидно. В смуглом его лице читался упорный и сильный характер. Был он в строгом черном костюме, белой сорочке, в черном галстуке. Видно, мощную его шею сдавливал тесноватый ворот рубашки, потому что время от времени он крутил головой, указательным пальцем оттягивая воротник. Поймав мимолетный взгляд его блестящих темных глаз, Бизья хотел было поделиться с ним занимавшими его сейчас мыслями, однако почему-то не решился. А тот говорил в это время с Банзаракцаевым о завтрашнем совещании, видах на урожай, обменивался кое-какими новостями и вдруг обратился к старику:

— Бизья Заятуевич, вам до этого приходилось бывать в ресторане?

— Ни разу, — отрицательно покачал головой Бизья. — Слышать-то, конечно, слышал. Молодежь разное болтает. Так что наслышан. А вот самому бывать не доводилось.

— По правде говоря, Бизья Заятуевич, у нас в Улан-Удэ приличных ресторанов нет. Никто не запрещает в свободное время не спеша посидеть в хорошем ресторане, выпить с другом, отдохнуть, поднять настроение, — сказал секретарь райкома партии.

— Вы правы, Максим Шоноевич, — Банзаракцаев погладил пухлой ладонью свой круглый подбородок. — Однако немало видел таких, которые, перепив, шатаются по улице, да еще и с криком, шумом, как бы хвалясь своим пьянством.

— Правду говорят, что нет молодца сильнее винца, — вступил в разговор старик. — Все плохое на свете идет от водки, так я считаю.

— Правильно, — согласился Максим Шоноевич. — Всего, что связано с пьянством, и не перечислишь: всяческие безобразия, скандалы, аварии на работе и многое другое — вот результаты пьянства.

Меж тем официант поставил на стол графин с водкой, две бутылки минеральной воды, тарелки с холодной закуской.

— Ну вот, говорили о водке, а она сама к нам пожаловала, — засмеялся Банзаракцаев. — Сказано, клин клином вышибают, вот так и мы выпьем за успешную борьбу с пьянством. Как вы полагаете, дядюшка Бизья?

Максим Шоноевич, расстегнув пиджак и склонившись над столом, с улыбкой кинул на старика лукавый взгляд. «Шутят они надо мной, что ли?» — с обидой подумал Бизья. Андрей Дармаевич разлил водку по маленьким узким рюмкам.

— Так за успешную поездку, за знакомство. И чтоб совещание прошло хорошо, — Шоноев чокнулся со стариком и выпил.

Бизья тоже опрокинул свою рюмку, но водка, даже, казалось, не попав в горло, лишь обдала горечью рот и как бы испарилась… «Разлили бы все сразу в стаканы да разом и выпили», — подумалось ему.

Люди вокруг ели, пользуясь ножом и вилкой, и это получалось у них очень ловко. Старик попытался было последовать их примеру, но ничего не вышло. Помучившись безуспешно некоторое время, Бизья помрачнел, расстроился, почувствовал себя до того неловко, что прошиб пот. Вытерев взмокший лоб, он отложил вилку и нож, взял ложку и уже более уверенно приступил к еде.

Сидели долго. Вот уже и музыка загремела. Все эти пианино, трубы, барабаны, виолончель, ксилофон, гитара совместно давали столь мощный звук, что, казалось, сейчас рухнут стены небольшого зала и сидящие в нем оглохнут. С мест стали подниматься и молодые, и пожилые и принялись танцевать кто во что горазд. Давешняя четверка из-за соседнего столика особенно выделялась — они всячески изгибались, выгибались, девицы почти непристойно вертели задами, вихляли бедрами. Старик Бизья, едва не плюнув от омерзения, прикрыл глаза, чтобы не видеть такое безобразие.

Андрей Дармаевич подмигнул в его сторону, с хитрецой улыбнулся:

— Вот так развлекается городская молодежь.

— Почему же городская? — заворчал старик. — Вот эти четверо — они из деревни. Эх, видели б сейчас их бедные родители.

— Стараются не отставать от городских, — небрежно буркнул Шоноев, умолк и с утомленным видом откинулся на спинку стула.

Музыка умолкла. В зале сразу стало как бы просторнее. Будто попав на свежий воздух после душной комнаты, Бизья задышал свободнее, глубже, отпил минеральной воды.

Андрей Дармаевич подозвал официанта и стал рассчитываться. Червонец и пятерка перекочевали из председательского кармана к официанту.

От природы скупой, Бизья ощетинился, как рассерженный дикий кабан: «Удивительное дело! По сто грамм водки на человека, несколько кусочков соленой рыбы, суп с мясом, величиной в овечий помет, да котлета, которую пару раз укусишь и — уже нет ее… Ха, чудеса! Если в каждый обед лишаться пяти рублей, то можно остаться без штанов, а?.. Ей-богу, ненасытное место этот город, вижу, мешок без дна…»