Встречный огонь

— Смотрите, дядюшка Бизья, — вон в том самолете сидит сейчас парень, наш обычный советский парень. И летит со скоростью, самое меньшее, тысяча двести километров в час. А мы с вами гордимся, что можем за шесть часов доехать до Улан-Удэ.

— Я, например, когда в 1945 году доехал из Улан-Удэ до Исинги за шесть дней, был очень доволен, — робко заметил Бизья.

Бывает так: растопит весеннее солнце таежные снега, начинает обнажаться влажная, черная, дымящаяся паром земля, и вот нехотя вылезает из своей берлоги медведь, глядит вокруг, ослепленный яркими лучами, и не узнает окружающего мира — куда делась золотая пора листопада? Где холодные ветры? Где оно, дыхание близкой зимы? Все округ иное, и поневоле страшно становится лежебоке, проспавшему всю долгую зиму в темной теплой яме. Рявкнет он со страху и ринется было в уютную берлогу, но нет — другая пора, другая жизнь ликует, цветет кругом, и хочешь не хочешь, а надо привыкать к ней, приспосабливаться к неумолимой. Нечто подобное происходило сейчас и со стариной Бизьей. «Ох, высади меня в Сосновоозерске. Лучше уж я вернусь домой», — едва-едва не взмолился он. Но сдержался и сказал себе сурово: «Что это я дурака-то валяю?»

Действительно, до города доехали в середине дня. По мере приближения к Улан-Удэ сердце старика стало биться учащеннее. Он заробел при виде многоэтажных зданий и обилия народа на улицах. «До чего же много людей! Делать им всем нечего, что ли, если могут беззаботно разгуливать в разгар рабочего дня?» — подумал Бизья, но высказать это вслух постеснялся.

— Ну, как выглядит город? — обернулся председатель. Бизья, у которого пересохло в горле, кашлянул и лишь после этого ответил:

— Кажется, где-то здесь стояли низенькие черные бараки. А больше всего запомнились мне гостиные ряды да рынок. Там всегда бывало многолюдно.

Он вынул из кармана платок, вытер глаза, шею.

— Ты, Иван, сначала подъезжай к зданию обкома партии, — распорядился председатель. — Нам надо пройти регистрацию и получить места в гостинице.

Машина прошла через тоннель под железной дорогой и почти сразу же повернула к площади Советов. Старик смотрел вокруг во все глаза — на широченную площадь, на большое четырехэтажное здание со стенами почти сплошь из стекла, ослепительно сверкающего на солнце. Перед зданием Совета возвышался громадный памятник Ленину. Множество легковых автомобилей почти со всех сторон окружали площадь.

Подъехали к зданию обкома.

— Ну, дядюшка, выходим. Прибыли на место. — Банзаракцаев, вынув из нагрудного кармана расческу, привел в порядок растрепавшиеся волосы.

Уже поднимаясь на крыльцо, он взял старика под руку и пошутил:

— Что это вы так нахохлились, как воробей под дождем? Шагайте смелей, выше голову.

Бизья промолчал.

Навстречу им из-за столика, стоящего возле ведущей наверх лестницы, поднялся милиционер, вежливо козырнул. Старик неожиданно для себя выпалил в ответ: «Здорово!» — и протянул руку. Пожилой милиционер усмехнулся, кивнул, пожал широкую ладонь старика.

— Андрей Дармаевич, что-то давненько вас не видать. Как здоровье? — обратился он к Банзаракцаеву.

— А что с нами случится, ведь дело-то мы имеем с молоком да мясом.

«Надо будет привыкать называть председателя Андреем Дармаевичем, а то может получиться неудобно. Значит, Андрей Дармаевич», — решил про себя Бизья, поднимаясь следом за председателем на второй этаж. Похоже, здесь не было людей, которых бы не знал Банзаракцаев. Чуть ли не на каждом шагу он с кем-то здоровался, смеясь, хлопал по плечу. Старик начинал чувствовать себя лишним здесь, никому не нужным, и оттого ему стало совсем неуютно.

Тем временем они подошли к длинному столу, покрытому красным сукном, и у сидевшего там человека отметили свое прибытие.

— Ага, так это вы и есть товарищ Заятуев? — неожиданно рядом возник какой-то человек, увешанный несколькими фотоаппаратами.

— Да… — отвечал Бизья, глядя на него растерянно, чуточку испуганно, стараясь в то же время сообразить, откуда его может знать этот незнакомец.

— Мне поручено сфотографировать вас, — сказал тот и, взяв старика за руку, потянул его к окну.

Бизья рывком вырвал руку и бросил взгляд в сторону председателя.

— Ничего, идите, дядюшка Бизья. Это ведь дело заранее решенное. Я вас подожду, — сказал Банзаракцаев и легонько подтолкнул его в спину.

Фотокорреспондент проворно отвел его к окну, где уже стояло человек десять, попросил занять место среди них, после чего стал объяснять, кто и как должен стоять и что делать. Получилось так, как будто все они внимательно слушают, что им рассказывает товарищ Заятуев, наставительно подняв при этом палец. Старик, уже потеряв способность что-либо понимать, послушно поднял палец и, уставясь на него, застыл с безвольно отвисшей губой.

Корреспондент, нацелив фотоаппарат, то отступал, то приближался, заходил с разных сторон. Наконец, сделав два-три снимка, обратился к старику:

— У вас платок есть?

Бизья опешил, заморгал недоуменно.

— Это носовой, что ли? — спросил он.

Окружающие громко рассмеялись. Старик, сообразив, что сказал несуразицу, смущенно закашлял. Тогда корреспондент достал из своего кармана аккуратно сложенный свежий платок и, подойдя к Бизье, вытер со лба у него обильно выступивший пот. Тут уж старик не выдержал, рассерженным жестом выставил перед собой широченные, как лопаты, ладони.

— Ей-богу, это что же делается-то? Или вы подшучиваете надо мной?

Корреспондент в это время снова щелкнул затвором фотоаппарата и, видимо, остался доволен.

— Ну, помучил он вас? — встретил старика до слез насмеявшийся председатель.

— Ничего я не понял, — расстроенно махнул рукой Бизья.

— Идемте в гостиницу, отдохнем после дороги, — сказал председатель. — Вам еще не то предстоит. Впереди вас ждет известность, дядюшка Бизья.

— А, оставим это! Вот если б Ендона Тыхеева сюда…

— Это верно: дядюшка Ендон нигде не растеряется.

— Вот-вот… Не стоило меня везти сюда…

Их устроили вместе в номере «люкс» на втором этаже гостиницы «Байкал». Войдя туда, старик был поражен роскошью обстановки: мягкий диван, два кресла, удобные стулья, стол, сияющий зеркальной полировкой, сервант, а во второй комнате — две кровати, шифоньер…

Банзаракцаев открыл еще одну дверь и спросил:

— Вы в ванне когда-нибудь мылись?

— Знаю только баню, — отвечал старик, почесывая затылок.

— Тогда смоем с себя дорожную пыль. Ванна — хорошая вещь, в любое время можешь помыться.

Председатель, позвав старика в ванную комнату, показал, как пользоваться всеми блестящими кранами, ручками и прочими приспособлениями.

Блаженствуя в теплой воде, Бизья размышлял: «Все-таки неплохо жить в городе. В любое время к твоим услугам и холодная, и горячая вода. Опять же по своим надобностям не надо в трескучие морозы идти на улицу. Хотя справлять нужду в доме как-то неловко, но, наверно, люди привыкают и к этому тоже… Нет, все же неудобно… По мне, так лучше уж делать все это по старинке, во дворе…»

— Вы прилягте отдохнуть, а я кое-куда схожу по делам, — и председатель вышел из номера.

Когда он некоторое время спустя вернулся, Бизья спал, сидя в кресле.

— Я вам несколько раз звонил по телефону и решил, что вы пошли прогуляться по городу, — сказал он проснувшемуся старику.

— Ага… давеча он звонил, только я не стал подымать трубку — ведь русского языка я почти не знаю…

— Так… чем бы нам с вами заняться теперь? — задумался председатель. — Ну, прежде всего пойдем в ресторан и покушаем. Совещание начнется завтра в десять утра… А где живут ваша дочь с мужем?

— Здесь, в городе.

— Адрес какой?

— Не знаю. Если поспрашивать у людей Алдарова Гошу, то можно, наверно, найти.

Банзаракцаев, не утерпев, засмеялся. Старик сделал вид, что жмут сапоги, сморщился и начал разуваться.

— Ладно, как-нибудь отыщутся, — председатель встал с дивана и подошел к телефону. — Алло, это вы, Максим Шоноевич? Здравствуйте… Недавно вот приехали… Устроились с дядюшкой в одном номере… Сейчас собираемся пойти покушать. Мы спустимся в ресторан и будем пока заказывать… Так… Так… хорошо.