Встречный огонь

Возвращаясь в правление, Володя увидел во дворе Балбара Шарухи и кивнул ей. В одной руке старуха держала ведро, в другой тряпку, видно, только что подоила корову.

— Ты чего не заходишь, Володя? Твой дружок приехал, Балбар… — сообщила она радостно.

Володя остановился, потом перешагнул через изгородь. Ему стало неловко: ведь он чуть было не прошел мимо избы Шарухи, совсем забыл про Балбара…

— А мы с ним виделись. Встретились вчера в переулке, — сказал Володя. — Ну, как он, проснулся?

— Давно уже. Заходи… — Старушка пропустила гостя вперед. Володя, пригибаясь, чтобы не задеть головой о косяк, вошел в комнату.

За столом сидели Балбар и тракторист Гунгар.

— О, хороший человек всегда является в тот момент, когда о нем вспоминают, — хрипло сказал Гунгар, суетливо уступая Володе место. Он был явно смущен приходом бригадира. Ведь несколько дней Гунгар сидел дома, говорил, болеет… На столе стояла початая бутылка водки.

«Ну конечно, этот Гунгар нигде не прозевает», — с неприязнью подумал Володя. Не обращая внимание на льстивые слова тракториста, он спросил:

— Как отдохнул, Балбар?

— Во, — Балбар выставил большой палец. — Садись с нами, Володя. Я рад, что ты зашел. Честное слово, рад! Давай выпьем за встречу.

— Не время… В другой раз как-нибудь. — Стоя, Володя для порядка стукнул свою рюмку о рюмку Балбара и отставил в сторону. — Извини, не до этого. Сам понимаешь…

Балбар вздохнул:

— Понимаю. Зачем пить с пропащим человеком? — губы его скривились. — Я ведь хотел пойти с вами…

— Я тоже, когда услышал от Бальжинимы, что лесной пал надвигается, решил: поеду! — вставил Гунгар.

Володя пропустил слова тракториста мимо ушей и снова обратился к Балбару:

— Это хорошо, Балбар. Неудобно, конечно, сразу же просить тебя выйти на работу, но у нас очень трудное положение, людей не хватает.

Балбар усмехнулся и отставил свою рюмку:

— Ты, Володя, говоришь как дипломат: «Неудобно, то да се…» Хорошо у тебя получается.

Шарухи взглядом упрашивала Балбара сбавить задиристый тон, но, увидев, что его колкости не задевают бригадира, успокоилась.

— Ладно, ребята, я тороплюсь. До встречи. — Володя направился к двери.

Когда он ушел, Гунгар оживился:

— Вот еще второй Евсей Данилович. Шибко активист. Тот командовал, теперь этот. Напускает на себя гонор. А я посылаю его ко всем чертям! Понял? «До встречи!» Ничего, встретимся! — Гунгар зло прищурил глаза.

— Но, но… Ты брось. А что, на самом деле Володя вместо Евсея Даниловича? Разве того сняли?

— Да нет… Евсей у нас парторг теперь. А этот стал бригадиром. Бри-га-дир! Тьфу!

— Ты-то чего разошелся? Или обидел тебя Володя? — Балбар рассмеялся, глядя на внушительную фигуру тракториста. — Расскажи-ка…

Кто же любит говорить о своем позоре?

Это было недавно. Когда солнце уже готово было скрыться за темными грядами хребтов, к стоянке механизаторов на полной рыси направился всадник. Гунгар только что заглушил мотор и присел на краю поля. Узнав Володю, он зло сплюнул сквозь зубы.

— Появился, гад. Говорили же, что он ускакал к чабанам Ангиртуя.

Сначала Володя вдоль и поперек объехал вспаханное поле и только потом, слегка пришпорив скакуна, направился к Гунгару. Тот сидел возле трактора и делал вид, что смазывает буксы.

— Поработал? — бригадир кнутом показал на поле.

— Слушай, бригадир, сначала поздоровайся. Нечего здесь командовать. Вишь, раскричался. Видал я таких умных начальников, — выпалил Гунгар не оборачиваясь.

Володя, легко соскочив с седла, отпустил лошадь, и та, устало храпнув, начала рвать жухлую прошлогоднюю траву.

— Перепаши. Слышишь? — спокойно потребовал Володя.

— Зачем? — Гунгар, все еще сидя, повернулся к нему.

— Мелкая пахота, глубина борозды всего с вершок. А сколько огрехов, не поле, а тигровая шкура. Скажи-ка, Гунгар, что сделала тебе земля, что ты так поиздевался над ней?

— Ты брось, бригадир. Подумаешь! Еще не такое делается в колхозе…

— Ну вот что, надо перепахать. Весь день ты гонял трактор вхолостую, столько горючего сжег! Не перепашешь — выложишь издержки из собственного кармана.

Володя пошел к своему коню и, уже садясь в седло, предупредил:

— Приеду утром, проверю.

— А что, если не сделаю, драться будешь? — крикнул Гунгар, но Володя уже ускакал, только всклубилась пыль под резвыми ногами лошади.

Гунгар махнул ему вслед рукой, будто прогоняя, и выругался: начальник нашелся, и так сойдет!

Рано утром, когда солнце поднялось только на высоту шеста для аркана, к стоянке механизаторов подкатила машина с людьми. Трактористы уже готовились к работе.

— О, к нам делегация. Милости просим, милости просим, — Гунгар, еще не рассмотрев, кто там в машине, стал комично расшаркиваться и делать приглашающие жесты, вызывая смешки у трактористов.

С кузова спрыгнули несколько молодых ребят. Среди них была учетчица Бутид-Ханда.

— Наш привет комсомолии! — словно лозунг провозгласил Гунгар и вдруг запнулся, увидев, как тяжело, с помощью ребят, слазят с машины старики. Их было около десятка, древних стариков. Гунгар оторопел: из кабины кряхтя вылезал его старый больной отец, всю жизнь с начала образования колхоза проработавший скотником.

— Уважаемые, я хочу, чтобы вы оценили работу тракториста Гунгара Жигжитова, — обратился к старикам Володя и указал на поле: — Эту землю он вспахал вчера. Пойдемте.

У Гунгара заклокотало в груди, и он, еле сдерживая в себе ярость, хрипло спросил:

— Хочешь на посмешище меня выставить, бригадир?

— Я тебя предупреждал, Гунгар. Приезжал с рассветом, а ты храпел вовсю.

Гунгар покуражился бы, уж он бы сказал Володе кое-что. Но сзади ковыляет отец со своей тросточкой из вербы, старейшины села возмущенно шушукаются, да комсомольцы эти с важными лицами… «Черт побери, надо было перебороздить ночью…» Гунгар опасливо поглядывал на отца.

Подойдя к полю, бригадир остановил всех:

— С давних времен поле Шанарты было урожайным, кормило народ. Недаром и называется оно — Плодородное. Смотрите, вот это поле вспахал Гунгар.

— Стой здесь, не смей делать и шагу, негодный, — громко сказал старый Жигжит сыну, увидев, что тот намерился ускользнуть в сторону. Старик заковылял по вспаханному полю, то и дело тяжко наклоняясь, чтобы получше рассмотреть землю. Остальные двинулись следом.

— Ай-яй-яй, это ведь надо так изуродовать землю, — повернулся к Гунгару один из старцев. — Где твоя совесть, сынок?

Гунгар уселся на кочку дерна, вывороченную плугом, и уставился на свои колени. Пройдя немного по неровной борозде и возвратись, Жигжит остановился перед ним. Лицо старика было сурово, от волнения и ходьбы на лице выступили мелкие капли пота.

— Почему не пожалел моей старости, вот этих мозолистых рук, почему? — он растопырил коричневые пальцы, плохо гнущиеся в суставах. Голос Жигжита срывался и гневно дрожал: — Это земля, которая кормила нас в тяжелые годы войны, на которой растили своих потомков мои предки, чем провинилась перед тобой, Гунгаром, что ты вот так безжалостно изрезал ее, искромсал? Встань! Ответь людям, если в тебе осталась хоть капля стыда! Встань, говорю!

Гунгар, красный, не зная, куда девать руки, медленно поднялся с кочки.

— Плуг с самого начала берет глубоко, а дальше — то соскакивает с борозды, хватает в стороне, то срезает слегка дерн и скользит себе легонько. Какой хитрый плуг, — кольнул дед Банди, покачивая острой бородкой.

— Приходилось пахать и на коне, и на воле. Чем жизнь становится лучше, тем работать легче. Но, оказывается, некоторые уж слишком легко хотят прожить, — вздохнул дед Гатаб.

Бригадир не вмешивался в разговор, давая людям высказаться.

— Что стоишь, молчишь, как суслик с травинкой во рту? Говори, бесстыжий! — дедушка Жигжит хотел погрозить сыну палкой, но слабая рука выпустила ее.

«Что же это? — думал Гунгар. — Кто мог ожидать такого поворота? Закутаться бы сейчас с головой и ничего не слышать и не видеть, что сказать отцу, этим старцам? Что-то надо сказать, а то съедят живьем».