Страница 73 из 93
Возникла дискуссия, которую мне же пришлось вести — тут, на границе, за специалистом не сбегаешь. За развитием нашего киноискусства я слежу систематически, даже и некоторые специальные статьи просматриваю иногда. Так что лицом в грязь я не ударил.
Конечно, мне ничего не стоило избежать дискуссии, тем более что тема семинара не предусматривала разбора отдельных произведений литературы и искусства. Но каков бы тогда был итог нашей встречи, что передал бы я как пропагандист своим слушателям? Умение уйти от ответа на поставленный вопрос? А слушателей было довольно много, и я знал, что каждому из них придется вести свои занятия и семинары с людьми, получившими, как правило, среднее образование.
Да… Политический работник всегда должен быть готов ответить на самый неожиданный вопрос и проявлять максимум инициативы; простая исполнительность годится, вероятно, для одного данного случая, для текущего момента, так сказать. Но она никак не пригодна для воссоздания перспективы, ее польза для будущего весьма и весьма ограничена.
Инициатива воспитателя всегда вызывает инициативу слушателей; сухое же изложение материала «от сих до сих» часто оставляет слушателей равнодушными, хоть они и заучивают что положено и могут успешно сдать зачеты.
Во всяком случае, мне так кажется.
Досадно, конечно, что самому не довелось в академии поучиться. Так уж судьба сложилась. Ничего, пусть молодежь учится, а я вот уже на покой собрался — рапорт подал, жду ответа.
Буду пропагандистом в отставке, так сказать.
Смена, смена идет.
Смена?
— Меня тоже Николаем звать, и я тоже в общем-то из рабочих, хотя отец инженером был, а рабочий — это уже я сам.
Так уж вышло, что я с детства был крепкой ниточкой к прошлому привязан — уважением к предкам, и родным, и не родным. Чтобы попроще: мне бы не хотелось, например, сильно отличаться своим характером, своей жизненной позицией от комсомольцев двадцатых годов. Они могли — и мы можем. Хотя, конечно, обстановка теперь не та, и благосостояние сильно возросло, и два выходных в неделю, и все такое.
Стремление плыть только по течению, искать, где бы полегче да поприбыльнее, всегда вызывало во мне внутренний протест. Принципиально и органически. Я — человек молодой, сил у меня до чертиков, почему же, собственно, мне искать тихую пристань и плюхаться в болотце спокойненького житья-бытья?
Надо же что-то для разнообразия и под старость оставить.
И когда вызвали меня и сказали: «Нужно в погранвойска», я пришел в погранвойска, с чистым и легким сердцем пришел. В прошлом году это было.
А началось все с того, что очень рано умер папа. Он работал на железной дороге, старый член партии.
Мама моя — из коммунистической семьи. Когда отец умер, она на ту же дорогу пошла работать диспетчером.
Я, таким образом, тоже из коммунистической семьи. И сидеть у мамы на шее я не собирался. Шестнадцати лет оставил школу и тоже на железную дорогу подался.
Сперва грузчиком работал, так уж получилось. Парень я достаточно крепкий, все такое. Так что к тяжестям привык быстро. А вот к положению грузчика привыкнуть никак не мог. Раз дурацкий такой случай приключился. Мы контейнеры с платформы на машины перегружали, и вдруг вижу идет группа моих бывших одноклассников, и среди них — одна девушка. И я, даже не успев толком подумать, подлез под платформу и спрятался за стоявшую по ту сторону путей будку…
К счастью, ребята этого маневра не заметили, а грузчики решили, скорее всего, что я просто по малой нужде в сторонку отлучился.
Ложный стыд. Или попросту недостаток воспитания. Теперь я это прекрасно понимаю. А тогда никак совладать с собой не мог. Они — такие чистенькие, такие серьезные, делом, вроде, заняты, к жизни себя готовят, все такое, а я…
Потом перешел в депо — слесарем. Полегче стало. Руки у меня в порядке, выучился без большого труда, зарабатывать стал неплохо. В том же депо и братишка вкалывал, помощником машиниста. Мы с ним вместе в вечерней школе учились. А немного погодя стали вместе на одном паровозе работать. Для начала — на маневровом.
Тут меня в армию призвали. Я на подъем очень даже легкий. Служил спокойно, безо всякого надрыва, дисциплину освоил, все такое. Кончил школу радистов — еще одну неплохую специальность приобрел.
Вернулся домой — опять на паровоз. И вступил в кандидаты партии. До чего же хорошо вступать в партию в коллективе, где и тебя самого хорошо знают, и отца знавали и уважали многие люди, и мать тоже, и брата! За рекомендациями дело не стало.
Вот в это время и произошел коренной поворот в моей жизни. В сторону границы.
К великому счастью, моя молодая жена — та самая девушка, которой я во время разгрузки старался на глаза не попасть, — нашла в себе полное понимание моего решения идти служить в погранвойска. Понимание и разумение.
Хотя как раз ей решиться было потруднее, чем мне. Малышка дочурка — раз. Только что законченное музыкальное училище — два. Но она не колеблясь согласилась со мной, и это еще раз подтвердило, что жену я выбрал правильно, именно такую, какую надо человеку с моим беспокойным характером.
Впрочем, согласилась бы она или нет связать свою жизнь с солдатом, не будь мы с ней уже женаты, — трудно сказать. Вот у меня приятель, Вася, на соседней заставе заместителем начальника служит, так тот до сих пор в холостяках. Бодрится, конечно, говорит, что только холостым и переносить то высокое напряжение, под которым проходит его жизнь на заставе, что с него вполне достаточно служебных дел, что будь он женат… Это все верно, конечно, да и когда ему жениться — тоже не совсем ясно. Он в город-то вырывается раз в год по обещанию. Вот сейчас, например: начальник заставы у него на курсы уехал, замполита прислали новенького, не вошел еще, как говорится, все списки какие-то пишет да графики чертит — из канцеляристов, видать. Опять же, старшина у него срочной службы, а это означает, кроме всего прочего, что за материальные ценности не старшина отвечает, а все тот же Вася… А ему от роду двадцать два года.
Не-ет, как ни крути, а вовремя я женился; и вообще я — за ранние браки. Мне теперь осталось только перевезти сюда, на заставу, свою немногочисленную пока семью и еще пианино. Чуть карапуз окрепнет, жена сможет заняться любимым делом — не терять же ей квалификацию. В поселке учительница пения очень нужна, я узнавал; будет через день ездить.
Так что цель для меня совершенно ясна, жизнь — как на ладони. Кое-кому моя позиция может показаться наивной, что ж, пусть любители нарочитых сложностей избирают другой путь; я не уверен, что задача даже самого образованного человека заключается в поисках — любой ценой! — извилистых тропочек.
Кстати, с образованием — самое сложное. Учиться охота, но пока никак не получается. Дни на заставе рваные какие-то, да и ночи немногим от них отличаются. Отправление и прибытие нарядов, рапорты, высылка тревожных групп, если понадобится. Приезды начальников всех рангов и служб — их довольно много, и каждый старательно во все вникает. Звонки, звонки… Отчетность всякая. На дежурстве — не почитаешь, не попишешь. Впрочем, может, я просто не привык еще.
Что и говорить, опыта маловато. Еще великое счастье, что у нас на заставе старшина-сверхсрочник, который все знает и все умеет. То есть по должности он старшина, а по званию теперь — прапорщик. Я у Михаила Ивановича каждый день учусь, и никакого ложного стыда не испытываю. Разве учиться может быть стыдно? Хоть лейтенанту, хоть генералу, хоть кому. Учиться — прекрасно.
А с Михаилом Ивановичем мне, конечно, крупно повезло. Сверхсрочников теперь маловато стало — сказался рост общеобразовательного уровня и благосостояния жизни народа.
Сравните, скажем, нашу заставу с Васиной. У них там современное двухэтажное здание, с центральным отоплением, с боксами для машин, с новенькой мебелью, все такое. У нас — старый деревянный домик, отопление печное, да и участок ничем не выдающийся. Зато там — казарма, а у нас уютно в комнатах, что не может не оценить каждый оторванный от семьи человек. У нас солдаты более ухожены, в столовой круглый год есть свежие овощи, есть молоко от своей коровы. У них ничего этого нет.