Страница 3 из 16
Через несколько месяцев точно так же, только в общаге, окажется он наедине с Зоей Терёхиной.
На следующий день он стоял перед ней на коленях, говорил, что был пьян и ничего не помнит… Нет, простить его она не могла!
Здесь, на снимке, они ещё вместе, а Леонид – просто их друг. Он тоже присоседился к фотографированию и стоит с левого края.
После разрыва с Геной Лёня, как и положено другу, старался не оставлять её одну, всё время приезжал к ней домой и, утешая, говорил правильные вещи: что впереди целая жизнь, что раз так получилось, то оно и к лучшему, что Гена, увы, не её человек, и т. д. и т. п.
Всё-таки она была очень глупа, веря в женско-мужскую дружбу. Правда, ровно до той поры, пока вдруг не обнаружила себя в расстёгнутом халатике с голой грудью, а также руку Неретина, которая, напуская мурашек, ползла к её трусикам.
Так и стала она девушкой Леонида… До обидного банальная история!
Кофейный ликёр
(глава из повести Сомова)
Сомов читал дальше:
«Неретин и Гена вышли из кафе, где вечер дружбы продолжался как ни в чём не бывало.
– И что теперь? – спросил Гена.
Леонид пожал плечами.
– Думаю, прямо теперь надо портвейна выпить. А вообще… По-моему, доцент дал понять, что не будет поднимать шума. Ему, если что, первому намылят шею! Это же он не сумел порядок обеспечить! Да и что такого произошло? Никого же не убили!
– Скажешь тоже!
Друзья завернули в первый попавшийся магазин, который светился витринами и синей неоновой вывеской «Гастроном», выполненной размашистыми письменными буквами.
Пока в винном отделе стояли в очереди, Гена передумал пить портвейн:
– Слушай, а давай ликёр «Кофейный» возьмём. – Он показал пальцем на полку с бутылками позади продавщицы.
– Три двадцать две, – прочитал Леонид ценник. – А наскребём?
Гена усмехнулся:
– Не вопрос!
И помахал извлечённой из кармана зелёной трёхрублёвой бумажкой.
Лёня и Гена сидели на скамейке во дворе, похожем на некий заброшенный сад. Слева и сзади – стена, справа – фасад здания, в котором, судя по погашенным окнам, располагалось какое-то учреждение.
Шум огромной Москвы пробивался сюда ройным гулом.
Вокруг – ни единого фонаря. Свет – только от осеннего низкого неба. Оно словно бы сделалось вдруг прозрачным, и на нём стали видны плывущие клочья чёрных облаков. И ещё казалось, будто прозрачность этого неба опустилась в вечер и разбавила темноту, в которой, хорошо различимы, стояли деревья, запущенная клумба, какой-то пышный куст…
Ликёр был душистый и крепкий, отчего сладость его не казалась яркой, но проступала, как приглушённый звук. А рука жадно вминалась в батон белого хлеба, и он, выдыхая тёплый аромат, податливо отламывался. Жменя мякоти в хрусткой корочке после пары добрых глотков ликёра! Сочетание, которое возмутило бы не только гурмана, неожиданно пришлось ребятам по вкусу!
– Не представляю, как вести себя с Леной после случившегося! – откровенничал Леонид.
– Как, как… Да никак! У вас что, какие-то отношения? Вы сегодня только познакомились!
– Так-то оно так… Но я рассчитывал… Красивая она, правда?
– Ну, красивая. Как говорит моя бабушка, с лица воду не пить. Мне, например, Зойка нравится… Слушай, тебе не кажется, что она немного косит?
Лёня припомнил её милое лицо – налитые, смуглые щёчки, улыбчивые губы, полукруг бровей, из-за которых у неё слегка удивлённый вид, и – да, небесного цвета глаза с косинкой.
– Чудак человек, в этом же её изюминка!
– Вот, точно! Изюминка! Потому что симпатично, а не уродство какое-нибудь!
Леонид поболтал бутылку, оценивая, насколько она опустела. Можно было ещё посидеть.
– Ты заметил, доцент на Лену глаз положил?
– Серьёзно? – удивился Гена. – А ничего, что он взрослый дядька, а она первокурсница? Ничего ему не будет?
– Ген, я просто факт изложил, а ты уже нафантазировал! Лена что, дура? Хотя… С Мальцевым у них явно что-то было… Видел, как она его защищать кинулась?!
– Вот-вот…
– А он дуболом, каких мало…
– То-то и оно…
Начал накрапывать дождик – мелкий и редкий, и, если не поднять кверху лицо, было не определить, он кажется или идёт на самом деле.
С неба, где стало серо и ватно от одеяла сплошных облаков, упало несколько капель.
– Идёт! – подтвердил Лёня.
– Сейчас зарядит… – предрёк Гена. – Допиваем?
Леонид кивнул и затих.
– Всё-таки я себе не представляю, как к ней теперь подойти!..
«Север» на улице Горького
(глава из повести Сомова)
Зря Неретин переживал!
В понедельник Лена подошла к нему первой.
Уже по её лицу с затаённой улыбкой было ясно, что его страхи сильно преувеличены.
– Вы должны с ним помириться, – кивнула она на стоящего в сторонке понурого Мальцева, – и мы, если хочешь, сможем сегодня пойти в кафе.
– Втроём? – Лёнина радость замерла на взлёте.
– Вдвоём! – рассмеялась Лена.
Неретин и раздумывать не стал – подошёл к Мальцеву, протянул руку:
– Извини. Мир?
– Ну и ты извини. Мир.
Прозвенел звонок на пару, как называют студенты лекцию продолжительностью в два академических часа с пятиминутным перерывом.
– Ты что такой довольный? – шепнул сидевший рядом с Неретиным Гена (сцену примирения он пропустил).
– Представляешь, Лена пригласила меня в кафе! Надо было только помириться с Мальцевым.
– Нифига себе!
– Самому не верится…
– Ну и как? Помирился?
– Тоже мне проблема! Конечно!
Вдруг на оживлённом лице Неретина проступила тревога.
– Слушай, а денег-то на кафе у меня и нет… Что делать? У кого занять?
– Да, не баловались бы мы ликёрами, одолжил бы я тебе три двадцать две, а так…
Оба тяжело задумались.
– Предлагаю рассмотреть кандидатуры, у кого можно занять, – сказал Гена.
– Давай… – без энтузиазма согласился Леонид.
– Мужиков в расчёт не берём: одна голь, как и мы. Остаются девчонки.
Начали перебирать. Остановились на Маше Дороховой.
– Её родители, я слышал, в МИДе работают. У неё точно карманные деньги есть! Тебе и надо-то трёшку…
– Пятёрку, – поправил Неретин. – Только подойди к ней ты… Вы вроде с Дороховой общаетесь, а я только здороваюсь…
Машка не обманула надежд, оказавшись отзывчивым человеком с карманными деньгами.
– Со стипендии вернёшь, – протянул другу пятирублёвую бумажку Гена.
Улица Горького – строгая, одетая в гранит и мрамор сталинских домов, высокими фасадами зданий окликала небо и выстраивала простор плавно изогнутой дали.
Пока Неретин и Лена ехали в метро, прошёл дождь, а теперь неожиданно выглянуло солнце, и всё вокруг засверкало мокро и радостно, и занялись золотым пожаром обсаженные липами кромки тротуаров.
Позади остался нежно зеленеть особняк театра Ермоловой, остался позади и дымчатый, весь в огромных ячеистых окнах Центральный телеграф…
Они шли, не торопясь, поглядывая на мемориальные доски, которые во множестве висели на гранитной облицовке почти каждого дома. Белым по красному проплыло многоокое здание Моссовета с колоннами, пилястрами и наличниками. На контрасте с его ярким нарядом явилась строгость серого камня домов, продолжающих улицу. Они возвышались сплошной стеной, иногда расступаясь перед устьями переулков.
Не доходя до арки, под которой вливался в улицу Большой Гнездниковский переулок, Леонид и Лена остановились у стеклянной двери кафе «Север».
Посетителей было мало: как-никак будни, три часа дня. Поднялись на второй этаж, сели за столик, заказали коктейль, пирожные, мороженое – с пятёркой в кармане можно было себе позволить.
Официант ушёл. Наступила пауза. Так бывает, но совсем не от замешательства (с чего бы? До того они непринуждённо болтали!). Просто иногда приходит какая-то нужная тишина – может, в преддверии важных слов или, чтобы, как теперь, замереть взглядом во взгляде.