Страница 10 из 16
А Ариадна… Что о ней скажешь?
– Я тут в словаре справился насчёт имени Ариадна, – делился один из курильщиков во время десятиминутного перерыва. – Оказывается, у древних греков оно означало «приятная».
– Да, не оправдала девочка родительских надежд… Ладеев! Андрей! Нужно Феоктисту Владимировичу звонить!
– И что я ему скажу? Заберите вашу жену? Нет, братцы, надо терпеть, пока он не поправится.
Через три недели Бельский появился в институте.
За время его отсутствия группа добилась весьма скромных успехов. Именно так выразился директор института во время утренней беседы с Бельским. Он сознательно прибег к подобной фигуре речи, чтобы не доставлять своему заму откровенно отрицательных эмоций.
Но мог ли Феоктист Владимирович их избежать, оказавшись на рабочем месте и ознакомившись с положением дел?!
Во второй половине дня Ариадна была вызвана в кабинет главного конструктора – заместителя директора института, то есть своего мужа.
Пробыла она там недолго, вышла пунцовая.
Появившись на пороге помещения, где располагалась группа, поправила съехавший парик и направилась к столу, за которым сидел Ладеев.
– Увольняюсь я, Андрей Сергеевич! Вы рады?
– Да, – не смутившись, отвечал Ладеев. – Зачем вы парик носите? У вас же красивые волосы.
Эти слова обратили её на несколько секунд в столб, а потом она ринулась к своему столу и стала запихивать в портфель блокнот, какие-то тетради, ручку с золотым пером (в ту пору ещё не перебрался к нам из Америки обычай всех увольняемых складывать личные вещи в картонную коробку, как ещё не переняли мы тогда и другой чужой обычай: вместо простых слов «поздравляю с днём рождения!» надевать наголову дурацкий колпак и петь якобы по-английски «Хэппи бёздэй ту ю»).
Несомненно, Бельский, для которого дело оказалось важнее личного, был достоин самого глубокого уважения!
Оставалось только догадываться, чем оборачивались для него короткие часы домашнего досуга (по сути, он приезжал в свою квартиру только для того, чтобы переночевать). Но и за это время Ариадна успевала многое, о чём свидетельствовал довольно помятый вид учёного, который можно было наблюдать каждое утро на протяжении продолжительного времени.
Неизвестно, что предпринял в конце концов Бельский, до какой струны в душе Ариадны дотянулся, какой довод для её ожесточившегося ума изобрёл, а может, ему просто помогло время, но злосчастье отступило, и жизнь потекла в своём обычном русле.
А Ариадна Львовна, недолго побыв на положении домохозяйки, стала преподавать в вузе.
Бедные студенты…
О молодости и стране, которой нет
Да, да, Елена Тихоновна отлично помнила те годы.
Коллеги Леонида время от времени собирались, чтобы отметить праздники или какое-нибудь событие. Собирались иногда с жёнами, иногда и в их двухкомнатной квартире, которая перешла ей по наследству от бабушки (в СССР весь жилфонд был казённым, за исключением кооперативной собственности, и, чтобы квартира не уплыла обратно государству, дедушки и бабушки прописывали к себе внуков). Поэтому она была знакома со многими из них, в том числе с Бельским. А с Ариадной – нет, только видела её однажды на торжественном мероприятии.
«Молодец Арсений! – подумала она, прослушав главу о группе Бельского. – Откопал где-то подробности, о которых я и понятия не имела. Возможно, он их просто придумал, но получилось очень правдоподобно».
Всё-таки замечательное было время!
Елена Тихоновна, оглядываясь на 1960—1970-е годы, всегда задавалась вопросом, почему от них такой добрый свет в душе. Определённо, не только оттого, что приходились они на радостную пору её детства и молодости.
После полёта Гагарина все жили в безотчётном ожидании новых чудесных свершений! Будучи ребёнком, она тонко и безошибочно чувствовала этот общий эмоциональный подъём, как если бы все ждали праздника. Он время от времени и случался: очередной полёт в космос, достижения наших фигуристов на международных чемпионатах, победы советских хоккеистов, выход на экраны замечательных картин, будь то «Бриллиантовая рука» или «Бременские музыканты». А массовые переезды в отдельные квартиры! А освоение заветных соток, респектабельно именовавшихся дачей!
Да, бывало не слишком комфортно, подчас неказисто, но жизнь вершилась интересно и радостно, а сопутствующие неурядицы никак не вписывались в понятие беды.
Будущее время заставило горько пожалеть об ушедшей атмосфере, казавшейся незыблемой в своём каком-то праведном покое, ибо был он обретён в преодолении великих невзгод, – об атмосфере, естественно запечатлённой в любом отечественном фильме той поры и, по счастью, доступной для прикосновения каждому.
Впрочем, среди людей её поколения есть и хулители этого времени. К ним она относится как к людям особого склада, для которых плоха жизнь в любую эпоху. Воистину прав Эммануил Кант, сказавший: «Один, глядя в лужу, видит в ней грязь, а другой – отражающиеся в ней звёзды».
Елена Тихоновна прикрыла глаза, вспоминая, как шла она с родителями по Чистопрудному бульвару в «Колизей» на фильм «Доживём до понедельника».
Был осенний мокрый вечер, дождик, тёплый и тихий, то начинался, то переставал, фонари сквозь листву казались жёлтыми кляксами. В фойе под аккомпанемент рояля пела немолодая певица в концертном платье. Папа купил всем мороженое, которое лежало в вафельных стаканчиках и было увенчано кремовой розой. Роза эта съедалась с особенным удовольствием! Потом – полтора часа чёрно-белой киноистории о сверстниках, простой, искренней и умной; потом неспешное возвращение домой, где их ждала трёхцветная кошка Лиза, и можно было ещё долго не ложиться спать, смотреть по телевизору «Голубой огонёк» и читать хоть за полночь, потому что завтра будет воскресенье.
Нынешние эксперты тридцати-сорока лет от роду авторитетно рассуждают, как тяжело жилось в СССР: сплошной дефицит, пустые прилавки, преследования диссидентов… И никто из них не скажет, что и первое, и второе появилось в перестройку, а диссиденты, кроме Сахарова и Солженицына, были попросту неизвестны народу. То ли эксперты молчат по незнанию, то ли из желания всех убедить, сколь хороша теперешняя жизнь! Как бы то ни было, итог один: они безбожно врут! И, похоже, врут по заказу.
Но Арсений, слава богу, не из их числа…
– Хотел уточнить, – прервал Сомов мысли Елены Тихоновны. – Вы не помните, в каком году был торжественный вечер, о котором вы мне рассказывали?
– Не помню, Арсений. В начале семидесятых. Точнее сказать не могу.
Елена Тихоновна лукавила.
Майский вечер
(глава из повести Сомова)
Вот уже несколько лет, как День Победы был нерабочим днём[2]. Накануне, то есть 8 мая, по традиции проводились торжественные собрания коллективов, посвящённые этой дате, с последующим концертом художественной самодеятельности. В иных организациях, как говорится, в фойе работал буфет, но это по усмотрению местного начальства.
Разумеется, по случаю других праздников также проводились торжества и по тому же сценарию, а саму традицию можно смело назвать предтечей современных корпоративов.
Однако День Победы – особый праздник! В его честь (а ещё в честь Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота) бывшие воины без стеснения надевали свои награды!
Стоит напомнить, что фронтовики в ту пору были ещё нестарыми людьми, поскольку после Победы минуло не более 30 лет (например, тем, кого призвали в армию в 1945 году по достижении 18 лет, не было ещё и пятидесяти), и составляли они внушительную часть населения, потому что в Отечественную войну воевала вся страна.
Живёт у тебя в доме сосед: тихий, немногословный – только здоровается, ходит на работу и с работы да прогуливает свою собачку. И вдруг встречаешься с ним 9 мая, а у него на пиджаке орден Славы!
Множество подобных открытий делалось на День Победы!
2
С 9 мая 1965 года.