Страница 211 из 243
1 декабря 1420 года Генрих V совершил свой первый въезд в Париж в качестве регента Франции. Он вошел в столицу Франции через ворота Сен-Дени поздним вечером, сопровождаемый Карлом VI и Филиппом Бургундским, а также герцогами Кларенсом и Бедфордом во главе кавалькады рыцарей и сопровождающих. Вся улица Сен-Дени от ворот до Шатле была украшена шелками и бархатом, чтобы приветствовать его. Перед дворцом Сите были организованы театрализованные представления. Группы священников в полном облачении стояли с интервалами вдоль маршрута движения кавалькады, распевая гимны и протягивая реликвии своих церквей для поцелуя двум королям. Это был лучший прием, который могло оказать сократившееся и голодающее население Парижа, но клерк Парламента заметил, что толпы, кричавшие "Ноэль!", были меньше, чем во время предыдущих королевских въездов. После молитвы с Карлом VI перед главным алтарем Нотр-Дам Генрих V вместе со своими братьями и великолепной компанией отправился в Лувр, чтобы начать торжественное празднование[886].
К моменту въезда Генриха V Париж уже несколько месяцев был оккупирован английскими войсками. Обеспокоенный постоянными сообщениями о недовольстве на улицах и грубым отношением бургиньонских капитанов города к клятве верности, английский король решил овладеть столицей в течение лета. В июле 1420 года большая группа английских солдат внезапно прибыла из Мелёна и заняла Бастилию, изгнав бургиньонский гарнизон. Вскоре после этого английские войска заняли Лувр, Нельский отель на левом берегу и Венсенский замок. Граф Сен-Поль был смещен с поста капитана Парижа и временно заменен герцогом Кларенсом. Вслед за солдатами прибыли чиновники. Среди них были советники английского короля Генри Чичеле, архиепископ Кентерберийский, и Филипп Морган, ныне епископ Вустерский, со своими штатами клерков, юристов и чиновников. Первые английские купцы, торговавшие вином и зерном, появились в городе уже через месяц после заключения договора. Отношение простых парижан к иностранцам в их среде не зафиксировано. Напряженность большого и оживленного города далеко не всегда была на поверхности. Но осенью 1420 года у парижан были все основания принять новый режим. На городских рынках по-прежнему ощущалась острая нехватка продуктов, а у булочных перед рассветом выстраивались очереди. Но после взятия Мелёна все русло Сены было освобождено от плато Лангр до моря, что стало серьезной брешью в дофинистской блокаде. Энтузиазм, с которым встретили вступление Генриха V в столицу, вероятно, был неподдельным[887].
6 декабря 1420 года в большом зале отеля Сен-Поль открылось заседание Генеральных Штатов. На троне восседал Карл VI, по бокам от него сидели Генрих V и Филипп Бургундский. Номинально собрание выступало от имени всей Франции. На самом деле, как все могли убедиться, оно представляло только бургундские провинции на севере, в основном Пикардию, Шампань, Иль-де-Франс и Париж. Вступительную речь произнес Жан Ле Клерк, пожилое и бесцветное ничтожество из придворных судей Карла VI, который недавно был назначен канцлером Франции. "Голос плача раздается из Сиона", — начал он, взяв тему из одной из самых мрачных глав Книги Иеремии. Канцлер напомнил слушателям о событиях, которые привели к заключению договора в Труа, и об успешном начале покорения дофинистских гарнизонов вокруг Парижа. Это был лишь первый этап кампании, которая в конечном итоге приведет к воссоединению Франции, восстановлению мира и процветания во всех частях королевства и отомстит за смерть Иоанна Бесстрашного. Ле Клерк призвал Генеральные Штаты ратифицировать договор и предоставить королю средства для завершения войны. Когда он закончил, братья английского короля и бургундские дворяне, сидевшие вокруг трона, поднялись со своих мест, чтобы выкрикнуть свое одобрение. Остальные собравшиеся удалились для обсуждения. Через четыре дня они вернулись, чтобы объявить договор "похвальным, необходимым и отвечающим общественным интересам" и потребовать от всех принести клятву о его соблюдении. Карл VI поднялся с трона и стоял с обнаженной головой, а его представитель объявил о вечном лишении наследства человека, который "называл себя Дофином", и заявил, что договор представляет собственную волю короля и волю всего народа.
Следующая неделя была посвящена деликатному вопросу о финансах. 19 декабря Генеральные Штаты согласились восстановить модифицированный вариант налога с продаж. В течение года вводился налог в размере 25% на вино, продаваемое в розницу, и 5% на сукно. В то же время был санкционирован другой, более спорный налог. Девальвация серебряной монеты, проведенная обеими сторонами в гражданской войне, вызвала много недовольства. С мая 1417 года серебряный грош подешевел не менее чем на 20% от своей прежней стоимости. Правительство регента пообещало восстановить чеканку серебряных монет по стоимости 1413 года. Взамен ему было разрешено взимать принудительный заем в серебре для финансирования новой чеканки. Каждая община должна была собрать определенное количество серебра в монетах или слитках и сдать его агентам монетных дворов. Теоретически, серебро должно было быть возвращено новой монетой по номиналу, а правительство должно было взять не более 12½% комиссионных. На самом деле "заем" никогда не был погашен, и далеко не ясно, собиралось ли правительство когда-либо его погашать. В действительности, как быстро отметили дофинисты, это был особенно тяжелая талья.
В заключительной части работы Генеральных Штатов, 23 декабря, был разыгран важный политический спектакль. Восемь человек, которые поголовно отсутствовали, были официально обвинены в убийстве Иоанна Бесстрашного: "самозваный Дофин", Жан Луве, Таннеги дю Шатель, Арно Гийом де Барбазан, виконт Нарбонский, Гийом Батай, Роберт де Лере и Оливье де Леер. Обвинение было подробно изложено Николя Роленом. В свое время Дофин был официально вызван для ответа на обвинения в уголовную палату Парламента, его имя выкрикивалось глашатаем с мраморных ступеней во дворе дворца Сите. После положенного количества вызовов в начале января ему был вынесен приговор. Карл был приговорен к изгнанию из Франции и объявлен не имеющим права наследовать какие-либо земли или должности[888].
По окончании Генеральных Штатов Генрих V объявил о своем намерении вернуться на короткое время в Англию, где, по его словам, его присутствие было крайне необходимо. Были приняты меры по управлению Францией в его отсутствие. Герцог Кларенс был назначен его лейтенантом на всей территории королевства и получил грандиозный особняк, построенный за сорок лет до этого коннетаблем де Клиссоном, чтобы жить в нем, когда он приезжал в Париж. Город оставался в руках офицеров Генриха V. Его дядя и доверенное лицо Томас Бофорт, герцог Эксетер, стал капитаном Парижа с гарнизоном в 500 человек. Судя по всему, он располагался в Лувре. Граф Хантингдон командовал отдельным гарнизоном в Венсене. Сэр Джон Фастольф, бывший капитан Арфлёра, был назначен командиром Бастилии с французом в качестве его заместителя и гарнизоном, включавшим восемьдесят английских солдат. Граф Солсбери, возможно, самый способный полководец на службе Генриха V, был вновь назначен лейтенантом в стратегически важные области Алансонского герцогства и границы с Мэном. Другие институты власти французского государства жестко контролировались сторонниками герцога Бургундского. Прево Парижа, купеческий прево и четыре эшевена были заменены его выдвиженцами. Лурден де Салиньи, один из советников Филиппа, который с 1419 года был первым камергером Карла VI, возглавил королевский двор и служил политическим представителем Филиппа в Париже. Когда эти дела были улажены, английский король и его братья удалились праздновать Рождество в шумном великолепии в Лувре, окруженные льстецами и приспособленцами, в то время как герцог Бургундский давал свой собственный пир в Бургундском отеле. На другом конце города король и королева вернулись в опустевшие помещения отеля Сен-Поль. Они отмечали праздник в полупустом зале, в присутствии немногочисленной толпы зевак. После Рождества Генрих V отправился в Нормандию с супругой и братьями, а также толпой чиновников, советников и солдат. Вскоре после него герцог Бургундский уехал во Фландрию. После месяца непривычного веселья, праздничные огни погасли, и в столичные дворцы и особняки принцев вернулась тишина[889].
886
Journ. B. Paris, 144–5; Monstrelet, Chron., iv, 15–17, 22; Fauquembergue, Journ., i, 389.
887
Pseudo-Elmham, Vita, 182–4; Monstrelet, Chron., iv, 1–2, 6; Cron. Norm., 61–2; Journ. B. Paris, 145–6; PRO C64/14, m. 19d; Grassoreille, 115, 117; Thompson (1991), 217–18.
888
Foed., x, 30–2; Jouvenel, Hist., 384–5; Pseudo-Elmham, Vita, 289–92. Налог с продаж: Ord., xi, 109–11. Монеты: Lafaurie, Mo
889
Pseudo-Elmham, Vita, 292–3; Monstrelet, Chron., iv, 23; Journ. B. Paris, 147; Foed., x, 49–50; Lettres des rois, ii, 388–9; *Sauval, iii, 288 (особняк);*Nichols; BN Fr. 20691, p. 704 (Бастилия); BL Add. Chart. 111 (Солсбери). Бургиньоны: Gall. Reg., iv, no. 16495; AN K1009, fol. 3vo; Schnerb (2004), 65–8; Grassoreille, 127–9. Пиры: *Jouvenel, Hist., 703; Monstrelet, Chron., iv, 22; Cron. Norm., 62–3. Отъезд: Monstrelet, Chron., iv, 23; Itin. Ph. le Bon, 13.