Страница 245 из 278
Припадок случивший с Карлом VI был первым серьезным проявлением психического заболевания, длившегося всю его жизнь, которое, насколько мы можем судить по прошествии более чем шести столетий, по-видимому, было формой параноидальной шизофрении. Но современники короля были озадачены. Врачи толпились вокруг постели, впавшего в кому, короля в монастыре Сент-Жульен в Ле-Мане. В результате они заявили, что надежды на его выздоровление ничтожны. Выдвигались самые разные объяснения. Окружение короля сначала заподозрило отравление и допросило его слуг. Герцог Бургундский обвинил приближенных Карла VI в том, что они позволили ему вести беспутную жизнь при дворе, с ее бесконечной чередой вечеринок, пиров и балов. Среди населения в целом происхождение болезни короля почти повсеместно считалось сверхъестественным: молния Божья или колдовство, творимое тайными и злобными врагами.
Большая часть этих домыслов была отброшена, когда через три дня Карл VI пришел в сознание. Он все понимал, но оставался слабым и вялым в течение нескольких недель. Следующие тридцать лет своей жизни французскому королю было суждено прожить в состоянии нестабильного рассудка, прерываемого все более длительными и частыми отлучками — деликатный эвфемизм, использовавшийся его современниками для описания длительных периодов, когда король бродил по коридорам своих дворцов, завывая и крича, не зная, кто он или что он. Однако правда заключалась в том, что даже в периоды ясности ума Карл VI был уже не в состоянии управлять своим королевством. Он был любезен, умел хорошо изъясняться и играл свою роль. Но политически он довольствовался тем, что придворные группировки вели свои битвы за его спиной, как будто король был не более чем отстраненным зрителем спектакля, который его больше не касался. Для Франции политические последствия были катастрофическими, гораздо худшими, чем если бы Карл VI умер. Пока король был жив, все должно было делаться от его имени. Ситуация была слишком неопределенной, чтобы оправдать введение регентства, которое могло бы обеспечить преемственность и сохранить силу монархии Валуа. Вместо этого власть оспаривалась между его ближайшими родственниками и периодически осуществлялась кликами, не имевшими реальной законной легитимности. Главные институты власти королевства Валуа были раздираемы ревностью и разногласиями, которые отражали взаимоотношения принцев, с которыми их члены были связаны узами покровительства и самосохранения. Конечным следствием этого стала гражданская война, главным бенефициаром которой стал Генрих V Английский[1101].
В августе 1392 года герцог Бургундский стремительно захватил контроль над правительством. Первыми его действиями были объявление об отмене нападения на Бретань и роспуск армии. В Бретань было отправлено посольство с письмом от герцогов Бургундского и Бурбонского, полным милостивых извинений за кампанию, которая была "спровоцирована дьяволом и злыми советниками". Эти меры вызвали немедленную ссору с коннетаблем, который был лидером "злых советников", о которых шла речь, и являлся финансистом и главным бенефициаром кампании. Клиссон сразу же отказался от своего обещания финансировать выплату жалованья армии. В результате капитаны были вынуждены разойтись без жалованья, что было крайне непопулярным шагом и никак не способствовало политическому авторитету Клиссона. В конце августа, когда король был достаточно здоров, чтобы передвигаться, его перевезли в королевский замок Крей, расположенный на острове посреди реки Уаза, к северу от Парижа. В столице был спешно собран Большой Совет из знатных людей, которые были под рукой, чтобы утвердить новые меры по управлению королевством. Ближайшим кровным родственником короля был Людовик Орлеанский, которому шел двадцать первый год и который сделал решительную заявку на власть. Если бы Карл VI был мертв или постоянно недееспособен, его притязания были бы неоспоримы. Но в условиях, когда король номинально управлял делами, герцог Бургундский одержал верх благодаря силе своего характера и силе своих сторонников. Людовик Орлеанский был молод, неопытен и самоуверен. Его также считали беспутным и неуравновешенным, так как, он пристрастился к азартным играм, окружал себя буйными друзьями и устраивал развратные вечеринки. Его навязчивый интерес к колдовству и темным магическим искусствам ни для кого не был секретом. В некоторых умах, возможно, уже была установлена связь между болезнью короля и злыми чарами исходившими из окружения его брата. Все это затмевало несомненные способности Людовика и от его требований отмахнулись[1102].
В конце сентября 1392 года короля привезли в Париж и поселили в отеле Сен-Поль, а герцоги Бургундский и Беррийский занялись укреплением своей власти и очищением королевского двора и администрации от своих врагов. Главные министры-мармузеты были отстранены от своих обязанностей. Бюро де Ла Ривьер и Жан ле Мерсье были заключены в Бастилию. Ле Бег де Виллен был увезен в крепость Кревкер. Жан де Монтегю бежал к папскому двору в Авиньоне. Клиссон, находившийся в королевском замке Монлери, был предупрежден, когда отряд солдат приближался по Орлеанской дороге, чтобы арестовать его, и бежал в свои владения в Бретани. Филипп Бургундский ненавидел этих людей. Они были низкородными выскочками с амбициями выше их ранга, которые отстранили его и его брата от власти в 1388 году, потакали порокам короля, подорвали его здоровье, монополизировали его расположение и, наконец, подстроили катастрофическое решение о вторжении в Бретань. Для герцога Беррийского они также были людьми, ответственными за судебное решение обрекшее на казнь его друга и министра Жана де Бетизака. Мармузеты сослужили хорошую службу королю. Но они были уязвимы, как все незнатные люди, достигшие высоких постов в Средние века. "Нет большей угрозы в этом мире, — говорил отразитель общепринятых настроений Эсташ Дешан, — чем бедняк, возведенный в высшее сословие". Главные мармузеты разбогатели, вели показной образ жизни, владели прекрасными домами, "властвуя над самыми высокими в стране", по словам чопорного хрониста из Сен-Дени. Их враги рассказывали о них преувеличенные истории. Оливье де Клиссон, как сообщалось, составил завещание после недавнего покушения на его жизнь, в котором он распорядился не менее чем 1.700.00 франков только наличными и движимым имуществом, что составляло сумму, равную всем доходам королевства за год. Для поиска доказательств коррупции была назначена комиссия по расследованию. Им было поручено изучить каждый случай, когда со времени знаменитого Совета в Реймсе, приведшего мармузетов к власти, одному человеку было выдано более 1.000 франков. Результаты работы комиссии неизвестны, но обвинения против мармузетов не подтверждаются сохранившимися финансовыми документами. Карл VI, безусловно, был слишком щедр к своим друзьям, а его министры никогда не стеснялись принимать чаевые или подарки за свои услуги. Но эти услуги были достаточно честными, а размер вознаграждения не выходил за рамки того, на что мог рассчитывать успешный чиновник в XIV веке[1103].
Судьба Клиссона в конечном итоге была решена в результате сделки между Филиппом Бургундским и Иоанном IV Бретонским. В обмен на устранение своего врага из французского правительства Иоанн IV обязался прервать все контакты с англичанами. В декабре 1392 года подконтрольный герцогу Бургундскому Парижский Парламент осудил Клиссона за растрату и лишил его должности коннетабля. Его заменил Филипп, граф д'Э, неопытный молодой человек, чьим главным достоинством было то, что он был обручен с дочерью герцога Беррийского. По крайней мере, против Клиссона, чья навязчивая вражда с Иоанном IV представляла угрозу внутреннему миру Франции и перспективам мира с Англией, имелись серьезные политические аргументы. Но остальные мармузеты были просто жертвами жажды мести королевских герцогов после четырех лет пребывания в политической изоляции. Бюро де Ла Ривьер и Жан ле Мерсье были обвинены в краже более 120.000 франков из королевской казны, в ведении изменнической переписки с англичанами и в получении взяток от министров Ричарда II. Если бы герцоги Бургундский и Беррийский добились своего, оба были бы казнены. Действительно, в течение нескольких дней в октябре толпы людей собирались на Гревской площади, чтобы насладиться этим зрелищем. Но опальные министры были спасены, вероятно, благодаря вмешательству герцога Бурбонского и Людовика Орлеанского. Обвинения против них так и не были доказано, и после более чем годичного заключения они были оправданы и освобождены[1104].
1101
Chron. r. St.-Denis, ii, 22–4; Froissart, Chron. (KL), xv, 43–5, 48–51; Chron. premiers Valois, 324–5. Cf. Jarry (1889), 430 (процессии).
1102
Froissart, Chron. (KL), xv, 47, 49; BN Fr. 4482, pp. 242, 269; 'Chron. Brioc.', col. 68; Chron. r. St.-Denis, ii, 24–6; 'Séjours', 457; Itin. Ph. le Hardi, 229; Chronographia, iii, 106. Людовик: Mézières, Songe, ii, 466–9; Juvénal, Hist., 88, 96; *Carbo
1103
Chron. premiers Valois, 324–5, 335; Valois (1888), 97–103; Chron. r. St.-Denis, ii, 10, 26–8; Froissart, Chron. (KL), xv, 53–4, 56–71; Chronographia, iii, 106–7; Deschamps, Oeuvres, iv, 122; Moranvillé (1888), 158–9; Rey (1965), ii, 573–7.
1104
John IV, Actes, no. 930 (p. 543); 'Chron. Brioc.', 69; Froissart, Chron. (KL), xv, 71–4, 96–7, 98–9, 202–4; Chron. r. St.-Denis, ii, 28–30; Istore, ii, 411; 'Chron. Pays-Bas', 287; Juvénal, Hist., 92, *774; Chronographia, iii, 106–7; Moranvillé (1888), 159–62, *373–4; Choix de pièces, i, 117–19, 128; AN X1a 1477, fol. 409vo (участие герцога Бурбонского и Орлеанского); BN Clair. 191/27.