Горе

Я побежал домой, все еще тяжело дыша

VII

Открыв дверь, я надеялся, что меня кто-нибудь встретить у порога с предложением пойти в дом Ньепса. Моя комната все еще была окутана запахом медикаментов, которые остались от болезни. Первым делом, зайдя в мою квартиру, вы заметите странное решение расположить кровать чуть ли не прямо у входа, если быть точнее, то слева от двери. Таким образом, проявлялся коридорчик, который вел к столу напротив входа и окну, находящемуся за рабочим местом. Слева уходила дверь на кухню. Она представляла из себя самую обычную кухню одинокого человека: два стула, 3 тарелки, большая часть из которых всегда лежит грязными в раковине, черная, словно полная угля, печка, под нею же духовка, а затем маленький старый холодильник, давно уже не хранящий в себе никаких продуктов. На холодильнике лежит пачка кофе, а на столе, рядом со столовыми приборами, никогда не находившимися на законном месте- в ящике под ними- расположились уже использованные пакетики зеленого чая. Обеденный стол пустой. На стене одиноко тикают часы. В углу- узкая дверь в санузел. Приходится вечно обегать дом, чтобы попасть в уборную или, по совместительству, ванную. С собой я никогда не ношу много вещей, а если те и имеются, то всегда безобразно валяются на рабочем столе возле окна. Среди всего хлама особенное место, которое отделяет все остальные вещи, имеет большая кожаная тетрадь и ручка, прислонившаяся рядом. Если бы не мои порывы бережливости, то в доме, кроме ручки и тетрадки больше ничего бы не было.

Обыкновенно я иду есть в местные заведения, в которых еда стоит дешево, а пиво чуть ли не бесплатно раздают. Моя улица представляет собой сплошную прямую, бесконечно уходящую вдаль. Она, как и все остальные семь проспектов, соединяются центральной площадью- главной неалкогольной достопримечательностью Пивоварни. Иногда по улицам можно увидеть общественный транспорт, точнее, два старых автобуса, которые отдыхают в последние три дня недели, поэтому у местных жителей никогда не болеют ноги, а бегущий куда-то человек- это и вовсе обыденность, которую в другом городе приняли бы за излишнюю суетность. Но Пивоварня не может быть суетной. Самый мирный уголок мира не знал о каких-либо потрясениях, но недавнее массовое убийство написало свой абзац в летописи городка. Люди вокруг вдруг вышли из вечного пьянства, попали в реальность и не могли понять, что же случилось с их жизнью, потому что существование с вечерней кружкой пива и без нее почти никак не отличается. На первый взгляд не отличается. Когда у тебя в голове есть мысль о том, что вечером тебя ждет приятное вознаграждение в виде душистой и свежей, светлой и нефильтрованной кружки пива, то мозг автоматически начинает расслабляться, и день приносит больше радости, даже несмотря на возможные неудачи, потому что тот самый желанный момент в любом случае придет. Если же эту награду отнять, то вмиг все проблемы ощущаются куда острее, любая оплошность тяжелее бьет в ребра, хотя раньше это ощущалось, как небольшой шлепок. Одно условие делает реальность приятнее, стоит его убрать- все. Жизнь.

Все жители Пивоварни были счастливыми. Хмурый день ощущался, как летний, а плохое событие забывалось в алкоголе. Все хорошо было в этом городе, пока не погибло свыше ста человек.

Сто человек, а вечное смирение города сошло на нет. Никакие войны не могли сломить жизнерадостного духа пивных граждан, а один неизвестный убийца навек поменял привычный лад горожан. И нельзя точно сказать, почему все так резко поменялось. Возможно, дело в заметном опустении. Если вчера в это время, как обычно, плелся уже знакомый тебе незнакомец на работу, то сегодня он был похоронен среди остальных таких же случайных бедолаг, и это ощущается невероятно странно. Ты потерял деталь, которая сделала из одинакового пейзажа эффект дежавю. Обычный человек стал для тебя винтиком, без которого ты чувствуешь себя неуютно и одиноко. В этом неосознанном чувстве единства прохожих и заключается единство всего человечества.

Я вышел поесть в первом попавшемся мне ресторане. Улицы были наполнены чувством тоски и печали, которое никак нельзя было здесь встретить. Переезжая в Пивоварню, я знал, что меня бесконечно будут вдохновлять эти обыденность и туманность окружающего мира, но блаженство города разрезала молния горя и траура. Это меня волновало. Я снова стал ощущать себя не в том месте. Раньше окна таили в себе уют и радость, сейчас- тревогу и непонимание. И все равно, вглядываясь в эти стекла, я чувствовал знакомое ощущение, которое никак не мог вспомнить. Тротуарные плитки уже не ставили меня в воображаемую ситуацию жизни и смерти. Во мне вдруг исчезла фантазия. Появилась романтика, от которой я вечно пытаюсь избавиться. Это меня раздражало. Это меня бесило.

Впервые за долгое время я шел, опустив голову вниз. Сначала мой взгляд проникал в чужие дома через стекла окон, но мне это надоело. Мысли в голове путались, небо тоже, как на зло, тяготило меня своими кучерявыми тучами, выстроившимися рядам небольшими холмиками, сквозь которые кое-как пробивались лучи света. В таком рассеянном состоянии я увидел первую столовую, в которую и собирался зайти…

Но не увидел женщину, неожиданно вышедшую из узкого перехода. Наши тела столкнулись, и сумка, которая была у нее в руках, полетела на землю, не пытаясь удержать содержимое внутри.

–Извините…,– рассеянно ответил я, выходя из запутанного клубка дум.

–Это вы меня простите,– послышался озабоченный и мягкий голос пострадавшей.

–Давайте я вам помогу,– мне нужно было отвлечься, и кто-то свыше решил снизойти и помочь мне, за что я ему бесконечно благодарен.

–Ох, спасибо вам большое!

Собрав все продукты в сумку, я отдал хозяйке ее вещь.

–Еще раз спасибо вам!– обеспокоенно заговорила женщина. Она была немолода, но на ее лице еще сохранились черты былой молодости, которая таила в себе острые скулы и мягкие губы с невысоким лбом. Ей можно было дать не больше тридцати пяти лет, однако эти уставшие глаза сразу старели собеседницу на десяток годов. В ее хрупком и, кажется, постоянно дрожавшем теле осталась привычка грациозно подавать руку в знак благодарности. В отличие от высокомерных дам, имеющих такую же привычку, в действиях этой женщины были робость и искренность, которые преображали уже немолодую барышню в милую и добрую мадам.

–Не стоит благодарности,– мне показались черты лица незнакомки до боли знакомыми.– Может, мне вас довести до дома?

–Ох, что вы! Что будет, если мой муж нас увидит?– она озабоченно и печально опустила взгляд.

–Мы ему все объясним.

–Но он вспыльчивый и может сотворить много дурного…

–Не беспокойтесь, мне все равно в вашу сторону.

–Правда?– она немного подняла голову.– Если нам по пути…,– сомнение выразилось на ее лице. Когда она стала поднимать глаза, я понял, что меня ждет отказ, поэтому решил взять инициативу на себя, только чтобы вновь не оставаться наедине с этим мысленным клубком.

–Не стоит ждать!

Я повел ее вперед, взяв бережно под локоть. Видя, что спутница покорно последовала за мной, я опустил ее руку. Только сейчас до меня дошло, что мне безумно повезло: если бы этой даме нужно было идти совсем в другую сторону, то проблемы ждали бы меня. Но мы шли. Вокруг царил тот же траур, однако теперь меня не захватывали тяжелые мысли, не имеющие никакого смысла. Я был рад, что моя собеседница не задалась вопросом, откуда я знаю, в каком направлении она живет. Тогда пришлось бы срочно придумывать какую-нибудь ерунду, чтобы оправдать себя.

–У вас кто-нибудь из знакомых погиб?– этот бестактный вопрос сразу пристыдил меня, но, на мое удивление, женщина спокойно на него отвечала.

–Слава богу нет. Но у наших соседей сын умер.

–Вы были на похоронах?

–Конечно! Было так грустно… Многих из наших знакомых постигло такое горе! А, извините за такой вопрос, у вас кто-нибудь…ну…

–Нет,– подхватил я.– Я здесь живу один и переехал недавно, так что никаких знакомых или родственников у меня здесь нет.