Жрица Анубиса

Он улыбнулся ей и извиняющимся тоном произнёс:

– В этой половине дня всегда мало посетителей.

– Почему именно Boodle’s? – спросила Линда и увидела, что по направлению к ним идёт официант, одетый на старый манер: в белом фартуке, с белыми нарукавниками и с подносом, на котором красовалась бутылка вермута с двумя небольшими рюмками.

Официант молча расставил перед ними ёмкости и ловко подал им меню, разлив аперитив, терпеливо дожидаясь выбора посетителей. Заказав себе обед, они переглянулись. Линда изучающе, барон так, словно знал о ней всё. Возможно, так оно и было. Наверняка.

– Рекомендую, – произнёс фон Бинц, беря рюмку в руки, – тонкий травяной аромат и убаюкивающие ноты мяты успокоят наши нервы и умерят аппетит, пока готовится пища.

Девушка улыбнулась и поддержала мужчину. А сделав пару глотков, поняла, как же был прав куратор. Напиток оказался в меру жгучим, немного вязким и впрямь расслабил её, сделав с кровотоком несколько кругов по телу, осев в ногах приятной тяжестью и тем чувством, когда тебе какое-то время не хотелось ничего, даже думать.

Фредерик не торопился с ответом, но когда он заговорил, то Линда немного вздрогнула, первые ноты опьянения развеялись вместе с эйфорией расслабленности и иллюзией защищённости.

– Мои предки были в числе основателей этого клуба, – мужчина отпил из рюмки и, улыбнувшись, добавил, – расслабьтесь, в нашей сегодняшней встрече и в обеде нет никакого двойного дна, я просто хотел получше узнать человека, с которым буду работать длительное время в чужой стране…

– В которого Вы так много вложились? – довершила она.

– Всё в этом мире имеет цену, – он ничуть не смутился и не рассердился за то, что она его бесцеремонно прервала, – Вас это смущает?

– Нет, но, наверное, Вы узнали обо мне всё, – возразила Линда, глоток вермута оказался как нельзя кстати.

Он усмехнулся, и его глаза заблестели в приглушённом свете помещения.

– Разве документы могут сказать о человеке больше, чем его глаза, его речь, язык его тела? – при взгляде на неё у мужчины он слегка затуманился, остановившись на той тонкой грани, за которой начинается пошлость; границы он не перешёл, и это понравилось Линде.

– И что же сказало всё вышеперечисленное обо мне? – девушка недоверчиво покосилась на барона.

– Я напугал Вас своими рассуждениями о рабстве, и Вы сейчас думаете обо мне примерно следующее: «Фу, он один из тех потомственных аристократов, которые проматывают своё состояние, живут беспечно и считают всех, кто ниже их по положению, быдлом и невеждами», – ведь так?

Линда покраснела, барон криво усмехнулся. Его слова расходились с делами, усмешка получилась высокомерной. Она предпочла промолчать, а он продолжил.

– Я был на той конференции, я видел, с каким азартом Вы рассказываете о своих предположениях и как Вам отчаянно не хватает доказательств своей догадки, которую, я уверен, Вы обязательно бы открыли, если бы у Вас были необходимые для этого ресурсы; Ваши глаза, Ваша уверенность, даже когда из зала раздавались откровенные смешки и издевательства, Вы верили и не сомневались ни секунды в своей правоте, – он промолчал, а его взгляд изучал её, затем барон продолжил, – я не смог пройти мимо Ваших идей, и как ни странно это совпало… – он осёкся.

– С чем? – насторожилась Линда.

– С экспедицией, – пояснил он, замыкаясь, вновь переводя разговор в другое русло, – Вы можете вдохновлять людей, Линда, Вы знали это?

– Я думала, что могу только раздражать, – немного по-стариковски подтвердила девушка, делая ещё глоток.

Барон искренне рассмеялся и произнёс:

– Потрясающая самоирония.

– И, да, Вы напугали меня своими рассуждениями о рабстве и о положении простого человека в существующей системе координат, – выпалила она, решив, что расставит все точки над i.

– Вы же изучаете Древний Египет, кому, как не Вам, знать о том, как там складывались взаимоотношения «раб» и «господин»? – вопросил он и откинулся на спинку стула, ставя пустую рюмку на стол, тут же делая отрицательный знак рукой стоявшему неподалёку официанту, было кинувшемуся к их столику, видимо, хотевшему налить барону ещё порцию вермута.

– Применительно к тому времени, когда народ был не настолько просвещённым, как сейчас… – пробовала возразить девушка.

– А что изменилось сейчас? – он холодно поднял бровь, видя, как девушка допила своё и тоже сделала знак официанту.

– Мы работаем за деньги.

– Неплохой аргумент, – барон качнул головой, – но что такое деньги, которые даже не эквивалент золоту, до сих пор являющемуся мерилом для всех финансовых систем?

– Работодатель оценивает труд и вклад каждого работника в общее дело… – но чем дальше говорила Линда, тем больше её доводы вязли в её же сомнениях и в железных фактах фон Бинца.

– Ну и чем же это отличается от того, что было в Древнем Египте? – барон приподнял бровь. – Может быть, Вы скажете, что дело в правах и свободах, данных человеку? – он поднял руки и обвёл помещение руками, явно имея в виду даже не это здание. – Вы видите, что она, эта свобода, может быть урезана до размеров Вашей квартиры и бесполезной тряпицы на Вашем лице…

Линда промолчала.

– И почему Вы причисляете себя ко всем остальным? Вы – талантливы и красивы, а талант и красота дорогого стоят, эти качества всегда будут заметны сильным мира сего, – барон был твёрд, убедителен, не скрывал своих взглядов, и это подкупало ещё больше, Линде всё ещё не верилось, что кто-то мог бы рассуждать так, как он, а он тут же добавил, напустив таинственности, – особенно если Ваши интересы совпадают с их.

Возникшую паузу нарушили официанты, принёсшие обед и вино.

– Я тоже работаю, – произнёс Фредерик и, поймав недоуменный взгляд девушки, – у меня есть небольшой бизнес в Норвегии.

Больше он ничего не уточнял, Линда решила, что с её стороны будет неучтиво заниматься расспросами. Девушку не радовал даже аромат хорошо прожаренного стейка. Она заметно приуныла, что не ускользнуло от внимания проницательного барона.

– Вот говорит же моя бабушка: «Рико, ты так никогда не женишься, всех потенциальных невест разгонишь своею серьёзностью и откровенностью», – он громко рассмеялся и принялся за еду.

Девушка лишь удивлённо приподняла бровь и вежливо улыбнулась, а мужчина перевёл разговор в более «мирное» русло. Мало-помалу он смог вернуть ей хорошее расположение духа, оказавшись очень начитанным и развитым почти во всех темах, о которых они беседовали. Вне его рассуждений о щекотливых вопросах рабства и о переносе ситуации на современность он был лёгок, его юмор – искромётен, и он сам притягательно привлекателен настолько, что Линда на время забылась, что перед ней её же куратор, и делилась смешными историями из студенческой жизни и работы в музее. А ещё и потому, что он оказался прекрасным слушателем. Исследовательница отметила про себя, что её, наверное, так никогда и никто не слушал, даже Баррет.

Уже в конце обеда девушка, вполне себе довольная проведённым временем и атмосферой расслабленности, произнесла:

– Ваша бабушка несправедлива к Вам, Рико, – она улыбнулась немного лукаво, называя того по имени, которое было в ходу в его семье, увидев, как у мужчины загораются глаза, – Вы очень приятный собеседник и совсем нестрашный.

– Аллилуйя, – театрально вскричал он и тут же произнёс, – когда я Вас познакомлю с ней, умоляю, скажите ей об этом, – затем, как бы припоминая, добавил: – Кстати, перед моим отъездом она устраивает светский раут, и Вы, конечно же, приглашены.

– Так сказала Ваша бабушка? – девушка улыбнулась одним краешком губ, внимательно рассматривая его лицо, в котором не было притворства, чувствовалось, что он всегда говорил к месту и вовремя, правильно рассчитывая паузы и вставляя нужные слова для того, чтобы расположить к себе или убедить в своей правоте, никогда не делая и не произнося ничего зря.

– Безусловно, – немного высокомерно, но затем, спохватившись, завершил фразу, – она не против моих друзей.