Мама, это ты?

— Странно, ваш повар так роскошно готовит, — недоумённо протянула я. — Сегодня был просто потрясающие щи!

— Да, щи – это вку-усно! — мечтательно вздохнули дети. — И каша по утрам ничего. А вот на ужин мы едим либо паровые котлеты из моркови, либо отварную рыбу, а на гарнир гадкое пюре из брокколи. Видите ли, на ночь жирное есть вредно.

— Только молоко перед сном и спасает, — вздохнул Павлуша.

— И тайные вкусности, — вторила ему Людмила. — Их бы после ужина есть, а не до, чтобы противный вкус заглушить, но потом не получается – Грымза следит. А вот с прогулки легко сбежать и спрятаться.

— Но что же Олег Степанович? — недоумённо спросила я.

— Папа всё ест и даже не спрашивает, — вздохнул Павлуша.

—Это он после мамы… — девочка гулко сглотнула, — в общем, он сам не свой.

— Да, он даже не замечает, что ест! Просто кладёт еду в рот и жуёт, — поддакнул брат.

— Раньше мама занималась составлением меню, а сейчас гувернантка. Правда, дядя Михай не даёт нам пропасть, но всё это так странно.

Я задумалась. Памятуя своего бывшего работодателя, я понимала, что мужчины порой не особо заморачиваются на тему еды. А уж когда у человека такое горе… С другой стороны, все эти новомодные диеты категорически не нужны детям, по крайней мере таким, как эти два сорванца. Да у них ни грамма лишнего жира!

Как же они учиться будут, если им белка не будет хватать? У меня даже есть сохранённая вырезка из газеты, где один врач популярно объясняет, что к чему. В пух и прах разносит новомодное вегетарианство, а над сыроедением и вовсе глумится. И я с ним согласна по всем пунктам, потому что питание должно быть нормальным!

— Эх, когда уже мама вернётся? — вздохнул Павлуша, прерывая мои мысли.

— Эй! — остановила его Людмила, сделав большие глаза.

— Да ей-то можно рассказать, она своя, — отмахнулся мальчик от сестры.

— Не слушайте его, он просто маленький, ничего пока не понимает, — принялась тараторить Людмила. — Ему иногда то одно кажется, то другое.

— Неправда, ты тоже видела маму! — обиженно воскликнул Павлуша. — Она к нам обоим приходила во сне, говорила, что приглядывает, а ещё обещала обязательно вернуться!

Меня взяла оторопь. Почему-то я сразу ему поверила. Одной из причин стали испуганные глаза Людмилы – в них я прочла то, что она не решилась высказать вслух. Она тоже видела такой сон и верила в него. Просто боялась признаться.

Бедные, бедные дети! Им так одиноко сейчас. Возможно, неупокоенный на тот момент дух матери и приходил к ним, но прошло уже достаточно много времени. Я не знаю сроков, но точно больше сорока дней прошло, а значит она вознеслась. Хотя, конечно, всякое может быть, любовь к детям могла привязать дух к земле, но зачем такое обещать? Хотя, возможно, это просто их потаённое желание, в которое они поверили.

— Я вам верю, — губы сами проговорили за меня, несмотря на то, что в голове роились сомнения. — Я бы на её месте никогда не смогла бросить таких очаровательных детей.

Сказала, а у самой дыхание перехватило. В голове словно застучали маленькие молоточки, я прижала пальцы к вискам…

— Вот видишь, а ты говорила! — радовался Павлуша.

Собака тоже радовалась и зачем-то тянула меня за подол, только Людмила молчала. И хорошо, а то и так шумно, особенно у меня в голове.

— Ладно, нам пора, надо торопиться, чтобы успеть привести себя в порядок, — подала голос Людмила.

Она взяла брата за руку, шикнула на собаку и двинулась в сторону двери. Я же на деревянных ногах пошаркала к постели. Стоило двери закрыться, как я без сил рухнула на довольно мягкую перину и почувствовала, как потекло из носа. Поднесла руку, вытерла влагу… кровь. О, Боже, да что со мной происходит вообще? Меня же неплохо подлечил этот доктор Фромм! Да, янтарную настойку зажал, но в целом я чувствовала себя неплохо после сна. Слабость была, но не до такой степени, чтобы из носа пошла кровь.

Нет, тут, похоже, дело в другом. У меня конкретно болит голова, причём не в первый раз. Это всё из-за того, что я уже второй раз головой ударилась за последнее время. А сейчас я сильно разволновалась за ребят, вот и снова накатило. Надо успокоиться. И поесть. А ещё каким-то образом добраться до Аннушки, ведь она наверняка волнуется. Время вечер, а я так и не появилась в типографии, где мы договорились встретиться после собеседования.

Поэтому надо отдышаться, собраться с силами и пойти на кухню. Вдруг мне перепадёт того восхитительного супа? А ещё стоит попросить Олега Степановича воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в типографию. Даже если Аннушка оттуда к тому времени уйдёт, ей всё равно передадут весточку обо мне. Возможно, даже гонца домой пошлют, там полно мальчишек ошивается, которые газеты разносят.

С этой мыслью я прикрыла глаза, принялась нарочито медленно вдыхать и выдыхать. Перед внутренним взором сам собой нарисовался пёс, с которым мы сегодня успели довольно тесно познакомиться. Пушистый, игривый, непоседливый.

Родной.

В голове вдруг всплыло, что это редкая порода, привезённая из страны восходящего солнца. Полуволк-полусобака, охотится на крупных животных, а ещё эту породу разводят некоторые аристократы, в том числе и князь Репнин.

Акита-ину. Я вспомнила, как звучит вторая часть названия! Вот только, кажется, я никогда в своей двадцатилетней жизни не разбиралась в экзотических породах. Ни собак, ни кошек, ни прочей живности. В монастыре у нас жили самые обыкновенные животные, а на уроках биологии мы больше по вершкам учили. В такие тонкости не вникали.

Честное слово! Клянусь всем, что у меня есть!

Но как? Откуда я могу это знать?

Мои судорожные размышления прервал стук в дверь.

— Полина, это Олег Степанович, можно войти? — раздался обеспокоенный голос моего нового хозяина.

— Да-да, — пролепетала я.

Думала, что не услышит меня, но нет, отворил дверь, шагнул внутрь.

— Как вы себя чувствуете? — в его голосе явственно слышалось сочувствие, отчего почему-то захотелось плакать.

Сжала руки, поджала пальцы на ногах, но сумела сдержаться!

— Боже, да на вас лица нет! — воскликнул он. — Что-то случилось? Доктор Фромм недостаточно хорошо вам помог?

Я покачала головой, но потом резко вспомнила, что да, имел место обман, потому согласно закивала.

— Он… — сглотнула, потому что в горле резко пересохло. — Он написал одно лекарство в конце, но на деле не дал его.

Олег Степанович нахмурился. Поднёс лист бумаги, который, как оказалось, был зажат в его руке, принялся перечитывать записи доктора.

— Серьёзно? — заломил бровь, отчего сердце испуганно сжалось.

Он мне не поверил? Собственно, можно было этого ожидать. Кто я, и кто доктор? Горло словно стиснула ледяная рука, я с трудом могла дышать.

— Это просто возмутительно! Я обязательно с этим разберусь. И вызову другого врача. А ещё я шёл вас спросить, не нужно ли сообщить кому-то из ваших близких, что вы останетесь здесь на ночь? Я знаю, что вы – сирота, это написано в анкете, но наверняка есть кто-то, с кем вы живёте, общаетесь.

А вот теперь я не выдержала. Слёзы покатились градом, из горла вырвался судорожный всхлип, а потом я сама не заметила, как потеряла сознание.

Глава 7. Рыбоедов

Князь Репнин Олег Степанович

Рыбоедов Константин Сергеевич развлекался, как мог. Когда я вошёл (каюсь, опоздал), то застал его в прелюбопытнейшей ситуации: он сидел на кожаном диване в моём кабинете, надев на глаза фиолетовые окуляры, и разглядывал полотно. Что он собирался увидеть в современной шуточной картине а-ля «Поцелуй» Густава Климта прибором для анализа слоёв – непонятно. Жена подарила мне её около года назад, более того, заставила повесить в рабочем кабинете, чтобы я мог отвлечься, улыбнуться, вспомнить, что искусство – оно разное бывает. В том числе и юмористического толка.