Последний приют

Он всегда был немного чудаковат, словно с другой планеты. Он держался почти как Римский император. Некоторых из нас он узнал — Пучеглазого, меня и Макбуле.

— Я встречал вас в парке в районе Мода в Стамбуле, — сказал он.

Эти воспоминания напоминали ей о возрасте, и она сделала вид, что не помнит.

— Вы, наверное, меня с кем-то путаете.

— Нет-нет, я помню даже ваш смех, — заверил он. — Однажды в Кадикее с причала один человек упал в море, и вы тогда так звонко смеялись. Кто-то даже сделал вам замечание.

— Каким же я была тогда ребенком!

Потом заговорили о театре. Он знал всех в театре: Шахиняна, Алексаняна, Чобаняна. Даже помнил спектакль Пучеглазого «Лига флота».

— Каким вы казались нам тогда великим и недосягаемым, — задумчиво произнес он, а потом, чтобы исправить свою оплошность, добавил: — Вы и сейчас великий и недосягаемый.

Собравшихся вокруг нас людей он отстранил движением руки, словно отгонял назойливых птиц.

— Теперь отдыхайте. Наверное, вы устали с дороги, — сказал он и пригласил нас в комнату. Он казался очень довольным собой. Было заметно, что мы напомнили ему Стамбул, по которому он скучал. Мы беседовали о том о сем, потом переключились на труппу Минасяна. Но тут его позвали на какое-то собрание.

— Пожалуйста, вы посидите, а я сейчас вернусь, — сказал он и вышел.

Пучеглазый сразу рассчитал, что от него нам будет выгода.

— Надо воспользоваться этим человеком. Здесь нас ждут великие дела, — подытожил он.

Губернатор, как и сказал, вернулся очень быстро. Он беседовал с нами очень тепло.

— Театр — это важно. Вот скоро откроем университет. Но какой университет без театра! В этом городе четыре театра. Я им почти через каждые два вечера устраиваю проверки. Какое бесстыдство, какой позор! С вашей труппой все понятно. Вы не из тех людей. Разве вам к лицу заниматься этими делами!..

Пучеглазый, позабыв учтивость к чиновнику, показывал ему фотографии. Тот внимательно рассматривал Мелек, Масуме и Ремзие. А потом его взгляд задержался на фотографии Дюрдане, на которой она была снята в профиль, стоя в тени.

— Какая красивая. Безусловно, она претендентка на главные роли, — произнес он и тут же добавил: — Хотя она не настолько красива, как вы, мадам.

Губернатор хотел предложить нам прогуляться по Вану. Однако мы были заняты поисками театра.

— Разгоню этот бесстыжий театр из Битлиса. От него нет никакой прибыли. С завтрашнего вечера сцена в вашем распоряжении. Я завтра с утра поеду проводить инспекцию.

Странно было то, что в этот вечер он пригласил нас в театр Битлиса и сам пришел туда.

— Под предлогом проверки развлекается, сводник эдакий, — сказал ходжа.

Следующим вечером наш «Новый театр» с блеском дал представление, как это бывало в прежние времена. Только вот неожиданно заболел бедный Азми, и его роль пришлось отдать Хаккы. Я с восхищением смотрел, как играла Ремзие в последний раз. Дядька не выходил у нее из головы.

— Ремзие, Дядьке нужен покой. И ты знаешь, что за человек тот доктор. Я просто уверен, что Дядька еще будет вместе с нами.

— Прошу вас, если узнаете, не говорите мне. Для меня он всегда будет жив.

Губернатор вернулся с ревизии. Он не расставался с нами ни на минуту. Но наше совместное пребывание продлилось всего три дня. На четвертый день пришла телеграмма, в которой сообщалось, что губернатора просят сложить полномочия в этом регионе и поехать на новое место службы — на запад. Сначала он обрадовался этому назначению.

Потом пришла вторая телеграмма. В ней говорилось, что его назначили членом административного совета в один из западных регионов. Он старался найти себе утешение. «Где эта труппа?» — спрашивал он. И начал рассказывать о театральных труппах на побережье Средиземного моря. Затем стал жаловаться и признался, что его новое назначение — нехороший знак и что это дело рук клеветников. Он вытирал глаза, делая вид, что слезы вызваны дымом от сигарет.

— Ребята, давайте не пойдем на его проводы. Приезжает новый губернатор, и мы можем оказаться в черном списке, — со знанием дела произнес Пучеглазый.

Все разом засмеялись, мол, кому мы нужны. Однако он продолжил:

— Не скажите, кто знает, что это за штука управление.

Он сильно волновался и предлагал нам поторопиться:

— Вот увидите, это не дело будет. Погода может в любой момент испортиться, надо поскорее попасть в теплые края.

— Для чего все это?! — сказали мы.

Потому что мы уже были совсем другими. У нас не было уже прежних ощущений. Как подметил наш ходжа, море тоже высыхает.

Глава сороковая

То, что мы не послушались Пучеглазого, было большой ошибкой. Когда мы давали свои последние представления, погода стояла теплой, как это бывает осенью в Стамбуле. Но неожиданно она поменялась. Пошли сильные дожди, потом резко похолодало и выпал снег. Нам сказали, что дорогу на Битлис временно закрыли. И эта блокада продлится три месяца. Город все больше приходил в запустение.

Несмотря на то что мы уже попрощались, мы опять начали давать представления. В театре было холодно, он продувался со всех сторон. Однако зрители все же приходили. У нас уже не было ничего нового, что показать. И нам пришлось снова обратиться к старым представлениям.

Хаккы и Горбун снова стали ходить по улицам и давать представления. Но безуспешно, денег не было. Мы оказались в долгах. Под конец от холода заболел и Горбун.

Новый губернатор был болезненным человеком. Вся жизнь города остановилась до весны. Нам казалось, что мы попали в безвыходное положение. Но все же мы старались поддерживать друг друга. Женщины даже заложили все свои украшения. Однажды Пучеглазый вернулся после долгого отсутствия:

— Смотрите, я нашел того, кто даст нам в долг под залог, — проговорил он своей обычной скороговоркой. — Заставил меня поклясться, зараза.

Потихоньку женщины заложили все свои вещи. Когда закладывать стало нечего, все выставили на продажу. Все вещи скупал некто по имени Ризе. Пучеглазый получал вырученные за вещи деньги и раздавал нам всем. На душе было неспокойно еще от того, что Ремзие пошла учительствовать, чтобы спасти нас от голода. А Горбун и Хаккы ходили по кофейням и фактически попрошайничали.

Одним из тех, кто заботился о труппе, был Доктор. Он наведывался в кофейню, где собирались земляки с Ризе, и играл в нарды с посетителями. Игра приносила доход, и он стал ходить и по другим кофейням в сопровождении ходжи. Затем, по наставлению Пучеглазого, начал посещать и частные дома. Пучеглазый тщательно наставлял его и объяснял, как себя вести. Когда Доктор приходил с хорошими деньгами, он учинял ему допрос. А если узнавал, что Доктор проигрался, Пучеглазый, конечно, огорчался, но все же находил для него слова утешения:

— Вот и хорошо, иногда нужно и проигрывать…

Доктора мы носили прямо на руках. Но он был немного трусоват. Если дело заходило слишком далеко, он начинал бояться, и тогда мы его пару дней никуда не отправляли.

* * *

Губернатор был болен и не выходил на службу. Пучеглазый часто наведывался в горсовет, а иногда в какой-нибудь кофейне писал прошения для крестьян и таким образом немного зарабатывал. Но после того, как познакомился с губернатором, дела пошли лучше. Губернатор осознавал, что революция ждет от него действий, однако он был стар, измучен болезнями и никак не мог найти средство, чтобы исцелиться. К врачам он потерял всякое доверие. Сам того не осознавая, он потихоньку стал надеяться на чудо-лекарей. В окрестностях жил один курдский шейх. Услышав, что он готовит больным лекарства, губернатор приказал его привести и с помощью угроз заставил его приготовить для себя лекарство. Но потом шейх пропал, его так и не смогли найти. Пучеглазый очень удивлялся, рассказывая, как подобные лекарства иногда приносят больным облегчение.