Страница 19 из 21
– Нет, ну ты только поглянь, Вера, какие ж все ж таки козлы эти мужики. Ну ни на кого нельзя положиться, ну просто ни на кого!!
Я слегка опешила. Отчаянье, звучащее в ее голосе, грозило перейти в потоки слез. Сама Степанида была замужем за мастером с лесозавода. И, насколько я знала, брак был вполне удачным. Ее Николай не пил запоем, характер имел под стать супруге, спокойный и добродушный, в хождении на сторону замечен не был. Деток они имели в количестве трех штук. И вообще, считались в деревне чуть ли не образцово-показательной супружеской парой. Интересно, что это ее так разобрало на критику мужского пола? Я, коротко поздоровавшись, протянула руку и посмотрела на обложку книги. Надо же… Стендаль, «Красное и черное». Но, насколько я помнила, ничего такого особенного, что можно было бы характеризовать, как «все мужики – козлы», в романе не было. Хотя, как знать, у кого и какие чувства вызывает эта история. На всякий случай, я покивала сочувственно головой Степаниде, и попросила взвесить мне пару килограммов сахара. Но продавщица, как видно, жаждала поделиться своими переживаниями о прочитанном, а кроме меня, на беду, никого из покупателей больше не было. На мое счастье, женщина работала так же проворно руками, как и языком, и вскоре, со скорбной миной по поводу судьбы «несчастных баб», я оказалась на улице, выдохнув с явным облегчением. Господи, как чудесно, что я живу на кордоне, а не в деревне!! Общество моего пса Хукка является для меня вполне достаточным. А излишнее общение меня всегда вгоняло в тоску. Может, и права Наталья? Я совсем уже одичала.
Погрузив все продукты на велосипед, я вдруг заметила деда Авдея. Вел он себя весьма странно, если не сказать, чудно. Спрятавшись за раскидистый куст бузины, росший на углу магазина, он подавал оттуда мне какие-то непонятные знаки. Я подошла к нему и на всякий случай оглянулась. Ничего подозрительного или угрожающего, вроде бы, не заметила. Улица была пуста, что и не удивительно. Рабочий день был уже в самом разгаре. Уставилась на деда в ожидании объяснений его загадочного поведения. Но, судя по всему, он этого делать и не собирался. Быстро прошептал скороговоркой:
– Вереюшка, я к тебе седни, как стемнеет, загляну.
И, развернувшись, шустро помчался, не оглядываясь, по улице. Я только рот открыла от изумления на такое поведение деда. Чудны дела твои, Господи! Нет, определенно, с односельчанами что-то происходило неладное. Один играет в стратега, другая хамит, а третий вообще, похоже, записался в шпионы. С этими мыслями о необычном поведении людей, живущих в деревне, я села на велосипед, и покатила на свой кордон. Оставленный без присмотра Найден, продолжал меня беспокоить.
Глава 8
К своему кордону я подъезжала с замирающим сердцем. Хукка встретил меня у калитки радостным лаем. Это внушало некоторый оптимизм. Войдя во двор, я с облегчением увидела сидящего на крыльце Найдена. Ну, слава тебе, Господи, вроде бы обошлось. Мужчина сидел и что-то выстругивал из куска дерева. Заметив меня, поднялся, отложив свою работу в сторону, и сделал несколько шагов мне навстречу с робкой неуверенной улыбкой. Заметив в моих руках сумку с продуктами, бросился помогать, чем обрадовал меня еще сильнее. Значит, не все так уж у нас и плохо с памятью. Обычные человеческие чувства, а главное, привычки, не оставили его вместе с потерянной памятью. Поэтому, надежда на восстановление была вполне ощутимой.
Весь остаток дня я посвятила заботам о постояльце. Он послушно глотал мои отвары и мою стряпню, приводя меня этим в чувство, граничившее с восторгом. Если он и дальше так будет, то, пожалуй, дня через два-три мы вполне можем приступить к восстановлению памяти. У меня даже возникло искушение попробовать расспросить его о шкатулке. Несколько раз я подходила к запертому бабулиному сундуку, замирала возле него на несколько секунд в раздумье, и тут же отходила прочь. Что-то мешало мне открыть его. Какой-то внутренний голос словно нашептывал: «Еще не время…». Своему внутреннему голосу я привыкла доверять, о чем ни разу в своей жизни еще не пожалела.
День прошел весьма неторопливо. Найден охотно брался за домашнюю работу, при этом, не деля ее на мужскую и женскую. Все у него получалось довольно споро и ловко. Из чего я сделала вывод, что подобный труд для него привычен. Начиная от мытья посуды и кончая колкой дров. Правда, если работа требовала значительных физических усилий, то он быстро выдыхался, и затем ему приходилось подолгу отдыхать. Но это было делом поправимым. Еду я старалась для него готовить легкую, но достаточно питательную, чтобы быстрее восстановить его силы. Понаблюдав за ним этот день, я сделала вывод, что, скорее всего, он все-таки, городской житель. Хотя, ему достаточно долго приходилось жить, что называется, на земле. Это впечатление складывалось из множества мелких, казалось бы, совсем незначительных деталей. Как он носит дрова, как набирает воду из колодца, даже, как просто сидит на крыльце, гладя мою собаку. Все мои наблюдения могли сыграть свою роль, когда я займусь его памятью.
Когда солнце стало близиться к макушкам елей, стоявших плотной стеной на опушке, Хукка вдруг залаял, и ринулся к воротам. По дороге, довольно прытко, двигался дед Авдей. Ну вот, возможно одной сегодняшней загадкой станет меньше. Надеюсь, он мне объяснит, чем было вызвано его утреннее таинственное поведение. Я открыла калитку, и дед, как крейсер, влетел на всех парах во двор, устремился к крыльцу и, плюхнувшись на него, стал тяжело дышать, словно ему пришлось от кого-то всю дорогу убегать. Не задавая вопросов, я ринулась в дом и принесла старику большую кружку кваса. Авдей, благодарно кивнув, принялся жадно пить, иногда икая, то ли от резкого напитка, то ли от пережитого, по непонятной пока мне причине, волнения. Утолив жажду, он, одобрительно крякнув, утер тыльной стороной ладони рот, и довольно проговорил:
– Ну и квас у тебя, Вереюшка!!Точно, как у твоей бабки Айникки. Вот, где была мастерица квас ставить! Не иначе, слово какое знала, да и тебя, видать, научила.
Я с милой улыбкой слушала его болтовню, не задавая вопросов. А очень хотелось рявкнуть, мол, не морочь мне голову, а выкладывай, с чем пожаловал. Но терпение и выдержка были, можно сказать, моим вторым именем. Поэтому, прислонившись спиной к столбику крыльца, и, сложив руки на груди, я терпеливо ждала, когда деду надоест валять дурака, и он начнет, наконец-то, говорить о деле. Не дождавшись от меня наводящих вопросов, Авдей тяжело повздыхал еще немного, и наконец начал:
– Я вот что прибег -то. Вчерась вечером случилось у меня нечаянно, – он сделал особое ударение на последнем слове. Наверное, чтобы я, не дай Бог, не подумала, что специально. – Так вот, услышал я нечаянно разговор один. Наташка, фельдшерица наша, с Егорычем разговаривала. Говорит, надо Найдена отсель в район везти. Мол, Верка, то есть, значица, ты, угробит мужика своими зельями, а потом им, значица Егорычу и Наталье, перед районным начальством ответ держать придется. Ты же знаешь, Егорыч-то мужик податливый, а у Наташки – характер. С ней, вона, даже наши с завода мужики связываться побаиваются. А еще, она сказала, что напишет в милицию на тебя заявление, что мол, ты своим мракобесием людей травишь! Во как! Но тут, конечно, Егорыч-то вступился. Помнит ведь, как ты его пацана-то от воспаленья легких спасла, когда его этими ати.. анти.., – попробовал он выговорить трудное слово. Потом, махнув на свои неудачные попытки рукой, продолжил. – Короче, когда его уколами-то чуть до смерти не закололи. Говорит, найди, мол, свидетельства, кому Верка, то есть ты, навредила, тогда, мол, и о заявлении поговорим. Вот! – Выдохнул он с облегчением, закончив свое эмоциональное повествование.
Меня его рассказ нисколько не удивил. Ничего нового я не узнала, и соответственно, круглых глаз и испуганных возгласов дед Авдей от меня так и не дождался. Я пожала слегка плечами.
– И чего ты так всполошился? То, что у Натальи на меня зуб, так об этом вся деревня знает. И не первый год это длится, как тебе известно. То, что Найдена могут в район забрать… Так он же не бессловесный чемодан. Память о прошлом у него пропала, но восприятие настоящего у него в полном порядке. То, что он какой-то преступник надо еще доказать. Не думаю, что его против его воли засунут в мешок и увезут. А все остальное – уж как сложится. Посему, твоя тревога мне совершенно не ясна. Есть что-то еще, или ты просто суетишься на пустом месте?