Страница 28 из 109
— Ты предпочитаешь в своих работах детализировать некоторые вещи. Тебе важны эти мелочи. Я же экспрессивен. Считаю, что главное в работе, эмоции и душа, которую ты вкладываешь.
— Но я тоже рисую с душой! — сквозь смех возмутилась я.
Брайен же серьезно продолжил:
— А я делаю это еще с большей душой.
— Говоришь так, словно всю жизнь рисовал.
— Ты еще не научилась карандаш в руках держать, а я уже свои выставки устраивал.
— Да неужели. Почему раньше я об этом не слышала?
— Я достаточно скромный парень, не хотел тебя смущать.
— Скромный? Оно и видно.
— Нашему ребенку должны перейти мои способности, иначе в семье будет только один художник. Это я о себе.
Я запустила руку к его ребрам и специально ущипнула так сильно, чтобы он от неожиданности вздрогнул. Я уже представляла, с какой победной улыбкой буду смотреть на его скрюченное тело.
Но в ответ на мои действия послышалось лишь приглушенное:
— Невыносимо больно.
Он даже не шелохнулся и, кажется, не обратил внимания на мои руки под своей футболкой.
— Что прости? — спросила я, продолжая слегка щипать его, спускаясь руками к прессу.
— Говорю, невыносимо больно смотреть на работы такого дилетанта, как ты.
Я остолбенела. Даже думая о том, что это его очередные шуточки, мне хотелось его прибить. Не от обиды, а просто…так хотелось.
— Почему руку остановила? — невзначай спрашивает он. — Что-то не так?
— Ну все, — прошептала я и кинулась на Брайена в попытке повалить его на кровать.
Он легко поддается мне, и через мгновение я оказываюсь сверху и опираюсь руками на постель, смотрю сердито на него.
— Ты боишься щекотки? — протяжно и шепотом спросила я, добавляя некой грубости в интонацию.
Брайен резко схватил мои руки, которые я направляла все ближе к его телу.
— Только не это, сжалься надо мной.
— Все шуточки шутишь.
— Я позову Дэйва.
— Думаешь, он тебе поможет?
Серьезность, с которой он говорил, смешила меня только больше, но я продолжала хмурить брови, как оскорбленный, озлобленный человек. Несем какую-то ерунду и чувствуем себя прекрасно. Никаких забот, серьезных разговор и принятий важных решений.
— Между прочим, если ты не знала, твой муж без ума от меня.
Я засмеялась, резко дернула руками, чтобы высвободиться из хватки Брайена, и положила ладони на его тело.
— Да он только рад будет посмотреть на твои пытки.
— Если ты считаешь, что поза, когда ты сверху, для меня пытка, то пытай меня, дорогая. Зрители нам ни к чему.
В удивлении от сказанного я широко раскрыла глаза, а рот мой застыл в попытке достойно и непоколебимо сказать что-нибудь в ответ. Но пока я находилась в прострации и все больше смущалась от его слов, Брайен оказался прямо перед моим лицом. Он сел, и теперь его кончик носа касался моего, а его ладони стали медленно поглаживать мои бедра.
— Ты потрясающе рисуешь, — прошептал он в мои губы. — Я восхищаюсь тобой.
Он поднес руку к моему лицу, его пальцы нежно провели по щеке, после чего нырнули к затылку и запутались в распущенных волосах. От того, как он мягко надавил, я поддалась головой вперед и уткнулась с поцелуем в его губы.
От ощущений, которые дарили его движения и его вкус, я моментально терялась в потоке мыслей. И только его слова «я восхищаюсь тобой» звенели в ушах, проносились по венам вместе с диким желанием приковать его к себе навечно.
— Спасибо, — ответила я.
Брайен еще какое-то время нежно целовал мои губы, мои щеки и шею, заставляя мое сердце трепетать. После чего резко остановился, с легкостью посадил меня на одно свое колено, приобнял и, я уверена, самодовольно улыбнулся.
— Я не закончил смотреть твои рисунки.
Я лишь прижималась к нему и смотрела на то, как его пальцы аккуратно листают страницу за страницей. Иногда он комментировал работы, выстреливая заумными словечками. Был расслаблен, пока в его руки не попал блокнот, который был отведен для зарисовок его взгляда. Я почувствовала сразу, как сковало его мышцы и как напряглось еще мгновение назад умиротворенное тело.
Я захотела забрать его у него, но он упрямо не отдавал.
— Брайен, пожалуйста, не смотри на это.
— Ты рисовала это так много раз, — говорил он теперь с далеко не наигранной серьезностью. — В чем причина?
— Я хотела понять.
— Что? Насколько дико это? Пугает ли это тебя?
— Боже, нет! — воскликнула я. Моя очередная попытка вырвать блокнот из рук Брайена увенчалась успехом: я откинула куда подальше эти рисунки.
— Тогда в чем дело?
— Это был первый раз, когда я увидела твои глаза. Образ не покидал меня, мне хотелось рисовать это снова и снова, чтобы понять все твои чувства.
— Я никогда не смотрел на тебя так, как было в тот раз. Даже когда я думал, что ненавижу тебя, такого не было.
— Я знаю.
— Но в твоей памяти теперь взгляд того, кто хочет тебя уничтожить. Взгляд убийцы, самая настоящая тьма, которая во мне живет.
— Как и во мне. Как и в каждом, черт возьми! — обхватив его лица ладонями, я заставила его смотреть на себя. — Помнишь, ты говорил, что в каждом из нас живет часть вас? Это была самая настоящая правда, первые разумные слова, сказанные мне за всю жизнь.
— Что это меняет?
— А то, что я не думаю, что ты целиком состоишь из того, что, во-первых, извратили в тебе, а во-вторых, вырастили еще с пеленок.
— Тогда ответь мне честно, — он берет мои руки в свои, слегка сжимает их. — Прошло время, и ты смогла все для себя проанализировать. Нарисовала это тысячу раз, поведала, наверняка, Дэйву, вы обсудили то, сколько, возможно, людей я прикончил и прикончу в будущем. Боишься ли ты?
Я сказала ему, что нет. И говорила еще в тот самый день, у стены дома. Меня ничуть не пугала тьма, которая была одной сплошной нитью фальши и лжи. Это не он, это происки его правительства.
Но он мне не верил.
Брайен сомневался, потому что я вела себя иначе, противоречила самой себе. Раньше я бы закатила истерику, стояла бы в слезах и несла очередную «правильную» чушь. Сейчас же я сдержана, даже слишком и продолжаю за его спиной анализировать все, что с ним происходит.
Но дело было далеко не в том, что я сторонилась его. Просто я не чувствовала надобности выплескивать все на него. Достаточно того, что он каждый день спрашивает о моем самочувствии, иногда докапывается до Дэйва, думая, что я буду скрывать от него правду ради его спокойствия.
Я так и хотела делать, потому что Брайен сходил с ума, стоило мне просто чихнуть. И мои перемены сейчас были для него несвоевременными, так как добавляли причин тревоги. Но я напомнила себе, что тайны в наших отношениях делали только хуже, поэтому говорила без приукрашиваний о действительно важных вещах.
Мои попытки понять себя и принять тот факт, что я не против убийств тех, кто сам хочет тебя убить, в список важного не входили.
Дэйв, после одного такого допроса от «темного», заявил мне, что Брайен слишком сильно паникует. Он просто не знал ничего про истинные страхи Брайена, не мог его понять.
Никто не мог понять его. Как и понять меня.
Пока Брайен все больше старался угодить Правителю, пока он каждую ночь ломал себя изнутри ради малейшего шанса на нормальную жизнь, я сидела дома.
Я, черт возьми, как обычно была самым бесполезным и никчемным человеком!
Какое я имела право жаловаться? Реветь кому-то в плечо о том, что страх живет со мной каждую минуту.
Кроме тех минут, когда Брайен рядом. Даже со страниц мрачных рисунков.
Теплый свет падал на шершавые листы, подчеркивая структуру, отблескивал от черного грифеля. Как я могу бояться того, что на самом деле появляется из-за желания меня спасти? Хорошо, что Брайен все-таки поверил мне и больше не возвращался к этой теме. И просто прекрасно, что он не отобрал этот блокнот.
Я хотела немного почитать, чтобы лучше уснуть, но неожиданно в окно кто-то постучался. Я сразу дернулась и погасила в комнате свет. Этой ночью Брайен должен был быть у Правителя, и я совсем не ждала его. Кроме того, мы придумали шифр, который Брайен выстукивал каждый раз. Меры предосторожности, чтобы я не подходила лишний раз к окну.