Страница 27 из 109
И под веками его черный взгляд.
— Это произошло в ту ночь, когда я пошел выручать Ребекку, — продолжает говорить, несмотря на то, как близки мои губы и как щурятся мои глаза от нежелания чувствовать себя настолько неправильно.
Потому что наверное неправильно несмотря на все это, слепо хотеть успокоить его и поцеловать.
— Ты не виноват.
Ему от моих слов нелегче.
Мне от самой себя только хуже.
— Ты можешь запереть меня в квартире. Засунуть в какую-нибудь коробку, где я буду жить, чтобы тебе было спокойно. Я могу передвигаться только с тобой рядом, а когда ты будешь у Правителя, я буду дома, буду скрыта от всех.
— Это не поможет. Я переживаю, даже когда ты стоишь вот так прижатая мной к стене.
— Должен быть выход, способ.
Он немного повертел головой, и кончик его носа мазнул по моему.
— Не смей.
— Что?
— Раскисать. — Впиваюсь в его губы, притягиваю к себе максимально близко, чтобы даже крупицы воздуха между нами не оставалось.
Все становится второстепенным, когда его руки на моей талии забираются под одежду и обжигают кожу уверенными, грубыми, но в то же время нежными движениями. Он прижимается ко мне всем телом и целует с той страстью, которая могла заглушить переживания и страхи.
Мы оба нуждались в том, чтобы отключиться от всего.
Чтобы ничто не тревожило и без того расшатанную психику.
Если уж и сходить с ума, то только друг от друга.
— Я все узнаю и что-нибудь придумаю, — шепчет в мои губы и снова вовлекает в поцелуй, спокойный и трепетный, снижает уровень возбуждения, наполнявший все вокруг.
И я была настолько в нем уверена, настолько считала правильным каждое его действие, что собственные идеи считала полнейшим бредом.
И то, что он смотрел на свет тогда… Я не скажу об этом. Он сам все узнает.
— Ты смотрел на свет.
Он замирает в миллиметре от меня, дышит глубоко в унисон со мной.
— Это невозможно.
Как и все другое, что мы считали невозможным. Но мы стоим здесь сейчас, с расцелованными губами и в полнейшем тупике.
— Чем больше света, тем больше будет тьмы, — задумчиво произнес он и, оттолкнувшись от стены, сделал шаг назад. — Я бомба замедленного действия.
— О чем ты говоришь?
Беру его за руку и тяну обратно к себе. Чувству, как он снова начинает нервничать.
— Возможно, я как ты «серый», только какой-то неправильный. Если ты постепенно начинаешь немного видеть в темноте и не можешь смотреть прямо на источник света, то я тупо объединяю в себе все. Не боюсь света, вижу во тьме.
Он озвучил мои мысли. Только еще секунду назад я отказывалась в это верить, боялась произнести вслух. Но видимо даже Брайен подумал, что это может оказаться правдой.
Сумасшествие какое-то.
— Но в эти моменты у тебя появляются галлюцинации. Значит, твои изменения вызваны не естественным путем.
— Это значит лишь то, что они даже этот мой «недостаток» обратили в то, что им надо.
Превосходно. Снова паника и непонимание. Банальное незнание того, что делать дальше. Все что я могла это обнять его и сказать слова дурацкой поддержки. Как слабачка, которая бессильна в том, что сама отчасти посеяла.
— Ты все выяснишь, я в этом уверена. И не думай, что меня отпугнет то, что с тобой происходит. Рассказывай обо всем, даже о самом ужасном, все равно я не уйду.
— Хорошо, — он мягко целует меня в лоб.
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, Аврора.
Я вернулась в квартиру и сразу пошла в ванную комнату. Очень старалась не разбудить Дэйва, но слезы и всхлипы оказались слишком сильными и болезненными. Я снимала с себя одежду и наблюдала за тем, как еще сильнее размазывается кровь по животу.
Ее было слишком много.
Дэйв стучит в дверь и спрашивает, что произошло, но я лишь включаю воду, встаю под душ, чтобы смыть с себя все. Потому что это пугало и наводило на ненужные мысли. Обрисовывало в деталях все, что мне пророчили другие.
Но через какое-то время с ужасом поняла, что и сама готова убить. Если кто-то будет угрожать жизни тем, кого я люблю, я буду готова вспороть ему глотку. Искупаюсь в крови и даже глазом не моргну.
Опускаю взгляд на живот, глажу его, смывая красные, размазанные отпечатки рук Брайена. И никакого страха. Улыбаюсь тому, как приятно быть хладнокровной, не чувствовать жалости к тем, кто даже не заслуживает называть себя человеком.
Нет, это не Брайен убил какого-то там «человека», который, я была уверена, не заслуживал вообще дышать, это сделали мы.
Нет его и меня. Нет этой четкой границы между светом и тьмой. Мы ее размыли.
И то, что сделает он, будет и на моих руках. Потому что мы одно целое. В моих силах сделать все, чтобы…
Черт, нет. Это все совершенно не в моих силах.
Глава 11
Не проси о милосердии
Предстоит еще слишком много боли
Hurts — «Mercy»
Месяц спустя
Всегда, когда наступала ночь, я чувствовала, что нахожусь в полной безопасности. На протяжении всего месяца я почти не выходила днем на улицу, но умудрялась находить кучу дел, чтобы время было еще быстротечнее. Наступление сумерек означало одно: еще несколько минут и ты, Аврора, сможешь расслабиться. И даже сейчас, когда со страницы моего блокнота на меня смотрели нарисованные «глаза Брайена», мне было намного комфортнее, нежели под опекой кого-то из родных.
Тот мрачный взгляд запечатлелся в моей памяти, въелся, возможно, навсегда. Я несколько раз рисовала одно и то же на бумаге, новый блокнот превратился в книгу моей больной психики. По крайне мере, так говорил Дэйв, который случайно застал меня за тем, как я в миллионный раз пыталась передать все эмоции и чувства с помощью карандаша.
— Тебе пора переключиться на что-то менее мрачное, ты так не думаешь?
Я совсем так не думала. Потому что этот взгляд пугал всех, кроме меня.
Хотя какое-то время я пыталась сказать себя, что я ненормальная. Но у меня просто не получалось внушить себе страх. Мое доверие к Брайену было слишком сильным, чтобы хоть на секунду усомниться в том, что он не может навредить мне.
Кроме того, сквозь эту тьму в глазах проглядывался он сам. Его страх за меня и за нашу «семью». Его боль, вызванная галлюцинациями.
Одной ночью, когда у меня по какой-то причине был сильный токсикоз, Брайен предложил остаться у меня. С моего позволения он немного порылся в моих вещах и с любопытством разглядел почти все книги и блокноты. Один роман он открыл на случайной странице и, прочитав первый абзац, смешно фыркнул.
— Только не говори, что мы со стороны такие же.
— Какие? — непонимающе спросила я. И Брайен ненадолго завис, вероятно, в поисках нужного эпитета.
— Сладкие.
Со смехом я вырвала из его рук книгу и посветила телефоном на страницы.
— О, Боже, — выдохнула я. — Надеюсь, что нет.
— Твои надежды не увенчались успехом, милая, — протянул он, беря в руки очередной блокнот. Он их складывал на кровати в большую стопку и перекладывал по разные стороны от себя, когда заканчивал внимательный осмотр. — Мы бы неплохо вписались в какую-нибудь из твоих книг. О нас бы читали, и каждый раз, когда я бы произносил романтическую белиберду, слышались бы восторженные вздохи. А там есть постельные сцены?
С идиотской улыбкой и немного удивленным взглядом я смотрела в его сторону.
— Конечно, нет. Это же книги из «светлого» мира.
— Тогда это нам не подходит, — заключил он. — Все-таки я прекрасный художник.
Он резко переключил тему, но я сразу поняла, что в его руках сейчас именно тот блокнот, с которого все, грубо говоря, началось. Нахлынувшая ностальгия заставила меня прильнуть к Брайену. Я обвила его локоть, поцеловала в щеку и положила голову на плечо. От его присутствия мне становилось намного лучше. Просто слушать его и вдыхать запах кожи, который был куда важнее кислорода. Особенно сейчас, когда запах перестал напоминать о том, что он «темный». Когда он просто стал родным.