Плен моей души

— Не отвращает? — криво и натянуто улыбнулся.

— Что меня должно отвращать, любимый? То, что мой любимый человек по вине взрослых в столь маленьком возрасте пережил настолько страшную травму, которая оставила след на всю жизнь? Или то, что ты способен испытывать боль и эмоции?

— Мужики не плачут.

— Придумали это идиоты. Они не плачут из-за сломанного ногтя или испорченного дня, ссоры с подругой и перепадов настроения. Но любой человек, независимо от пола и возраста, плачет, когда переживает потерю. Я ценю то, что ты мне доверился. Доверился настолько, что поделился.

Парень кивнул.

— Сегодня день стекла и боли?

— Но мы с тобой стекло превратим в пыль и оставим позади? — я через боль улыбнулась.

— И развеем прах над морем?

— Именно, — я обхватила голову Глеба руками, склонила так, чтобы поцеловать лоб.

Запихнув платье и фату в пакет и взявшись за руки, покинули квартиру. Я вздрагивала от каждого ругательства, которое летело в спину, а Глеб, казалось, их не слышал.

Усадил меня на переднее сиденье машины, закинул пакет на заднее и сел рядом. Я тут же скинула туфли, забралась с ногами на сиденье, прижалась щекой к обивке.

— Тут так вкусно пахнет тобой, — улыбнулась я.

— Я часто ночую здесь, когда совсем не хочется идти домой, а в мастерской ночевать неловко.

— Давно купил машину?

— В восемнадцать лет. Копил очень долго. Она не новая, перекупил у мужика одного. Нашего постоянного клиента. Он состоятельный, тачки меняет каждые два года. Продал мне, почти даром отдал.

— Ты умничка, Глебушка. Я горжусь тобой.

— Чем, Золушка? — ухмыльнулся криво.

— Ты оплачиваешь свою учёбу, содержишь себя и родителей, у тебя есть машины и постоянная работа. Я даже не представляю, как ты всё успеваешь. Я учиться устаю, а ты… Я видимо слишком ленивая и разнеженная.

Глеб пожал плечами.

— Зачем тебе работать, если есть возможность всё время посвящать учёбе? У меня просто выхода нет. Не будет денег, не будет универа. Не получу высшее образование, не попаду на стажировку в фирму отца Сани. Ты Саню видела, парень с короткой стрижкой.

— Лысый?

— С короткой стрижкой, — твёрдо поправил любимый. — У него алопеция.

— Ой, прости. Я не знала.

— Никто не знает, но его часто называют лысым. Его это… очень цепляет.

— Думаю, он укладывает обидчиков одной левой, — хмыкнула я.

— О да. Санёк себя в обиду не даёт.

— У тебя очень хорошие друзья, Глебушка, — я зажмурилась, когда любимый поймал мою ладошку и переплёл наши пальцы вместе.

— Я знаю. Я считаю их всех своей семьёй. Особенно Игната и Снежану. И Тоху.

— Антон очень хороший.

— Да, — любимый улыбнулся и головой покачала.

— А Снежана невероятная девушка. Такая красивая, что дух захватывает. Она чем-то на Белоснежку похожа.

— Именно так я её всегда и называл, — я почувствовала укол ревности, когда парень нежно улыбнулся. — Она пришла в мастерскую, когда Люба уже умерла.

— Ты перенёс всю свою любовь к сестре на Снежану? — догадалась я.

— Да. Так вышло. Я никогда не мог воспринимать её как-то иначе.

— Но я похожа на неё внешне. Рост, цвет волос, фигура, черты лица.

— Возможно, — после долгой паузы кивнул парень.

— Снежана говорила мне про чашку, которую ты никому не даёшь. Кто её тебе подарил?

— Дедушка Игната. Дед Рома, — в голосе любимого услышала боль. — Он вырастил нас всех в той самой мастерской, где мы работаем.

— У всех были такие проблемные семьи?

— Нет, — Глеб пожал плечами. — Самая х**вая семья у меня. Игната воспитывала мать и дед Рома. Недавно его мать и отец помирились, у Игната родилась сестра. У Снежинки очень хорошие предки. Она в мастерскую пришла только из-за Игната.

— Давно?

— Во втором классе перевелась в нашу школу, увидела Царя и влюбилась.

— И все эти годы любит? — у меня дыхание спёрло.

— Это у них взаимно всегда было, — Глеб улыбнулся нежно и с любовью.

Я шмыгнула носом и сморгнула слёзы. Видела, насколько сильно он любит своих друзей.

— У Тохи только мать зависима была. Начала принимать, когда отец Антона погиб на войне. Три месяца назад умерла от передозировки.

— Ужас какой, — я зажала рот ладонью.

— Тоха ещё сестру воспитывает один. Уже не один, — исправился Глеб, — он недавно женился. Но у Насти увечье на щеке. Шрамы на половину личика. Собаки напали в парке зимой, когда их мать на лавке заснула.

— Боже, бедная девочка.

— Но вроде с помощью операции можно исправить.

— А как сейчас Антон? Справляется? Он такой добродушный, у него такие добрые и счастливые глаза, что я бы никогда в жизни не подумала, что он такое пережил.

— Сейчас он всё ох**тельно. Мишка помогла ему выбраться из д*рьма.

— Это чудесно, — я улыбнулась. — Такое ощущение, что ваш дед Рома собирал раненные и искалеченные души и умело склеивал их, залечивал.

— Так и есть, Золушка, — хрипло, немного дрожащим голосом ответил парень. — Он знал подход к каждому из нас. Мне иногда казалось, что он мудрец. Пророк. Он читал каждого из нас. Умел подобрать такие слова, чтобы мировоззрение перевернулось. И если бы не он, я бы точно оказался за решёткой. Я это знаю.

— Я безумно рада, что в твоей жизни были и есть такие светлые и прекрасные люди.

Глеб в очередной раз широко улыбнулся и поднёс к губам мою руку, оставив нежный поцелуй на костяшках. Машина остановилась у заброшенного пляжа.

— Пойдём избавляться от ненужного.

Глава 20

Глеб

Моя девочка смотрит на меня огромными и счастливыми глазами, улыбается от уха до уха и выглядит невероятно счастливой. Я не могу сдержать ответной улыбки. В груди растёт огненный шар счастья.

Никогда в жизни не чувствовал себя настолько цельным. Настолько живым. Настолько счастливым. Любимым, чёрт возьми.

Я знал, чувствовал каждой фиброй души, что эта девушка меня любит.

Меня.

Не внешнюю оболочку.

Меня с моими страхами и тараканами.

Просто так.

Не сдержался, перехватил девчонку, перетащил к себе на колени, зарылся носом в волосы. Я дурею от запаха её волос. Даже сквозь запахи шампуня и лака вырываю тот самый. Сводящий с ума. Превращающий меня в щенка, виляющего хвостиком.

Сегодняшний день стал для меня откровением.

Никогда не знал, что можно настолько раствориться в человеке. Раскрыть душу. Обнажить все свои страхи.

И не бояться, что их обернут против меня.

Я верил этой девчонке так, как никому и никогда прежде. В ней я чувствовал то же одиночество, ту же боль, что гложили меня столько лет.

Открыл дверь и, держа Золушку на руках, покинул машину. С заднего сиденья прихватил пакет с уродским платьем и фатой.

Лгу.

Платье было красивым. А Золушка в нём выглядела невероятно. Даже то, что она была измазана в машинном масле, ни капли не портило картину.

Мне сорвало крышу.

Хотя крышу сорвало раньше, когда я проснулся и увидел ленту новостей. Пришёл в бешенство. Я начал одеваться, костеря себя на чём свет стоит. Бесясь на себя за то, что не забрал девчонку ночью. За то, что струсил. Малодушно зассал.

Я смотрел адрес ЗАГСа, где проходила насильственная церемония, когда в дверь позвонили. Открывал нехотя, ожидая увидеть собутыльников родителей.

Но за дверью стояла Снежинка.

Взволнованная и бледная.

— Снежка? Что случилось?

— Глебушка, ты только не волнуйся… Виталина сбежала со свадьбы. Она расстроена, искала тебя. Пришла в мастерскую, я привезла её к тебе.

— Где она?

— Я оставила её в машине. Не хотела… не стала её звать наверх, чтобы…

— Спасибо, — я сжал худые плечи подруги, понимая её заботу без слов.

— Она плачет. И очень нервничает.

— Пойдём, — я засунул ноги в кроссовки.

— Погоди, — Снежана перехватила меня за руку, вынудила развернуться к себе лицом. — Дед Рома когда-то оставил кольца. Ты знаешь, как он любил бабушку Игната. Мы совсем недавно их с Игнашей нашли, когда наводили порядок.