Мятежный (ЛП)

Мои глаза закатываются от удовольствия, и я кричу:

— Да, всего этого.

Грейсон стонет, когда видит, как падает моя первая слеза, берёт в ладони моё лицо, как будто хочет поймать их, и начинает трахать меня по-настоящему. Наши тела сливаются, и мир наполняется им. Лишь им. Только им.

Грейсон вонзается всё глубже, а я взмываю всё выше и выше. Чувствую, как соски касаются его рубашки, чувствую горячее дыхание на лице, его тело в моём — и это всё, что я осознаю, когда мой мир начинает вращаться вокруг своей оси. Его руки не отпускают моё лицо, удерживая, чтобы совершать сильные, быстрые, искусные толчки.

— Вот так, вот так, расслабься, кончи для меня, Мелани, я держу тебя, — бормочет он, целуя меня в шею.

От трения о его рубашку вершинки грудей розовеют, и мне это нравится. Мне нравится его запах, его руки, его голос.

— Да, — выдыхаю я, когда Грейсон толкается сильнее, отчего мой ритм сбивается. Всё, чего я хочу — больше его, ещё больше его, ВСЕГО ЕГО. — Да, да.

Грейсон рычит, запрокидывая голову, вены на его шее вздуваются от удовольствия, когда приближается к кульминации, и я раздвигаю ноги шире, а Грейсон хватает мои бёдра и толкается глубже, наблюдая, как я теряю контроль.

Я начинаю стонать и метаться, каким-то образом осознавая, что его глаза пожирают меня, когда разбиваюсь на миллион пылающих звёзд.

Мгновение спустя выхожу из оцепенения и замечаю, что Грейсон проводит одной рукой по моему мокрому лицу, а другой — по бёдрам, которые покрыты синяками. Это прикосновение заставляют таять что-то глубоко во мне, что больно вспоминать, но прямо сейчас, в его объятиях, нами овладевает умиротворение и покой. Я чувствую это и в Грейсоне. Словно ему нравится вытирать мои слёзы.

Грейсон целует меня в висок и вытирает остатки влаги на моём лице, а я, расслабленно вздыхая, обхватываю связанными руками его шею и прижимаюсь к его груди.

— Никто не действует на меня так сильно, как ты, — объясняю я хриплым голосом.

— Это потому, что я плохой, — говорит Грейсон, скользя ладонью вверх по моей руке, туда, где мои кисти сцеплены на его затылке.

— Я чертовски, — целует он одно моё веко, — плох для тебя, — целует другое веко, потом целует мой рот, и его пальцы снова начинают играть с моей киской. Собственное тело удивляет меня, реагируя даже тогда, когда я думала, что это уже невозможно.

— Готова к большему?

Я киваю.

Не могу выразить словами то, что чувствую, когда он внутри меня, поэтому даже и не буду пытаться. У этого вообще есть название? У такой связи между людьми. Между женщиной и мужчиной, грёбаным засранцем.

Я смотрю на Грейсона, но он меня не пугает.

Он меня завлекает.

Он меня искушает, возбуждает. Заставляет заявить на него права, как будто я возвращаю часть себя, которая когда-то была потеряна.

Мне хочется приручить его. Позволить Грейсону приручить меня.

Он раскатывает на своём толстом члене ещё один презерватив и встаёт на колени, я чувствую себя уязвимой и незащищённой, но прямо сейчас мне не хочется прятаться. Откровенно показываю ему свой голод, облизываю и целую его крепкую шею, Грейсон, ухватившись за талию, толкается в меня. Когда он полностью входит, я непроизвольно вздрагиваю, кусая жилку, которая выступает на его горле рядом с моим ртом.

Урчание, издаваемое им, говорит мне, что Грейсону это нравится. Тебе нравится, когда я агрессивная? Мои глаза распахиваются, и он смотрит на меня сверху вниз с выражением дикой, голодной, собственнической похоти, но в то же время удивительно трепетно и нежно. На этот раз мы трахаемся лениво, без стремительного натиска, что был до этого, наши тела движутся синхронно, пока я не вижу звёзды, пока всё ближе и ближе не подступает ещё одна кульминация.

— Ну давай, кусай меня сколько хочешь, котёнок, — проталкивает Грейсон в мой рот палец, его глаза смотрят на меня, когда я подчиняюсь, облизывая его и пробуя на вкус. — Хочешь, чтобы у тебя во рту оказался мой член? — дразнит меня Грейсон шёпотом, обдавая ухо горячим дыханием. — Хочешь пососать мой член? Укусить его?

Я задыхаюсь от пробудившегося вновь голода.

— Если я его укушу, то укушу сильно. — Обвив руками шею Грейсона, я впиваюсь ногтями в его кожу, бёдра начинают двигаться быстрее, чтобы не отстать от нарастающего ритма.

Его смех, снова тёмный, чувственный, интимный, сливается со скрипом кровати.

— Если ты думаешь, что я боюсь маленьких зубов, тебе нужно было узнать меня получше, принцесса. — Он проводит влажным пальцем по моим губам и тут же кусает нижнюю и втягивает её в рот, толкаясь сильнее, так что из меня вырывается стон.

Я кусаю его в ответ, и Грейсон стонет так сексуально, что это делает секс намного более интенсивным. Моё влажное, уютное лоно жадно сжимает его, потому что я хочу, чтобы он оставался во мне как можно дольше, но это наслаждение слишком абсолютное, чтобы длиться так долго, как хочется мне, хотя мы оба, похоже, пытаемся ещё немного продержаться.

Матрас под нами скрипит от его толчков всё сильнее и сильнее. Я веду себя так шумно, а Грейсон? Он тоже издаёт глубокие, мужские звуки удовольствия.

— Приготовься, принцесса, я так сильно кончаю, — хрипит он.

— Кончай, — умоляю я. Он понятия не имеет, что я умираю от желания почувствовать, как он взрывается внутри меня, взрывается вместе со мной.

Грейсон ждёт, чтобы почувствовать, как я сжимаюсь вокруг него. Затем, как только я оказываюсь на грани, он отпускает и себя. Грейсон кончает во всю мощь, его тело напрягается, как натянутая тетива, и когда я чувствую, как он дёргается во мне, а его руки стискивают мои бёдра, внутри взрывается удовольствие и меня трясёт с такой силой, что невозможно держать глаза открытыми.

О.

Мой.

Бог.

Я лежу в полной тишине, с трудом осознавая, что Грейсон меня развязывает. Он потирает подушечками больших пальцев мои запястья, затем откидывается на спину и смотрит в потолок, его грудь вздымается, кольцо в соске блестит, отражая свет от пробивающихся сквозь окно солнечных лучей.

Солнце уже встаёт. Я очень не хотела, чтобы оно поднималось, потому что ещё не хочу уходить.

Молча иду в ванную, а когда возвращаюсь в постель, Грейсон смотрит на город, выглядя измотанным, но удовлетворённым. Рубашка вся измята, волосы растрёпаны, красивый рот распух. Мне пора идти. Наверное, пора. Вместо этого я смотрю на Грейсона, на его губы и думаю, сколько женщин целовали эти губы.

Много, Мелани.

Он предупреждал держаться от него подальше, но я не чувствую опасения. Где-то в глубине души мне кажется, что Грейсон морочит мне голову. Иначе зачем бы дарить мне колье? И почему он снова и снова бросает на меня ЭТОТ ВЗГЛЯД?

Однако, мне пора идти, и я возвращаюсь к большой кровати, обшаривая взглядом пол в поисках платья, хотя одна только мысль о том, что придётся возвращаться домой одной, вызывает у меня тошноту. Я могла бы позвонить Пандоре, но тогда нужно быть готовой к тому, что она устроит мне вынос мозга.

— Ты знаешь, где моё платье? — шепчу я ему.

Грейсон распахивает передо мной простыню, его глаза прикрыты, а голос хриплый от усталости.

— Да, я его убрал, чтобы не было беспорядка. Иди сюда и поспи немного.

О боже, у меня правда нет никакого желания уйти, но совсем необязательно, чтобы он знал, как сильно я хочу остаться спать сегодня ночью здесь.

И вот я стою, голая и неуверенная в себе.

— Я не собиралась оставаться, — говорю я, но он смотрит так, словно отдаёт мне приказ. Это очень странно. Я никогда не встречала никого, кто бы мог одним взглядом устанавливать такой контроль.

Ловлю себя на том, что, уступив его силе, покорно направляюсь к нему. Губы Грейсона растягиваются в улыбке, когда он поднимает простыню выше, и я вижу под ней его обнажённое тело.

Сажусь на краешек кровати и быстро заплетаю волосы, иначе мне не заснуть: просто терпеть не могу, проснувшись, чувствовать их на своём лице. Потом скольжу к нему в постель, испытывая удивительную неловкость.