Дикарь

— Кто? Данила?! Да вы что? Скорей всего, он умчался в «Лошадиный остров».

— Куда? — Устав натягивать на уши капюшон, поворачиваюсь к дому и иду за шапкой.

Не хватало ещё, чтобы у меня появился насморк. Или на губе либо глазах вскочила какая-нибудь простудная гадость. Захожу в дом, поднявшись по ступенькам крыльца. Староста идёт за мной. Беру перчатки, шапку, обматываю вокруг шеи шарф.

— Вы бегаете за дикарем и не знаете, что такое «Лошадиный остров»?

Тут же на кухне крутится Степанова. Теперь они смеются вместе. А меня коробит слово «бегаете». Уткнувшись в зеркало, несколько раз поправляю головной убор.

— Ну говорите уже. — Раздражённо оборачиваюсь.

— Это агроусадьба в двадцати минутах от деревни. Раскидистые дубы, заливные луга вдоль реки.

— Он там конский навоз убирает?

— Он там командует. Идёмте, я вас подвезу.

Открыв рот, иду за старостой.

— Машину не водите? — спрашивает, качаю головой, а Семён помогает усесться на переднее сиденье. Сразу видно, воспитанный, хороший человек, не то что некоторые.

С таким мужиком не пропадёшь. И не надо будет выискивать деньги для погашения долгов.

— У этих «рено» замечательные возможности, — имеет в виду свою машину, — вы, Забава, не смотрите, что краска облупилась, эти внедорожники самое то для наших дорог: неубиваемая подвеска, большие багажники.

— Ага, — киваю в ответ, а думаю о своём.

В машине Семён старается мне угодить: то отодвигает кресло, то придвигает, от приоткрывает окно, то закрывает, то предлагает воду, то сует какое-то печенье. А я уже вообще ничего не понимаю. Елизавета преподнесла мне дикаря как альфонса, который не отдаёт ей бедной вероломно захваченную половину квартиры, а оказывается, у него есть лошади. Настоящие? Штук пять, не меньше?! Агроусадьба?! Это как так?!

Ещё какую-то бабу вокруг пальца обвел?

Семён высаживает меня у входа на территорию. Сообщает, что ему нужно в город и что на обратном пути он меня завезёт к Степановне. Желает удачи в скорейшем свершении моих планов. Выдохнув, выбираюсь наружу. Под деревом, чуть вдалеке, стоит машина дикаря. Сердце ускоряет бег. Скорее всего, это от ненависти к нему. Так сильно его не выношу, что аж задыхаюсь от предвкушения очередной встречи.

Я вижу целое поле, покрытое снегом, загоны и между ними извилистые, протоптанные людьми тропинки. Нигде никого нет. Завывает ветер, то и дело поднимая комья снега. Из школьной программы я помню, что зимой вроде бы, как и летом, занимаются верховой ездой, только когда нет сильного ветра. И, кажется, избегают прогулок в снегопад или дождь, катаются, пока на улице светло. И, как маленьких детей, лошадок выгуливают по времени, до часа в день. Но это то, что я помню. А как там на самом деле, я не знаю.

— Это работа. Это работа! Всего лишь работа! Я буду сильной! Я не буду с ним ругаться! Я попрошу по-человечески! Зачем ему квартира, когда у него есть лошади, дом, стойла и загоны? А вон там ещё какой-то сарай. — Направляюсь к конюшне.

Внутри довольно тепло, пахнет сеном. Просунув голову между рейками ограждения, довольно фыркнув, на меня смотрит красивая коричневая лошадка. С блестящей шкурой, мускулистым ухоженным телом. У неё великолепная крупная голова, большой нос и шоколадного цвета глаза. Забыв обо всём, быстро сдёргиваю перчатку и прикасаюсь к красивой морде. Улыбаюсь, наслаждаясь моментом. Этим чудесным единением с природой.

— Зачем пришла?!

Вздрагиваю, прерванная злым глубоким голосом дикаря. И сердце опять пускается галопом. Поворачиваюсь к нему, пытаюсь придать лицу как можно более деловой вид. Но, рассмотрев его, тут же теряю нить разговора.

Он может хоть раз предстать передо мной в нормальном виде? Чтобы я, глядя на него, не вспоминала, что у меня сто лет не было секса?

На дикаре вымазанные на коленях синие джинсы с подтяжками, последние спущены и свободно болтаются на мускулистых бёдрах. Выше — серая футболка-поло с V-образным вырезом и короткими рукавами, подчёркивающая рельефную грудь и сильные руки. На ладонях рабочие перчатки, кажется, он таскал сено. Вспотел, разделся. У меня пар валит изо рта, а он опять полуголый. Ну что за горячий мужик? Ему что, вообще не бывает холодно?

— Я повторяю вопрос. Это частная территория. Зачем ты сюда пришла?!

Неподвижные чёрные глаза смотрят на меня в упор, гипнотизируя беспощадной жестокостью.

Глава 5

Глава 5

Дикарь меня не испугает. Пусть хоть дырку во мне своим жёстким взглядом проделает. Главное — результат. И я планирую биться до победного конца.

— Даниил Александрович, — начинаю спокойнее, — наше знакомство было не очень удачным, хочу извиниться. И прошу вас поставить подпись.

— Не поставлю. Иди, — смеряет меня мрачной чернотой своих глаз и возвращается к работе.

Сжимаю зубы. Выдыхаю носом. Ужасно, что он даже разговаривать со мной не желает. А я вынуждена с ним общаться, уговаривать. Не могу. Я просто не могу с этим смириться.

— Не уйду, Даниил Александрович! Пока не выполню свою работу.

— Уйдёшь!

Оценивающий взгляд прогуливается по мне от кончиков торчащих из-под шапки волос до самой подошвы сапог. Внимательно. Жёстко. Пронзительно. Двусмысленно. От этого взгляда мне становится не по себе. Меня аж передергивает от страха перед едва знакомым мужиком. Пусть и привлекательным внешне. Чем он лучше Петра и его дружков? Только что красивее. И кажется более образованным. А на деле смотрит так же — как на доступную и безнравственную.

Вцепившись в очередной тюк сена, дикарь перетаскивает его от входа в угол, где уже сложено несколько таких же. При этом его руки напрягаются, превращаясь в сплошные мускулы.

Смотрю на него. Хочется сунуть ему бумагу, получить заветную закорючку и бежать отсюда как можно скорее. Я лучше пешком пойду до дома Степановны, чем буду испытывать неконтролируемое странно-постыдное женское любопытство к этому дикому самцу, который меня ни во что не ставит. Но отчего-то манит своей животной аурой. Гормоны, гормоны, гормоны! Они всему виной. Сколько они сгубили судеб. Подошло время рожать, и несчастный организм цепляется взглядом за любое более-менее пригодное для этого существо мужского пола.

Постельная шизофрения. Просто возмутительно и неправильно, что я не могу перестать смотреть, как какой-то потный мужик таскает сено. Не надо мне ничего. Я хочу лишь выполнить свою работу.

Кусаю губы, набираясь смелости. Он мне очень сильно не нравится. Больше того — он меня пугает.

— Вот смотрите, Даниил Александрович, вы хотите, чтобы я уехала?

— Мечтаю, — хрипит и, грозно прищурившись, продолжает работать.

От этих его многозначительных взглядов все слова застревают в горле. Дальше продолжать сложно. Мне неловко. Со старостой Семёном я просто говорю, что хочу. А здесь не получается. Мешает кровь, что шумит и пульсирует в ушах. Это точно страх, по-другому не может быть. Он снова сделает со мной что-то плохое. Точно. Я просто боюсь его. Хоть и уговариваю себя, что не страшно, на самом деле опасаюсь за свою жизнь. Трясусь до чёртиков.

Фразы сами собой теряются. Чур меня чур от подобных типов. Елизавета правильно сделала, что выгнала его в шею. У него тайна есть какая-то. Мучит женщин на расстоянии. Причём бабы понимают, насколько он гнусный, жестокий, отвратительный тип, но в груди странно горит, и дыхание успокоить не получается. Бывшая жена даже квартиру по глупости в браке купила. И документы как следует не оформила. Всё теперь пополам. Ничего же не докажешь. Демон, не иначе. И я её понимаю. Прям кожей чувствую.

— Даниил Александрович, — нельзя смотреть ему в глаза, надо куда-то между или выше, — я с большим удовольствием уйду, когда вы подпишете бумаги. Это просто. — Он приостанавливает свою деятельность и смотрит на меня с нескрываемым высокомерием, как на дурочку, а я продолжаю: — Очень просто, если вы, конечно, умеете писать. Если нет, то поставьте крестик, я покажу, где именно.