До победного дня

Плита была странной, больше напоминавшей что-то очень старое, но разжечь ее удалось. Очень пригодились рассказы ветеранов, приходивших в их детский дом, когда еще был Союз. Вода из крана текла плохо, но текла, что позволило подумать о супе, чем Гриша и занялся. Он готовил немудреную пищу, думая о Маше. Осознавая, что теперь у него есть повод и смысл жить, мальчик улыбнулся. Именно забота о девочке давала ему смысл жизни сейчас, как ни дико это было осознавать. Одним своим существованием Машка дала Грише смысл и цель в жизни, что было очень важно. Особенно в их нынешней ситуации.

Процесс готовки думать не мешал, поэтому мальчик анализировал. Они ехали в автобусе, потом что-то случилось, все, видимо, начало взрываться. Могло ли это быть в результате войны? Подумав, Гриша понял — вполне. Но если так, то в автобусе больше никого не осталось, и их двоих не ищут. Это было, по его мнению, хорошей новостью. Дальше… Они в городе, чем-то знакомом, кстати. Люди вокруг говорят по-русски, значит… Вот что это значит, мальчик не особо понимал. Впрочем, навык воровства у него был, а он точно знал — если не наглеть, то внимание «смотрящих» на себя не обратишь. Значит, жить было, по идее, можно.

Теплой воды, ожидаемо не было, а как зажигать висевший над кранами агрегат, Гришка не знал, поэтому согрел поды для Машки в кастрюле, что было, по его мнению, вполне логично — девочка же. Убедившись в том, что все готово, мальчик двинулся к вороху одеял.

Глава 3

Проснулась Маша от того, что ее как-то очень ласково гладили по лицу. Ощущение было непривычным, давно не испытанным, потому глаза девочки сразу же раскрылись. Увидев Гришу в каком-то явно толстом свитере, Маша удивилась. Еще больше девочка удивилась, услышав то, что ей говорил этот точно необыкновенный мальчик, заботившейся о ней, как никто и никогда. Наверное, прошлое девочки стерлось, но теперь… Ничем ей не обязанный Гриша заботился, как будто она была ему кем-то близким. Впрочем, положа руку на сердце, Маша уже была согласна, пожалуй, на все. Очень уж страшно было.

— Я тебе согрел воды, чтобы ты могла умыться, — сообщил Гриша, осторожно разбудив Машу. — И еще у нас есть завтрак, правда только на один раз… Но он есть!

— Чудо просто, — улыбнулась девочка, вылезая из-под одеял и разглядывая то, что ей протянул мальчик. — Спасибо… — смутилась она.

Такая забота была непривычной, даже очень. Маша, немного подумав, убежала в сторону удобств, каким-то шестым чувством их найдя. Впрочем, вариантов было немного, поэтому девочка и не растерялась. Все вокруг было каким-то несовременным, впрочем, сантехника от приютской отличалась мало. Еще ее удивлял тот факт, что Гриша не пошел за ней подглядывать, хотя, насколько она знала, это было бы нормальным.

Пока Маша умывалась, Гриша рассматривал найденную в почтовом ящике газету. Обычная газета, с привычной советской символикой, за последние годы слегка подзабывшейся, привлекала взгляд не статьей о Ленинграде, а датой. Даже если она пролежала в почтовом ящике несколько недель, дела это не меняло. За окном действительно была война, только совсем не та, о которой изначально думал Гришка. Он смотрел в газету, а перед глазами вставало Пискаревское кладбище. Теперь он понимал, и где они оказались, и когда, и что их обоих ждет. Осознавать это было сложно, но Гриша понимал — детство кончилось, начинается жизнь, в которой он просто обязан сохранить Машку живой.

— Кушай, — налив в тарелку уже тепло одетой девочки получившуюся похлебку предложил Гриша. — Я еще лепешку сделал, ее можно будет растянуть на подольше.

— Интересно, что происходит… — задумчиво протянула Маша, заметив какой-то очень тоскливый взгляд мальчика. — На ядерную войну не очень похоже.

— Да… — Гриша помолчал, не зная, как сказать о том, что он обнаружил.

— Рассказывай, — попросила девочка, понимая, что новости ей совсем не понравятся.

— Только не плачь, ладно? — попросил мальчик, все еще чувствуя себя не очень хорошо от таких новостей. Он налил кипятка в чашки, потому что нужно было греться. По крайней мере сам Гриша так считал. — Мы в Ленинграде, а сейчас ноябрь сорок первого года.

— Ты прикалываешься[1]? — с подозрением поинтересовалась Маша, а мальчик в ответ на это просто протянул ей обнаруженную газету.

Маша знала о Блокаде Ленинграда. Да все о ней знали! Девочка понимала, что их ждет — голод, холод, возможно, смерть. Умирать очень не хотелось и в таком настроении она, конечно же, вцепилась в Гришку. Читая газетные статьи, Маша понимала, что одна она просто не выживет, потому что не знает ничего о городе Ленина этих годов. Да и о Блокаде только то, что им вдалбливали. Становилось все страшнее, но мальчик явно понимал, что происходит и что нужно делать, потому девочка решила просто довериться.

К вечеру кушать хотелось уже очень, но Гриша решил потерпеть, скормив треть лепешки Маше. Ему было не внове ложиться спать голодным, а девочке, по его мнению, это было вредно. Маше было очень стыдно, но отказаться она не могла. Просто не хватало моральных сил отказаться от еды. Ночью несколько раз выла сирена воздушной тревоги, но Грише было жалко будить Машу, а взрывы били далеко, поэтому он решил, что опасности нет.

Утро началось с понимания — если не раздобыть еды, они просто умрут с голода. По фильмам и мемориалу, Гриша помнил, что нужны какое-то карточки, только не помнил, какие именно и где их взять. Съев маленький кусочек хлеба и отдав остаток Маше, он объяснил девочке создавшееся положение так, как понимал его сам.

— Нам нужно найти еды, а то от голода умрем, — Гриша совсем не хотел пугать Машу, но и обманывать ему было неприятно.

— Пошли искать? — спросила девочка, одеваясь. О карточках и особенностях питания во время Блокады она и не вспомнила. Чужие вещи Маша восприняла безропотно, ничего не сказав по этому поводу.

— Давай поищем тут сначала, вдруг найдем чего-нибудь? — предложил Гриша.

— Давай! — улыбнулась ему Маша, уже принявшая лидерство мальчика.

Маша начала с комнаты, Гриша с кухни. Оба искали очень внимательно, пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, но ничего не находилось. Серый лист бумаги с цифрами и годом нашла Машка, но не стала вчитываться, а просто положила его на стол. Гриша же осматривал комнаты, так ничего и не обнаружив. Прилично утомившись, он вернулся туда, откуда все началось и увидел найденное девочкой. Буквально подбежав к столу, мальчик вчитался…

— Маша! Маша! Ты знаешь, что это? — радостно спросил он у девочки.

— Что-то важное? — заинтересовалась она.

— Это карточки! Карточки, Маша! Они очень-очень важные! — воскликнул Гришка. — Живем!

— Карточки… — Маша попыталась вспомнить, но не смогла, опять доверившись мальчику.

Выйдя из подъезда и запомнив его расположение по ориентирам, Гриша повлек девочку дальше по улице, осматриваясь. По улицам ходили люди, не обращая на него с Машей никакого внимания, а мальчик искал хлебный магазин, даже не представляя себе, как он должен был выглядеть. Только успев увидеть надпись «Булочная», мальчик был вынужден опять бежать в бомбоубежище — завыла сирена, да громкий голос сказал о воздушной тревоге.

Мальчик понимал — окружающие его люди знают, где убежище, поэтому нужно бежать с ними. Так они добежали до очередного подвала, усевшись в темном углу. В этот раз тут было хорошо слышны бахи и бухи сверху, пару раз возникало ощущение, что трясется вообще все, даже сверху что-то посыпалось. Но вот окружавшие их люди о чем-то переговаривались, успокаивая пугавшихся детей. Маша, блестя глазами, но стараясь не плакать, прижалась к плечу Гриши, а он уже вполне привычно обнял ее.

В этот раз бомбили долго, казалось, что почти вечность, но рядом с Гришей Маше было как-то очень спокойно, поэтому она просто прикрыла глаза задремывая. Внезапно люди зашевелились, принявшись вставать, поэтому Гриша девочку решил разбудить. Судя по всему, прозвучал отбой. Когда люди начали выходить, вышли на улицу и они вдвоем, двинувшись дальше, к уже раз замеченной булочной, у которой стояла длинная очередь. Не решившись лезть вперед, Гриша дисциплинированно пристроился в самый конец. Судя по всему, предстояло долгое ожидание.