Каникулы с дядюшкой Рафаэлем

— Дядюшка, правильно мы идём к Красному камню?

А-а, да это экскурсанты какие-то! Никакого дядюшки вблизи не видно. И я иду дальше своей дорогой, а сам в душе немножко злорадствую. «Вот и они почему-то спать не стали, тоже, видно, им мухи покоя не дают», — думаю я об экскурсантах. Это семь или восемь человек, идущих через лес.

— Дядюшка, правильно ли мы к Красному камню идём? — спрашивают они во второй раз.

Я останавливаюсь, гляжу во все стороны. К кому же это они обращаются?

А они снова:

— Дядюшка!

— Меня вы, что ли, спрашиваете?

— Мы правильно на Красный камень идём?

— Какой я дядюшка! — протестую я, думая, не обидеться ли мне на них всерьёз.

— Пожалуйста, мы вас спрашиваем…

— Да какой я вам дядюшка!

Они, приглядевшись, разражаются смехом.

— Извините нас! — говорит один. — Ваша шляпа нас с толку сбила.

— Шляпа?

— Шляпа и палка.

— Шляпа-то дедушкина!

Они смеются ещё громче.

— Шляпа дедушкина, а палку я взял грибы искать.

Я показываю дорогу на Красный камень, хотя и поругиваю их в душе, и отправляюсь искать грибы. Тот, кто ходит по грибы, знает, что самое трудное — найти первый гриб. Найдёшь один, а там уже ходишь взад-вперёд, стараясь не слишком далеко отойти от того места, где нашёл первый гриб, и не наступить случайно на его собрата. Но из-за этого первого столько ходишь, что и супа грибного не захочется. Грибы искать — то же самое, что рыбу ловить. Сидишь у воды, полчаса сидишь, с поплавка глаз не сводишь, а он когда-то ещё дёрнется. Вот тебе на! Наживку-то рыба съела — и до свиданья! Хорошо так посидеть! Да только если терпения нет, и рыбу ловить не затевай. То же самое и по грибы ходить, как я уже сказал. Ходишь, ходишь, все глаза проглядишь, и вдруг — вздрогнешь даже! — тебе белый гриб померещится, а на поверку выходит, что стоит перед тобой этакий дурацкий мухомор в красной шляпке, которую чуть не за сто метров видать. Но если тебе взбредёт иной раз в голову мухомор найти, чем угодно ручаюсь, что ты по лесу проходишь самое малое часа два. А сейчас ни с того ни с сего он тебе на глаза лезет. Все эти поиски рано или поздно прискучат, вот тогда счастье тебе и привалит. Вот он, гриб-то! Чуть я на него не наступил! Бедняга! Вздохнёшь только, может, и сам не поймёшь, как тебе досадно. Знаю я всё это. Наступил на гриб, а у самого сердце кровью обливается. На местах, где мох растёт, кое-что ещё видно, но там гриб и другие сразу увидят, значит, одно на одно выходит.

Я брожу по лесу часа полтора уже, а нашёл всего несколько лисичек и два крохотных белых грибка, которые едва-едва выглядывали из земли. Они росли вблизи от того бедного гриба, на который я наступил. И снова я чувствую досаду. Ещё на опушке поищу — и отправлюсь домой. Скажу маме, что грибы не растут: дождичка бы надо на два-три денька.

— Винцко-о! — вдруг слышу я чей-то протяжный голос.

— Ау-у-у! — откликаюсь я так же протяжно и оглядываюсь. — Кто меня звал?

— Винцко! Нашёл уже что-нибудь?

— Что-о?

— Спрашиваю: нашёл что-нибудь?

— Да так, кое-что!

— Верно. Если ходить, так всегда кое-что найдётся. И я нашёл кое-что.

— Поглядеть можно?

— Что?

— Можно ли поглядеть, спрашиваю?

— Отчего же не поглядеть? Ведь я кое-что нашёл. Если ходить, всегда кое-что найдётся, — повторяет он ещё раз.

В деревне у нас дядюшка Еле́менский один из самых завзятых грибников. Всегда, отправляясь по грибы, берёт он рюкзак и, пока не наполнит его доверху, из лесу ни за что на свете не уйдёт.

Я подхожу к дядюшке Елеменскому, заглядываю в рюкзак, и у меня от зависти дух захватывает.

— Здо́рово! — невольно восклицаю я. — Да ведь у вас почти полно.

— Полно, как же! — смеётся он мне прямо в лицо. — Туда их войдёт ещё во-он сколько — половина твоей корзинки, — говорит он, показав на мою плетушку.

— А я думал, что грибов-то вовсе ещё нет!

— Нет? Если с толком ходить, всегда кое-что найдётся, — повторяет он уже наверное в третий раз.

И вдруг он, вскрикнув словно ужаленный, подскакивает ко мне, нагибается и прямо у меня из-под ног выхватывает белый гриб.

— Ты, кажись, ослеп!

— Что?

— Иди-ка ты теперь куда-нибудь отсюда подальше!

— Почему?

— Теперь ты, парень, здесь мне не нужен… Оставь его! — закричал он, когда я тут же заметил ещё один белый гриб.

Я выпрямился, обчищая гриб. Дядюшка Елеменский мигом очутился около меня.

— Отдай! — приказал он и протянул ко мне руку.

Я глаза вытаращил.

— Отдай же! Не понимаешь? А тот гриб кто нашёл? Ты или я? Уж очень ты ловок — дружка из-под носа выхватить! Ты вообще-то знаешь, что такое дружок у грибов?

— Что же?

— Ну знаешь, я не виноват, что у тебя понятия никакого нет о таких важных вещах. Грибник найдёт какой-нибудь гриб, и все остальные, что поблизости растут, принадлежат тому, кто нашёл первый. Грибы, что в одном месте растут, вроде бы как одна семья. Все они братья или друзья. Друзья! Так ведь и говорится: грибную семейку в один кузовок кладут.

Он выхватил у меня белый гриб и сунул его в свой рюкзак.

— А теперь чеши отсюда! — приказал он мне, показывая на дорогу.

Я ни с места, в себя никак прийти не могу.

— Не слышишь, что ль?

Я ушёл в конце концов. Хоть и злился я, но и весело было мне. Всё-таки мне повезло. Пока я добрался до дороги, ещё четыре больших гриба мне попалось. Все четыре росли на одном месте. Ну, а что, если и пятый там же ещё остался? Дядюшка Елеменский пойдёт за мной и, может, найдёт его. Гм… А грибную семейку, мол, в один кузовок кладут!

ВСТРЕЧА С ДЯДЮШКОЙ РАФАЭЛЕМ

Когда я вышел из лесу, первым делом встретился мне дядюшка Томашович. Тот самый, что в духовом оркестре на корнете играет. Дядюшка Томашович играет первый голос, дядюшка Белай — второй. Оба они люди хорошие, и оба, с тех пор как начал я учиться на геликоне играть, со мной подружились. Иной раз остановят меня на улице, а ребята глаза таращат: о чём это я со взрослыми говорю?

— Сколько диезов в c-dur? — всякий раз пристаёт ко мне дядюшка Рафаэль.

— У c-dur нет диезов.

— У c-dur нет диезов? — глядя на меня, щурится дядюшка Рафаэль. При этих словах он как-то так чудно́ горбится, и все ребята, которые это видят, покатываются со смеху.

— У c-dur ничего нет.

— В самую точку попал! — восклицает дядюшка Рафаэль. После этого он расправляет плечи и накидывается на мальчишек: — Вы-то чему смеётесь?

— А мы не смеёмся.

— Ну и сыпьте отсюда!

Он топает ногой, и им приходится отступить.

Сейчас он на моё приветствие ответил и тут же меня проверять принялся.

— На какой счёт вальс играют? — спросил он.

— Вальс играют на счёт три.

— На какой счёт польку играют? — продолжает он свой допрос.

— Польку на два.

— А марш?

— Тоже на два.

— Вижу, ты вперёд подвигаешься, — похвалил он меня. — В мою книжку заглядывал?

— Заглядывал.

— Хорошая книжка… По ней мальчуган вроде тебя многому научиться может. Не врёшь, в самом деле заглядывал?

— В самом деле…

Он улыбнулся мне и дальше было пошёл, но вдруг вспомнил о чём-то.

— Послушай-ка! А тебе не хочется подработать? — спросил он.

— Подработать? А где?

Сперва я подумал, что, видно, он по грибы собрался, а сейчас, когда меня встретил, передумал и предпочитает у меня грибы купить.

— По-моему, подработать ты был бы не прочь.

— Подработать? А где?

— Вместе со мной.

— С вами?

— Ну да.

— Но ведь вы коров пасёте?

— Да, коров пасу. Ну так что? Плохая разве работа пастухом быть?

— Работа ничего.

— Тебе, кажись, не больно по вкусу такое дело. Ты доктор, что ли?

— Не-ет.

— Я о тебе подумал вот почему. Знаешь, сколько у меня коров в стаде? Сто двадцать!